Прощайте, Маэстро…
Память
Просмотров: 5147
ПОСЛЕДНЕЕ ИНТЕРВЬЮ С ГЕОРГИЕМ ГАРАНЯНОМ
Искрометным весельем отгремели новогодние и рождественские праздники… Но 11 января на российское музыкальное сообщество, как снег на голову, обрушилось трагическое известие: на 76-м году жизни во время гастролей в Краснодаре скоропостижно скончался Георгий Гаранян, народный артист России, выдающийся джазовый музыкант, композитор и педагог. Не выдержало сердце…
Казалось, совсем недавно Георгий Арамович отмечал свое 75-летие, не так давно мы встречались и беседовали с ним. Маэстро Гаранян, как всегда, был бодр, подвижен, полон творческих замыслов. Когда это интервью было готово и прочитано, музыкант по телефону сказал: «Все великолепно, только подождите немного – давайте встретимся после гастролей – хочется кое-что добавить, ведь сейчас каждый день происходит столько всего интересного…» Так и решили. Но жизнь решила иначе…
Георгий Гаранян : «Соседи жалуются , что … не слышат моей игры!»
Чтобы перечислить все звания и награды нашего сегодняшнего гостя, не хватит и отдельной статьи. Но достаточно произнести заветное имя: «Георгий Гаранян», чтобы заставить сердце поклонника джаза восторженно биться. Уже одним этим именем все сказано; Георгия Гараняна называют «патриархом» отечественного джаза, одним из столпов эстрадно-симфонической сцены и просто большим Музыкантом. Остальные существенные вехи его биографии – будь то звание народного артиста России (к слову, он первый, кто удостоился его в джазе), диплом лауреата Государственной премии России (за достижения в джазе вручался также впервые), орден Почета, активная работа в Союзе композиторов и Союзе кинематографистов России – пусть важные, но все же «детали» большого творческого пути. Особая дружба с кино связывает Георгия Арамовича; на протяжении многих лет он – автор музыки к множеству фильмов, среди которых «Покровские ворота» и «Рецепт ее молодости», «Руанская дева по прозвищу Пышка» и «Волшебный фонарь», многие другие. Почетное звание академика киноакадемии «Ника» – еще одно достойное подтверждение заслуг джазмена перед кинематографом.
На пороге дома меня встретил сам Георгий Арамович, в жизни обаятельный, бодрый и подтянутый человек. Радушно улыбаясь, проводил в гостиную и предложил чай на травах. К чаю прилагался большой поднос с восточными сладостями.
– Георгий Арамович, если бы судьба распорядилась иначе и Вы стали бы не музыкантом, а кем-то еще – удалось бы добиться в карьере таких же звездных высот?
У меня были шансы стать «не музыкантом». После школы я даже учиться пошел в Московский станкоинструментальный институт, поскольку раньше считалось, что музыка – это так, для души, но у мужчины обязательно должна быть настоящая, «нормальная» специальность. Отец настаивал, чтобы я стал, как он, инженером. В результате я по диплому «инженер-механик широкого профиля». Не знаю, каким бы я стал инженером. Быть может, не самым выдающимся, хотя, наверное, и не самым плохим – я не из ленивых (смеется)…
Но природная тяга к музыке взяла верх. Судите сами: отец – инженер, мама – учительница начальных классов; традиционная интеллигентность во всем. В таких семьях, особенно раньше, детей обязательно учили музыке – так было принято. Игре на фортепиано я учился не без удовольствия, причем где-то даже рьяно – с утра до вечера, забывая о том, что на улице светит солнце, а мальчишки гоняют мяч во дворе. Мое образование досталось мне кропотливым трудом – никому не пожелал бы повторять этот «подвиг». Хотя, возможно, это помогло мне выработать те человеческие качества, которые впоследствии очень пригодились и помогли достичь определенного профессионального уровня. Кстати, знание компьютера и английского языка – этого «джентльменского набора» современного человека – мне также давалось с трудом, путем каждодневной долбежки.
– Даже в фамилии Вашей слышится что-то очень волевое и твердое, как «гарантия» или даже «гранит».
– Серьезно? Как-то не задумывался об этом. Изначально у меня могла бы быть совершенно другая фамилия, однако, слава Богу, этого не случилось. Мой отец, живя в молодости в Армении, испытал на себе все тяготы геноцида; после долгих скитаний, без документов он наконец вернулся в родные места. Когда пришел получать бумаги и назвал свою настоящую фамилию – Караян, чиновник в сельсовете с умным видом промолвил: «Э, нет, такой фамилии в природе не существует! Будешь носить фамилию «Гаранян». Так что волею судеб я не стал Караяном – однофамильцем великого Герберта фон Караяна, который в принципе мог быть только один!
