Вывод миротворцев спровоцирует волну насилия

Сегодня можно признать, что тогдашний мой прогноз не оправдался. Новый виток противостояния между Москвой и Тбилиси образца 2008 года происходит в гораздо более жестких контекстах. Такие словосочетания, как «использование силы», «военные методы», похоже, входят в обиход политиков как в Тбилиси, так и в Москве, обсуждаются на трибунах Европейского парламента. Грузинская сторона открыто говорит о массированных закупках вооружения в Израиле. Даже министр по делам реинтеграции (которому по должности следует заботиться о мире и компромиссах с абхазами и осетинами) открыто заявляет: «Израильские беспилотные самолеты - очень хорошая техника, особенно если по ней не стреляют российские истребители». Впрочем, и российские дипломаты высказались в том духе, что не исключают использование силы для защиты населения Абхазии и Южной Осетии (чего стоит одно заявление специального представителя МИД РФ Валерия Кеняйкина). Но, пожалуй, наибольшую экстравагантность продемонстрировал заместитель главы российского внешнеполитического ведомства Григорий Карасин, сделавший вывод о том, что политика России в Абхазии и в Южной Осетии соответствует грузинским национальным интересам.

Напомним, что 6 марта 2008 года Россия в одностороннем порядке вышла из режима санкций по отношению к Абхазии (они действовали юридически с 1996 года, фактически были введены с началом первой антисепаратистской кампании в Чечне и работали до 1999 года). А 16 апреля 2008 года уходящий президент России Владимир Путин дал «предметное поручение» федеральному правительству по оказанию помощи двум де-факто государствам Южного Кавказа (фактически поручение предполагало признание прямых контактов Москвы с Сухуми и Цхинвали). За этим последовали жесткие заявления грузинской стороны (традиционные обвинения России в политике аннексии, апелляция к США и Европейскому Союзу), а также наращивание миротворческого контингента в Абхазии (формально - это «голубые каски» СНГ, но фактически - российские военнослужащие). Накалилась ситуация и в Южной Осетии. После нескольких террористических и диверсионных актов (27 марта, 18 апреля, 16 мая 2008 года) Тбилиси и Цхинвали выступили с взаимными обвинениями. На этом фоне «абхазский вопрос» обсуждался в ООН. 15 мая 2008 года Генеральная Ассамблея 14 голосами против 11 приняла проект грузинской резолюции (признающей грузинское население Абхазии в качестве единственной пострадавшей стороны в конфликте 1992-1993 гг.).

В этой связи необходимо более детально рассмотреть контексты новой российско-грузинской конфронтации. Первый контекст можно определить как «разморозку» конфликтов. До 2008 года пальма первенства в этом процессе принадлежала Грузии (здесь и возобновление военных действий в Южной Осетии в 2004 году, ввод подразделений в Кодорское ущелье в 2006 году, отказ от выполнения Дагомысских и Московских соглашений, срыв переговорного процесса). За три года такой «разморозки» на территории только Южной Осетии было убито 50 человек (не считая раненых). Однако после признания Косово США и большинством стран ЕС (а также такими влиятельными мировыми игроками, как Япония и Канада) в феврале 2008 года Кремль активно включился в «разогрев» остывших «горячих точек». И здесь тоже был предложен целый набор инструментов, начиная от президентского поручения «предметно помочь» населению Абхазии и Южной Осетии до ввода в зоны конфликтов дополнительных подразделений миротворцев. Последний тезис требует особого пояснения. Все дело в том, что за все годы миротворческих операций Москва никогда полностью не выбирала квоты, установленные соглашениями о миссиях такого рода на территории Грузии. В этом плане Россия имеет чисто гипотетически возможность «добрать» свои квоты, однако в нынешней политической ситуации отправка в зону конфликта даже одной санитарки будет расценена как некий агрессивный акт. Таким образом, Россия фактически сегодня делает то, против чего боролась всеми силами еще в прошлом году. Она раскачивает статус-кво, пытается сформировать новую реальность в зонах конфликтов. Понимает ли МИД РФ, что тем самым руководство страны играет в грузинскую игру (ибо в «разморозке» с последующей интернационализацией конфликта заинтересован Тбилиси)? Риторический вопрос. В любом случае попытки ответа на него ставят проблему профессиональной пригодности сегодняшних дипломатов.

