О геополитической эксклюзивности, или Кто открыл ящик Пандоры
Политика
Просмотров: 3429
Главным политическим последствием «пятидневной войны» в августе 2008 года стало формально-юридическое признание Россией независимости Абхазии и Южной Осетии. В конце августа – начале сентября 2008 года РФ совершила весь цикл необходимых мероприятий для того, чтобы дать понять «городу и миру»: возврата к прошлому статус-кво не будет.
За указом президента Дмитрия Медведева от 26 августа 2008 года последовало установление официальных дипломатических отношений с Абхазией и Южной Осетией, а 17 сентября Москва, с одной стороны, а Цхинвали и Сухуми – с другой, подписали Договоры о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи. Превратившись из миротворца в сторону, участвующую в конфликте, Россия изменила свой политический статус в двух бывших грузинских автономиях.
Главным политическим последствием «пятидневной войны» в августе 2008 года стало формально-юридическое признание Россией независимости Абхазии и Южной Осетии. В конце августа – начале сентября 2008 года РФ совершила весь цикл необходимых мероприятий для того, чтобы дать понять «городу и миру»: возврата к прошлому статус-кво не будет.
За указом президента Дмитрия Медведева от 26 августа 2008 года последовало установление официальных дипломатических отношений с Абхазией и Южной Осетией, а 17 сентября Москва, с одной стороны, а Цхинвали и Сухуми – с другой, подписали Договоры о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи. Превратившись из миротворца в сторону, участвующую в конфликте, Россия изменила свой политический статус в двух бывших грузинских автономиях. В сентябре 2008 года она стала гарантом безопасности Абхазии и Южной Осетии (разместив в каждой из республик по 3800 военнослужащих и заявив об открытии военных баз). Однако признание независимости двух бывших грузинских автономий изменило не только геополитический ландшафт Южного Кавказа. Оно оказало влияние на повестку дня всей Евразии и даже на международную политику.
Во-первых, сама Москва изменила существовавший ранее инерционный сценарий своей политики в СНГ. Многочисленные обращения Сухуми и Цхинвали с просьбами о признании, а также референдумы в пользу «российского проекта» оставались без какой-либо серьезной реакции со стороны РФ. Ранее Кремль из всех возможных вариантов неизменно предпочитал статус-кво. В августе 2008 года статус-кво был окончательно разрушен в двух «горячих точках» Южного Кавказа (притом что Грузия сыграла в этом процессе решающую роль). Это не могло не вызвать серьезные тектонические сдвиги на всем постсоветском пространстве. Теперь сложившееся после распада Советского Союза равновесие нарушено. Принципы «Беловежского национализма» (то есть признание межреспубликанских границ в качестве межгосударственных, а также взаимное признание бывшими республиками СССР себя в качестве независимых государств с международной правосубъектностью) более не действуют. Создан прецедент изменения границ, которые были определены еще в советское время и взяты за точку отсчета новой государственности в Евразии.
Во-вторых, на карте бывшего «нерушимого Союза» появились два новых государства. Сегодня они не признаны ООН. Их независимость признается только Россией (хотя эта независимость гарантируется постоянным членом Совбеза ООН и членом «ядерного клуба») и Никарагуа (вес которой ограничивается регионом Латинской Америки). Однако сам факт признания двух бывших грузинских автономий двумя государствами уже создает новую реальность. Ранее в Евразии не было «частично признанных республик». Теперь у нас появились свои аналоги Тайваня, Турецкой Республики Северного Кипра (ТРСК), Сахарской Арабской Демократической Республики. На территории бывшего СССР отныне существуют три группы государственных образований (вместо двух существовавших ранее). Теперь функционируют 15 независимых государств (три из которых уже стали членами НАТО и ЕС), два частично признанных образования и две непризнанные республики (НКР и Приднестровье).
В-третьих, создан прецедент успешного этнополитического самоопределения, то есть такого самоопределения, которое бы завершилось формальным признанием итогов сецессии. Что бы ни говорили политики и эксперты, к этому прецеденту будут апеллировать, даже если такие апелляции будут совершенно некорректными и неуместными. Возьмем для примера призыв сенатора Джона Маккейна, одного из кандидатов на пост президента США, признать независимость Чечни. Факт, что независимая «Ичкерия» была упразднена ее т.н. «президентом» Доку Умаровым еще в октябре 2007 года, и то, что сегодня не сепаратизм, а радикальный ислам является главной угрозой российской безопасности на Северном Кавказе, не будет принято во внимание теми, кто создает определенные пропагандистские тренды. Сегодня Москва пытается повторять косовскую модель в СНГ. 18 сентября 2008 года Сергей Лавров, министр иностранных дел России, выступая на сессии Совета Федерации, заявил, что прецедент Абхазии и Южной Осетии не будет использован при разрешении конфликтов в Нагорном Карабахе и в Приднестровье. Впрочем, подобное копирование было детерминировано целым рядом обстоятельств, первым среди которых является отношение ведущих игроков глобальной политики, а также соседей России к признанию Абхазии и Южной Осетии.