– Но и второго маэстро Гараняна представить нелегко. Если это не Ваш потомок. Кстати, чем занимаются Ваши дети – пошли по стопам отца?
– Дочь Вероника пошла вслед за мамой – она окончила факультет журналистики, уже успела попробовать себя в качестве редактора в проекте «Фабрика звезд». Ведь моя супруга – Нелли Закирова – журналист, человек, достаточно известный в телевизионных кругах.
– «Фабрика звезд» – это, конечно, неплохо, но несколько странновато: дочка участвует в популяризации поп-культуры (я нарочно так выразился) – нечто совсем чуждом тому, что делает папа…
– Ничего странного, мы друг друга отлично понимаем. А на «Фабрику» с ее подачи я, помнится, и сам приходил; могу сказать, что там иногда попадаются действительно очень талантливые ребята. Другое дело, там надо принимать «правила игры», иначе система тебя выживает – там действует закон джунглей.
Сегодня ценность певца заключается не в голосе, а в имидже, в манере «держаться», наряжаться и, подчеркиваю, в способности удовлетворять чьи-то запросы и оправдывать чьи-то ожидания. Помню, на «Фабрике» приглянулся мне один певец – Джим, уж очень здорово он пел песни Стиви Уандера. Вдруг от дочки узнаю, что его выгнали. А в этот день у меня как раз должен был быть концерт в консерватории. Я предложил парню выступить вместе. Он спел у меня лишь один номер, но зал был в восторге.
– Георгий Арамович, почему именно саксофон? Поговаривают, Вы решили его освоить, чтобы выиграть пари – это правда?
– Нет, никакого спора не было. Когда я учился в институте, то попутно играл в студенческом оркестре на фортепиано. Наш завклубом дал однажды мне саксофон и попросил его починить. Принес я эту «игрушку» домой и принялся изучать: красивая штуковина – блестит на солнце, на ней множество трубочек, клапанов, клавиш. Саксофон оказался без трости – решил сам выточить эту деталь из пластмассовой линейки. Несколько дней подряд тренировался играть, поочередно нажимая на все клапаны – так велико было желание проявить себя в новом амплуа на институтском танцевальном вечере. Я выглядел неподражаемо – по крайней мере, мне тогда так казалось. И хотя звук, до сих пор помню, был паршивым, недовольства к моей игре не высказывали – тогда люди толком-то и не знали, как звучит этот инструмент. Раньше у нас было так: если взял в руки саксофон – тебя уже шли слушать. Да и саксофонистов в стране в те годы были единицы.
– Как и джазменов вообще?
– Да, если не считать того, что словом «джаз» у нас подменялось. Собственно, настоящего джаза в Союзе до 60-х годов не было, были ритмические подделки «а-ля джаз», которые народу нравились и создавали некую иллюзию творческой свободы в стране.
– Вы – один из немногих, кто, открыв людям истинный джаз, на протяжении десятилетий формирует в обществе хороший музыкальный вкус. Но лично Вам где удалось получить такой колоссальный опыт – на фоне информационного вакуума в стране?
– Все шло не сразу. Сразу ничего не приходит, а профессионализм в джазовой игре тем более. В 50-е годы был очень популярен Молодежный оркестр ЦДРИ (Центрального дома работников искусств. – Прим. автора) под управлением Бориса Фиготина. Первоначально я там дублировал партию третьего альта, но недолго – пришлось «уступить место» более искусным саксофонистам. Но через пару лет судьба снова привела меня в этот оркестр. К этому времени им руководил уже Юрий Саульский, который заставлял меня буквально сутками напролет играть на саксофоне, и эта работа принесла свои плоды – вскоре я стал лидером группы саксофонистов. Во время Всемирного фестиваля молодежи и студентов в 1957 году наш оркестр получил серебряную медаль за выступления.
Тогда фестиваль казался отдушиной, форточкой в свободный мир, мы впервые увидели людей «оттуда», услышали живую иностранную речь. И музыку. Что примечательно, зарубежные музыканты высоко оценили нашу игру. Приглашали выступать за границей. Но, естественно, начальство никого не выпускало; мало того, после разгромных статей в газетах «об утере самобытности и подражании западным стилягам» оркестр ЦДРИ был распущен. Пришлось работать в Москонцерте, а потом в коллективе Эдит Утесовой.
