Непризнанные республики постсоветского пространства: критерии признания

Истек срок, установленный Советом Безопасности ООН для определения статуса бывшего автономного сербского края Косово. По-прежнему единства позиций по этому вопросу не существует. США, Великобритания, Франция, Германия поддержали предоставление Косово независимости по плану Марти Ахтисаари, Россия по-прежнему выступила против этого предложения. Среди государств Европейского Союза также нет полного взаимопонимания. Кипр, Испания, Словакия, Румыния, Греция смотрят на будущее самоопределение Косово со скепсисом. «Достижение договоренности возможно лишь в том случае, если Россия присоединится к Евросоюзу и США в поисках решения. Она сделала это в 1999 г., когда США и НАТО в течение 77 дней бомбили Сербию, и эта группа – Марти Ахтисаари от ЕС, Строуб Тэлботт от США и Виктор Черномырдин от России – добилась резолюции 1244 от ООН, которая прекратила бомбардировки и ввела опеку ООН над Косово. Сегодня же Путин играет в совершенно другую игру. Именно он позволяет сербам сопротивляться». С таким комментарием выступил «архитектор» Дейтонских соглашений 1995 года по Боснии и Герцеговине Ричард Холбрук.

Впрочем, как бы ни развивались отношения «великих мира сего» относительно Косово, можно констатировать следующее. По степени интенсивности обсуждения проблема самоопределения непризнанных республик опередила многие другие, не менее важные проблемы мировой политики. Сейчас эта проблема, до какого-то момента обсуждавшаяся в рамках «постсоветского дискурса», вышла на международный уровень. Этому помогло не только Косово. 2006-й год стал годом другого самоопределения на Балканах - черногорского. В результате на карте мира появилось (впервые после 1918 года) независимое Черногорское государство (на сей раз - в виде республики). И хотя Черногория, в отличие от Косово, никогда не существовала в формате непризнанного государства, сама возможность нарушения принципа территориальной целостности и этнополитического самоопределения вызвала повышенный интерес у лидеров de facto образований постсоветского пространства.

Фактически мы можем говорить о «балканизации» постсоветского пространства. В данном случае под «балканизацией» мы понимаем инструментальное использование косовского и черногорского прецедентов в борьбе за собственное этнополитическое самоопределение. Триумф идеи и практики этнического самоопределения на Балканах становится причиной ожиданий международного признания в Нагорном Карабахе, Абхазии, Южной Осетии и Приднестровье. В личных беседах с представителями карабахского МИДа и депутатами нагорно-карабахского парламента мне не раз доводилось слышать, что весьма пассивное участие НКР в проекте СНГ-2 (в интеграционных проектах и союзах с другими непризнанными образованиями на постсоветском пространстве) объясняется только одним: НКР хочет получить признание, не отягощенное «дурными связями» с режимами, вызывающими «неоднозначную реакцию» на Западе. Отсюда и чрезмерная чувствительность карабахского истеблишмента к требованиям демократизации режима, и буквальное копирование косовского принципа «сначала стандарты, потом – статус».

Можно говорить о том, что ситуация в Косово и Черногории не имеет ничего общего с этнополитическими конфликтами на постсоветском пространстве. Как выразился недавно официальный представитель Госдепартамента США Шон Маккормак, каждый этнополитический конфликт на территории СНГ «имеет свои уникальные особенности, к рассмотрению которых нужно подходить с учетом их особой специфики». Можно также говорить, что апелляция лидеров НКР, ПМР и Абхазии к неким «правовым принципам», нормам международного права наивна, поскольку в основу разрешения того или иного конфликта положены политические решения, а не статьи Устава ООН или других авторитетных международных институций. Однако нельзя спорить с очевидным: «балканизация» постсоветского пространства началась. Пока же, не дожидаясь эха Черногории и Косово на Балканах, к этим казусам апеллируют лидеры непризнанных государств постсоветского пространства. Борьба за международное признание с опорой на балканские прецеденты будет происходить, несмотря на самые разные отличия.