Волны признаний Абхазии и Южной Осетии (о которой писали некоторые наиболее экстравагантные эксперты, близкие российской власти) не наступило. Конечно, это не повод впадать в панику и говорить о поражении российской дипломатии. Решение от 26 августа (а также последовавшие за ним действия) были вызваны конкретными историческими обстоятельствами. До тех пор, пока конфликты были «заморожены», российская власть могла вести посредническую работу, откладывая на будущее вопросы статуса спорных территорий. Разрушение форматов мирного урегулирования существенным образом снижало для Москвы возможности маневрировать. Необходимо было либо продолжать бессмысленную кампанию по завоеванию всей Грузии, либо сдавать свои позиции в Южной Осетии и в Абхазии. И то, и другое решение было чревато издержками. В первом случае международными, а во втором – внутренними последствиями (учитывая взаимосвязь конфликтов на Южном Кавказе с безопасностью Северного Кавказа). Так был сделан не самый блестящий, но исторически адекватный выбор в пользу признания. Как бы то ни было, следовало понимать, что не только «сильные мира сего», но и соседи РФ не последуют примеру Москвы, хотя нельзя исключать вероятности присоединения к решению Дмитрия Медведева в относительно недалеком будущем. В конце концов, только в 1933 году независимость СССР была признана США, а 1971 году КНР была признана как член ООН. Только в результате «новой восточной политики» федерального канцлера Вилли Брандта ГДР и ФРГ вошли в Организацию Объединенных Наций. Однако сегодня Россия остается в компании с Никарагуа.
США не будут признавать Абхазию и Южную Осетию потому, что в этой ситуации разрушается вся политическая философия признания Косово. В этом случае получается, что именно Штаты открыли ящик Пандоры с подзаголовком «этническое самоопределение». Никакого уникального случая нет. Тогда США представляются не спасителем косовских албанцев от «сербского геноцида», а государством, решающим свои сугубо национальные интересы. Россия в августе-сентябре 2008 года практически точь-в-точь воспроизвела все аргументы американцев (и тезис о геноциде, и о невозможности проживания двух общин в одном государстве). Тем самым РФ лишила Штаты геополитической эксклюзивности. В феврале 2008 года США показали, что могут, минуя ООН, признавать суверенитет того образования, которое считают достойным. В августе 2008 года Россия замахнулась на эту роль, что вызвало озабоченность американцев, считающих себя единственным центром силы в современном мире.
Европейский Союз, как и в случае с Косово, не имеет четко выстроенной линии поведения. Пока ЕС не готов к признанию независимости двух грузинских автономий. В особенности это страшит новых членов Европейского Союза (Польшу, страны Балтии, Румынию). Причина этого – боязнь того, что Россия (понимая во многом искусственный характер независимых новообразований СНГ) начнет выдвигать территориальные требования к соседям. О грядущем «казусе Крыма» заявлял министр иностранных дел Франции Бернар Кушнер (кстати, один из отцов-основателей теории «гуманитарного вмешательства»). Но с другой стороны, Николя Саркози, президент страны – председателя ЕС, фактически поставил под сомнение территориальную целостность Грузии. Согласившись на подписание т.н. шести пунктов вместе с российским коллегой Дмитрием Медведевым, французский президент допустил, что статус Абхазии и Южной Осетии может быть предметом международного обсуждения. А это уже первый шаг к тому, чтобы признать, что Грузия в границах Грузинской ССР вряд ли возможна. Не предлагают же ведущие страны мира обсуждать на международном уровне статус Фландрии, Корсики, Квебека или Страны басков. Очень показательным является и термин, использованный федеральным канцлером Германии Ангелой Меркель – «ядровая территория Грузии». При таком подходе от собственно Грузии отделяется то, что только формально считается ее частью.
Говоря о признании Абхазии и Южной Осетии, следует особо отметить позицию КНР. Обычно сдержанные в проявлении внешних эмоций, китайские дипломаты использовали пленарное заседание Совета глав государств-членов ШОС 28 августа 2008 года в Душанбе, как площадку для того, чтобы заявить о том, что для них «территориальная целостность» как принцип остается священной коровой. Имея дело с несколькими сепаратистскими практиками (Тибет, Синцзян - Уйгурский район, Тайвань), Китай не хочет создавать неудобные для себя прецеденты.