В 1958 году судьба свела меня еще с одним замечательным человеком – Олегом Леонидовичем Лундстремом – вечная ему память! Я был одним из первых советских музыкантов, которым посчастливилось играть в его биг-бенде, состоявшем прежде исключительно из наших эмигрантов, вернувшихся из Китая. Начиная с позиции шестого саксофониста, со временем мне удалось стать первым.
Позднее, в 1966 году, мне довелось играть в концертном эстрадном оркестре Всесоюзного радио под управлением Вадима Людвиковского, а параллельно и в других музыкальных коллективах. В то время в стране уже проводились джаз-фестивали, музыкантов начали выпускать и за рубеж. Но идеологический прессинг на искусство не прекращался – в 1972 году оркестр Людвиковского постигла та же участь, что и оркестр ЦДРИ – его просто разогнали. Причина банальная – кому-то из аппаратчиков, похоже, не понравились восхищенные отзывы о нас в западной прессе…
К тому времени нас, нескольких человек из оркестра, пригласили работать на «Мелодию» – единственную и крупнейшую в те годы в Союзе фирму грамзаписи. Сложилось так, что там я стал руководителем одноименного ансамбля. Приходилось аккомпанировать фактически всем певцам страны, что позволяло профессионально совершенствоваться и нарабатывать новые связи. По ходу дела мне удавалось создавать музыку для кинои мультфильмов, обрабатывать народную музыку и сочинения других композиторов – в это же время я дирижировал симфоническим оркестром Комитета по кинематографии.
– Можете назвать хотя бы несколько картин, где оркестр играет под Вашим управлением?
– «Ирония судьбы, или С легким паром», «Приключения Буратино», так, что еще… «12 стульев»…
– Насколько известно, Вам приходилось соприкасаться и с цирковым искусством.
– Одно время я даже был главным дирижером Цирка на Цветном бульваре. Лестно, что в 1989 году это мне предложил сам Юрий Владимирович Никулин – обаятельный, удивительно открытый человек. Разумеется, я должен был оправдать его ожидания и соответствовать высокому званию артиста цирка. Надеюсь, что смог быть для арены полезен – написал ряд пьес для представлений.
Кроме того, с начала 90-х я возглавлял Московский биг-бенд, яркий джазовый коллектив, финансово поддерживаемый одним из столичных бизнесменов. Но, как многое другое в нашей нестабильной стране, он просуществовал недолго – через четыре года музыкантам пришлось расстаться из-за прекращения финансирования. Символичным для меня стал 2003 год – спустя 37 лет я вернулся в коллектив Лундстрема, и сам Маэстро передал мне палочку главного дирижера.
– Георгий Арамович, не за горами Ваш 75-летний юбилей. Почему-то у нас, имея в виду солидную дату, иначе как «стукнуло» не говорят – видимо, в России прожитые годы никогда не ассоциировались с благополучием человека – физическим и моральным.
– Вы правы. В отличие от Запада, где люди под старость лет живут в свое удовольствие, для наших сограждан возраст, кроме «опыта прожитых лет», не сулит ничего хорошего – бедность, болезни, одиночество, забвение. Дожить до пенсии в наших условиях – уже героизм. Естественно, что с возрастом каждый прожитый год «стучит», «бьет», как обухом по голове.
– Но даже в наших условиях Вам удается «держать удар» – быть в отличной форме. В чем секрет?
– Не буду скрывать – вы не первый, кто мне намекает на то, что для своих лет я слишком хорошо сохранился (улыбается). Слава Богу, пока я полон энергии и по сравнению со многими своими ровесниками чувствую себя неплохо. Я особенно не ощущаю возраста, хотя чисто физически – того, на что был способен, к примеру, лет в 20, теперь не смогу – даже пробовать не буду.
А секрет отличной формы в том, что материально я ни в чем не нуждаюсь. Поскольку живу не на пенсию, я не терзаюсь мыслью: «Что кушать завтра?» Уверенность в завтрашнем дне – вот залог отличной формы. Нет, конечно, здесь можно пускаться в ханжество, дескать, «только любимое занятие помогает быть в тонусе» и так далее. Но когда достаточно денег, можно, и не занимаясь любимым делом, получать удовольствие от жизни – бездельничая где-нибудь на экзотических островах и отлично при этом выглядя.
– Но Вам занятие любимым делом помогает – и быть в тонусе, и хорошо обеспечивать семью.