В этой связи перед Россией как самым крупным (и одновременно самым влиятельным) государством на постсоветском пространстве встает вопрос о том, какую линию поведения избрать в условиях «балканизации»

СНГ-2. Можно продолжать сохранять статус-кво, надеясь продлить это состояние на неопределенное время (а там видно будет), или же попытаться в случае с признанием Косово сыграть на обострение, признав в качестве «симметричной меры» Абхазию, Южную Осетию, НКР и ПМР. В первом случае Россия продолжит свой курс на нерушимость советских границ, то есть признание административно-территориальных границ между субъектами бывшего СССР как государственных рубежей. Во втором – начнет серьезный геополитический передел «советского наследства». Правда, последствия такого передела могут быть самыми непредсказуемыми.

В случае реализации второго сценария России нужно быть готовой к серьезному противодействию как со стороны тех, кто пострадает от таких действий (они группируются сейчас вокруг ГУАМа), так и со стороны США и Европы. В этом случае главной задачей будет не только решиться на признание той же Абхазии или Южной Осетии специальным декретом, но и суметь в случае обострения ситуации «не отступиться от принципов» и обеспечить безопасность наших союзников. В случае с Южной Осетией и Абхазией это будет проще реализовать. Между этими образованиями и РФ существует общая граница. Но как быть в случае с признанием ПМР, которое неизбежно повлечет за собой ответные меры со стороны Кишинева и Киева? Ведь границ с Приднестровьем Россия не имеет. Не легче будет и с НКР, у «патрона» которой, Армении, как и у самого Карабаха, тоже нет общей границы с РФ. Зато жесткая реакция со стороны Азербайджана, Грузии и Турции здесь гарантирована. Если же допустить, что Россия сначала признает новые государственные образования, а потом под давлением извне пойдет на попятную, это действительно будет крупнейшей «геополитической катастрофой» для нашей страны. Во всяком случае, с момента распада СССР.

В этой связи напрашивается вывод – Россия не должна форсировать процесс признания непризнанных образований, то есть выполнять политическую волю Сухуми, Цхинвали, Тирасполя или Степанакерта. Устремления стран СНГ-2 понятны. Они могут даже вызывать политические симпатии (особенно если помнить о причинах, приведших к появлению самопровозглашенных республик). Однако отождествлять их политические интересы с интересами России было бы неправильно. Россия – не маленькое региональное государство, а участник «концерта» великих держав. Следовательно, ей нужен точный подсчет ресурсов и возможностей в политике по отношению к непризнанным государствам. Очевидно, что международное признание ПМР, Абхазии или Южной Осетии не должно стать исключительно российским признанием. Иначе возможна «балканизация» уже самой России, превращение ее в «большую Сербию» с предсказуемыми последствиями. России необходим поиск союзников в деле изменения конфигурации постсоветского пространства. Но для этого нужны, во-первых, внятные аргументы, зачем, собственно говоря, вся эта тяжба о непризнанных республиках, а во-вторых, – четкие критерии признания государств, которые РФ могла бы предложить и мировому сообществу в целом.

Российской дипломатии следует отказаться от таких фантомов, как «постсоветская реинтеграция», «восстановление позиций великой державы» и т.п. Любая дестабилизация этнополитической ситуации («разморозка» конфликтов) в Южной Осетии и в Абхазии чревата разрастанием внутриполитических конфликтов на российском Северном Кавказе. С другой стороны, в условиях роста этнополитической напряженности в Дагестане и в Ингушетии Россия не может позволить себе и такую роскошь, как поощрение политики «собирания земель» президентом Саакашвили. Между тем Грузия никоим образом не меняет принципиальных основ своей политики, предлагая для Цхинвали и Сухуми только воинственную риторику. Сегодняшние реалии таковы, что реинтеграция Южной Осетии и Абхазии (как понимают ее в Тбилиси) будет лишь попыткой военного реванша на территориях непризнанных образований. Отсюда, из нежелания видеть новые вооруженные конфликты у границ России, и может происходить наша заинтересованность в признании этих образований. В случае же с ПМР и НКР ситуация иная. Именно карабахская и приднестровская проблемы выводят нас на такую тему, как критерии признания государств.

Первым критерием признания непризнанных образований могла бы стать их государственная состоятельность. Почему нельзя признавать Косово? Вовсе не из-за православных сербов, а потому, что там государственное управление подменено клановой системой. НКР и ПМР – во многом состоявшиеся государства. И именно этот факт является главной причиной невозможности их реинтеграции с бывшей метрополией мирным путем (а военный мы не рассматриваем). Состоятельность НКР и ПМР как государств признают и многие западные эксперты.