Однако особый интерес, конечно же, вызывает отношение к признанию двух бывших грузинских автономий государств СНГ. Ни одно из них (включая наиболее близких РФ Армению, Таджикистан, Белоруссию, Узбекистан и Казахстан) не поддержало решение Дмитрия Медведева. При этом у каждого государства были свои резоны. Сегодня у Таджикистана по нарастающей линии идут контакты и с Западом, и с Азербайджаном (который очень болезненно реагирует на сепаратистские вызовы). Зачем же в этой связи Душанбе связывать себе руки признанием Абхазии и Южной Осетии? Узбекистан также начал прорывать информационно-политическую блокаду со стороны Запада после Андижана. У него есть желтая карточка, и он не хочет получать красную (или на худой конец еще один «горчичник»). Обе эти страны имеют право опасаться. Ресурсами России они не обладают и членами «ядерного клуба» не являются. В Киргизии уже много лет предметом особого беспокойства является юг страны (компактно населенный узбеками). В прогнозах, предрекающих распад этого государства, также не было недостатка (правда, эти предсказания опровергались).
Особая история с Казахстаном. В отличие от других государств Центральной Азии, Казахстан имеет в Грузии прямые экономические интересы. Он является первым инвестором в Грузии (особенно в черноморской курортной зоне в Аджарии). Экономика Грузии зависит от казахстанских инвестиций, а благополучие бизнеса Казахстана также зависит от лояльности Астаны тому же Западу. Про страхи перед сепаратизмом у казахстанской элиты в целом можно также много говорить. Вообще же страны Центральной Азии традиционно стремятся отмежеваться от всего, что не имеет отношения к их региону.
Армения вообще является соседом Грузии. В условиях сухопутной блокады со стороны Азербайджана и Турции Грузия для Еревана (вот парадокс кавказской геополитики!) является мостом и для связей со стратегическим союзником Россией. Не имея выхода к морю, Армения через Грузию получает доступ к туристической и портовой инфраструктуре Поти и Батуми. Принимая во внимание накаленную политическую обстановку, нельзя не понимать, что, признай Ереван независимость Абхазии и Южной Осетии, он мог бы поставить в неоднозначное положение армян, проживающих внутри Грузии (в Тбилиси армяне составляют почти 7% всего населения города, а в Джавахети и все 90%). Кто даст гарантию, что в случае присоединения Армении к решению Кремля не возникнут антиармянские действия в Грузии? Риторический вопрос.
Свои резоны есть у белорусского «батьки». Риторика Лукашенко подчеркнуто антиамериканская. Однако, как и в случае с Арменией, от географии не сбежишь. Республика Беларусь находится в Европе, а потому полностью идти на разрыв с Западом Лукашенко не может. Заметим попутно, и Москва тоже полностью не может изолировать себя от влияния США и ЕС. Но при этом политический вес и ресурсы России позволяют ей в гораздо большей степени проводить самостоятельную игру. У Минска таких ресурсов попросту нет. Второй аспект – внутренний. Любая уступка Минска Москве воспринимается командой Лукашенко болезненно. Не станет ли это прецедентом, за которым последует более активное проникновение российского бизнеса в белорусскую экономику (что в Минске рассматривают и как угрозу личной власти «батьки»).
Таким образом, у каждого государства СНГ есть свои причины воздержаться от поддержки Москвы. В этой связи надежды Кремля на своих союзников, следует признать несостоятельными. Инерция СССР более не работает, а принципы национального эгоизма, напротив, доминируют. Возможно, именно сегодня российские дипломаты, наконец, признают эту реальность. В этой связи очевидно, что единомышленников по абхазскому и осетинскому вопросу гораздо продуктивнее было бы искать за пределами Евразии. У стран Латинской Америки или Африки нет прямых интересов в той же Грузии (какие есть у Армении или Казахстана), а риски от решения о признании двух бывших грузинских автономий были бы минимальными.
Но, пожалуй, самый главный урок в ситуации с международным обсуждением Абхазии и Южной Осетии таков: не надо надеяться на полное и скорое понимание российской позиции. Однако, просчитывая различные сценарии, Москве надо было лучше готовиться и к тому, что у нее просто не будет иного выбора, кроме как признать независимость двух бывших автономий Грузии. Следовательно, и список признаний надо было готовить заранее. Тогда он бы не был сегодня столь малым.
Сергей Маркедонов,
заведующий отделом проблем межнациональных отношений Института
политического и военного анализа, обозреватель газеты «Ноев Ковчег»
Поставьте оценку статье:
Всего проголосовало 14 человек
Оставьте свои комментарии