– Да, но я бы не стал утверждать, что уж настолько богат. На жизнь, на реализацию творческих планов хватает – и слава Богу. А накопление денег ради их накопления, «наживание добра» для меня никогда не было самоцелью. Да, по сравнению с рабочим или служащим – я и впрямь богат, а по сравнению с поп-дивой, причем среднего пошиба, – отнюдь. Посмотрите глянцевые журналы: в какой роскоши купаются наши так называемые «звезды» – в каких домах живут, на чем ездят, где отдыхают. Джаз – музыка богатых; без него не обходится ни один светский раут. Но это не относится к тем, кто его играет. В большинстве своем джазовые музыканты – люди небогатые, и только единицы из них по-настоящему знамениты и состоятельны. И так во всем мире.
– Неужели у Вас вообще нет материальной привязанности – того вещественного, чем бы Вы дорожили?
– Пожалуй, разве что эта домашняя студия. В 1998 году, когда она создавалась, как гром средь ясного неба грянул кризис, и оказалось, что мы строителям должны огромную сумму. Но уговор дороже денег, нам с женой пришлось напрячься – залезть в долги, чтобы рассчитаться. Зато студия всегда под рукой и служит мне хорошим подспорьем в работе: здесь есть все необходимое, здесь можно уединиться, собраться с мыслями, заняться творчеством. Хорошая звукоизоляция помогает абстрагироваться от внешнего шума; когда я спрашиваю соседей, не слишком ли громко играю, они, наоборот, жалуются, что совершенно не слышат моей игры.
– Ого! Не это ли высшая степень народного признания? А что еще позволяет Вам абстрагироваться от внешних факторов?
– Здоровый крепкий сон. Хорошая еда. Во время еды по возможности стараюсь ни о чем другом не думать. Не подхожу к телефону, пока ем. Абсолютно не понимаю людей, которые, приходя в дорогой ресторан, раскладывают перед собой, как колоду карт, мобильники, то и дело названивают и отвечают на звонки. Бедолаги – им кажется, что они дела решают, а на самом деле они себя же ущемляют – сами не получают удовольствия от хорошего обеда и не дают в спокойной обстановке отобедать окружающим.
– Да, но в России самые важные вопросы обычно всегда решались за столом, в ресторане.
– С глазу на глаз, под рюмочку, а не с виртуальными собеседниками на другом конце телефона. Ресторан – это в первую очередь место для приема пищи, и этому занятию должно быть подчинено внимание всех туда входящих. Официантов, посетителей. Кстати, и музыкантам, играющим в ресторанах, полезно было бы помнить об этом.
Может быть, поэтому я не особый любитель общественного питания. Дома можно поесть не хуже, а зачастую лучше, нежели в ресторане. Тем более у нас в семье богатые кулинарные традиции – Нелли выросла в Ташкенте и великолепно готовит по рецептам восточной кухни. Я тоже освоил это ремесло – не хочу хвалиться, но все, кто пробовал долму, суп-пити, запеченное мясо, плов в моем исполнении, говорили: «Это божественно!»
– Вкусные блюда предполагают хорошие напитки – как достойное сопровождение трапезы.
– Безусловно. Из спиртного предпочитаю виски; могу выпить хорошей водки. И совсем не люблю коньяк. Может, кому-то это покажется странным: чтобы армянин да не любил коньяк? Кроме того, считаю, что любое застолье должно сопровождаться натуральными безалкогольными напитками. Соки, морсы, компоты, минеральная вода – это прекрасно, а «лимонадный» период в нашей семье закончился давно – еще в начале 80-х, когда в Новороссийске появился чуть ли не единственный в СССР завод пепси-колы и мы, возвращаясь с юга на машине, под завязку загружали свой пикап этим «символом западной жизни», чтобы в Москве угощать друзей.
Очень теплое отношение испытываю к чаю. Стараюсь не делить его на зеленый и черный – любой по-настоящему качественный чай полезен и прекрасен; может быть, каждый в свое время суток. Кофе, как напиток, резко повышающий давление, полезным не считаю – без него, особенно в моем возрасте, можно спокойно обходиться. Да и по вкусовым качествам он мне как-то не особенно близок. Хотя кому-то это покажется странным: как это так – армянин и не пьет кофе?
Михаил Трофимов
Редакция выражает искренние соболезнования семье и близким Георгия Гараняна.
Поставьте оценку статье:
Всего проголосовало 24 человека
Оставьте свои комментарии