Вторым критерием могла бы стать способность метрополии контролировать «мятежную территорию» любыми другими путями, кроме таких, как депортация или этническая чистка. Готовы ли сегодня Тбилиси и Баку к такому сценарию? Что, кроме фраз о «широкой автономии», готовы дать Грузия – Абхазии и Южной Осетии, а Азербайджан – Карабаху? Ведь в случае реинтеграции Азербайджан получает в качестве новых граждан армян, а Грузия – осетин, абхазов, тех же армян, русских… Другими словами, реинтеграция должна признаваться невозможной, если она влечет за собой военный конфликт.

Третьим критерием могло бы стать наличие демократических процедур в непризнанных образованиях. Между тем во всех странах СНГ-2 проведено по несколько избирательных циклов, произошла смена лидеров через выборы (крайне сложная процедура для постсоветского пространства). В одном только Нагорном Карабахе, начиная с 1991 года, прошло 2 референдума, 4 избирательные кампании по выборам президента. В Карабахе прошло 3 кампании по выборам в органы местного самоуправления (1998, 2001 и 2004 гг.). При этом в 2004 году мэром столицы НКР Степанакерта стал Эдуард Агабекян (представитель оппозиционного «Движения-88», политический оппонент тогдашнего президента Аркадия Гукасяна). За постсоветский период в Карабахе состоялись 4 парламентские кампании (1991,1995, 2000, 2005). Может ли подобным похвастать Грузия, чьи президенты сменяли друг друга в череде революций, или Азербайджан, где были и революционные смены (в начале 1990-х гг.), и передача власти по наследству (2003 год)?

Помимо обозначенных выше критериев, которые ориентированы на публичное политическое пространство (а без этого диалог и даже торг с Вашингтоном и Брюсселем невозможен), необходимо вести и закулисный диалог. Для него нужны другие аргументы и иные вопросы. Например, будет ли регион Кавказа более стабилен и предсказуем в случае военного реванша со стороны Тбилиси и Баку? Не станет ли признанная Абхазия выгодной площадкой для инвестиций? Что более полезно для функционирования «политического» трубопровода Баку–Тбилиси-Джейхан: признание непризнанных образований или попытки их насильственного возвращения в лоно «материнских территорий»? Закулисный торг должен дополняться активными публичными мероприятиями, поскольку склонить Брюссель и Вашингтон на свою сторону можно только в случае ставки на общественное и экспертное мнение этих стран. Для этого, в свою очередь, потребуется научиться говорить с Западом на понятном ему языке (права человека, права этнических меньшинств, невозможность военного урегулирования этнических споров).

Для обеспечения маневра Москве не следовало бы закрывать двери и для реинтеграции Молдавии, Азербайджану и Грузии. Россия также могла бы публично обозначить тот набор требований к признанным государствам, при соблюдении которых она могла бы поработать на процесс «воссоединения» конфликтующих народов. К таковым можно было отнести федерализацию признанных государств (унитарная Грузия – это нонсенс!), наполнение пустых деклараций реальным содержанием (принятие конституционных законов о статусе «проблемных территорий», корректировка внутреннего законодательства «здесь и сейчас», не дожидаясь лучших времен), подписание соглашений об отказе от применения силы при решении конфликтов. Эти требования России были бы куда более обоснованными, чем претензии Греции на македонский бренд.

И последнее (по порядку, но не по важности). Признание непризнанных государств вовсе не означает включения их в состав России. Эти две процедуры надо четко разделять. России вовсе не следует бороться с грузинским сепаратизмом в Гальском районе Абхазии, в селах Тамарашени и Кехви в Южной Осетии или получать, помимо калининградского, второй анклав – тираспольский. Тем паче, что во всех трех случаях местная элита вовсе не грезит о приходе российских прокуроров и послушных Кремлю губернаторов. Только обозначив четкие и самое главное – рациональные критерии признания непризнанных государств, просчитав наши ресурсные возможности, проведя серьезную пропагандистскую и дипломатическую работу, Россия может попытаться взяться за решение проблемы непризнанных образований.