Чего более всего добивается сегодня Грузия? В Тбилиси фактически формируют такой важный информационно-политический контекст, как интернационализация конфликта. Я не оговорился. Речь идет не об организации международного конфликтного урегулирования (понимаемого как компромисс, а не победа одной из сторон), а именно о расширении формата конфликта. За примерами далеко ходить не надо. 29 апреля 2008 года в СМИ была широко растиражирована цитата от имени уже упомянутого нами Джеймса Аппатурая, согласно которой на завершившемся Совете НАТО было принято решение требовать от РФ вывода своих «голубых касок» из зоны грузино-абхазского конфликта. А буквально день спустя уже сам герой цитаты опровергал всякую причастность (и свою, и НАТО в целом) к подобной позиции. «Это сообщение полностью ложно. Я не говорил ничего подобного, и ничего подобного не говорилось в Совете НАТО», – сообщил Аппатурай. Однако в течение дня в отношениях РФ-НАТО «тучи сгустились». И без того сложный фон двусторонних отношений на время казался окончательно испорченным. Из этой же серии лоббирование резолюции по вынужденным переселенцам из Абхазии в ООН (хотя одновременно с этим президент Саакашвили и его министры стремятся перевести ооновский формат миротворчества в Абхазии в формат ОБСЕ и ЕС). Как бы то ни было, стратегической целью Грузии сегодня является привлечение США и ЕС на свою сторону в конфликте с мятежными республиками, а также переформатирование противостояний с Абхазией и Южной Осетией в конфликт между РФ и Западом (где Грузия выступает частью западного мира).

В течение 2004-2008 гг. Тбилиси уже удалось (не без успеха) представить два конфликта на своей территории как противостояние не абхазов и осетин с грузинами, а противоборство «молодой демократии» проискам «имперской России». С 2008 года реализуется следующая задача – столкновение РФ с США и Европейским Союзом. Отсюда и постоянные заявления о необходимости вывода российских миротворцев с последующей заменой их на якобы нейтральных европейских (хотя какова может быть нейтральность эстонских, литовских или польских миротворцев?). Между тем, пока без ответа остается вопрос о конкретных сроках и технических планах такой замены. Когда и в какие сроки (в каком количестве и какого качества) готов ЕС поставить свои «голубые каски» на де-факто границу Абхазии и Грузии (де-юре административную границу двух частей одной страны)? Ведь вопрос о выводе российских миротворцев не должен пониматься как помощь Грузии решить проблему «собирания земель» любой ценой и любыми же средствами. Пока никаких конкретных предложений на эту тему не прозвучало (хотя с 2004 года у команды Михаила Саакашвили было время сделать такие технические расчеты и обоснования).

В этой связи непонятно, почему с каким-то маниакальным упорством представители РФ дают все козыри в руки Тбилиси и его сторонников в ЕС и в США. Жесткие заявления, угрозы военного применения силы, странные заявления о возможном признании независимости двух де-факто республик звучат сегодня уже из уст не только политических маргиналов. Сегодня Москва играет по тбилисским правилам, а президенту Грузии следовало бы выдать правительственные награды тем, кто демонстративно играет мускулами, угрожая Тбилиси. Их угрозы работают на укрепление имиджа Грузии как «страдающей стороны». И укрепление этого имиджа будет объективно работать против российских интересов. Будет расти давление на Москву (и со стороны Грузии, и со стороны ее партнеров по СНГ, например Украины, и со стороны стран ЕС и США) с требованием вывода миротворческих сил. Уже сегодня литовские представители «увязывают» подписание соглашения между ЕС и Россией с позицией РФ по Грузии. Между тем вывод российских миротворцев из Южной Осетии и особенно из Абхазии не только не решит проблему территориальной целостности Грузии. Он спровоцирует волну насилия внутри бывшей республики советского Закавказья, а также будет способствовать дестабилизации внутри Северного Кавказа (учитывая проабхазские настроения адыгских народов и поддержку соплеменников в Южной Осетии из Владикавказа). Таким образом, российским дипломатам следует помнить несколько простых истин. Главная цель политики РФ на Южном Кавказе - это не «разогрев» конфликтов, а их «заморозка», сохранение статус-кво (с одновременным поиском взаимоприемлемого решения). Это также нормальный диалог с Западом (среди стран ЕС и даже среди членов НАТО далеко не все в восторге от действий Грузии).

Пока шансы на прекращение конфронтации есть. Масштабная война никому не выгодна. Она неприемлема для Запада (Южный Кавказ рассматривается США как тыл «Большого Ближнего Востока»). Она невозможна для Грузии (с учетом ее людского потенциала и географии). Она крайне нежелательна для России, у которой нестабильность на Северном Кавказе (тоже своеобразный тыл) сохраняется, а в случае активного «разогрева» конфликтов многократно возрастает. Таким образом, реальной альтернативы прагматизму нет. Но есть ли для этого политическая воля? Риторический вопрос.