Рождение нового Ближнего Востока: кавказские отголоски

Напомним, что в ходе событий 1952 года на смену королю Фаруку пришла республика во главе с Гамалем Абделем Насером. Национализация Суэцкого канала, конфликт с двумя стареющими колониальными державами Великобританией и Францией, наращивание противостояния с Израилем (в котором Египет долгое время был политическим лидером арабского мира в борьбе против «сионистов»), стратегическое партнерство с СССР, охлаждение отношений с Москвой, переориентация на Вашингтон и создание прецедента по установлению дипломатических отношений между еврейским государством и мусульманской страной. Вот лишь некоторые наиболее важные последствия, вызванные революционным вихрем 1952 года. Исторический цикл длиной без малого в шесть десятилетий заканчивается. Ближний Восток вступает в новую фазу своего развития. Но насколько правомерно, говоря о Египте, отождествлять его со всем Ближним Востоком?

Думается, что полного тождества быть не может, однако роль Египта (если угодно, его удельный политический вес) в этой части мира весьма велика. Это, в первую очередь, самая многочисленная страна арабского мира (население Египта более 80 миллионов человек, это 16-я страна по числу людей). Во-вторых, это - связующее звено между Азией, Африкой и Южной (средиземноморской) частью Европы. В-третьих, долгие годы Египет был последовательным союзником США на Ближнем Востоке. Официальный Каир помирился с Израилем (даже ценой гибели второго президента республики Анвара Садата в 1981 году и почти десятилетнего изгнания из Лиги арабских государств), поддержал операцию «Буря в пустыне» и долгие годы боролся с радикальным исламизмом, который включал в себя такие элементы, как антиамериканизм и антисемитизм. По объемам американской материальной помощи Египет в течение долгих лет держал уверенное лидерство (если вести речь не о сумме на душу населения, а об общем количестве выделяемых денег). Сегодня в своем отношении к египетским событиям Вашингтон обрел парадоксального союзника в лице официального Тегерана. Президент США Барак Обама заявил о том, что уход Хосни Мубарака означает «свободу» для Египта. Схожий пафос (хотя и по совершенно иным основаниям) высказывает и президент Ирана Махмуд Ахмадинежад. Впрочем, как бы ни оценивали события внутри крупнейшей арабской страны президенты разных стран, а изменения в ней отразятся не только на нем самом и на соседних странах, но и на регионах, непосредственно с Египтом не граничащих.

Насколько серьезными могут быть последствия ухода «благословенного» (а «Мубарак» переводится с арабского именно так) президента для стран Кавказского региона? Ответ на этот вопрос зависит от того, какой смысл мы вкладываем в него. Если мы ведем речь о повторении «революционного сценария» (или «цветной революции») по египетскому сценарию в Грузии, Азербайджане или Армении, то получим отрицательный ответ. Прав ереванский политолог Александр Искандарян, когда говорит о том, что «пробуждение» Египта нельзя напрямую экстраполировать на кавказские государства, поскольку «нет тех составляющих, которые подготовили этот конфликт». Таким образом, «экспорт» февральских событий в страны Южного Кавказа (равно, как в любую другую постсоветскую республику) вряд ли возможен, поскольку недовольство тем или иным режимом - это не заразная болезнь или вирус. В каждом конкретном случае для массовых выступлений должны быть свои особые предпосылки и поводы. Другой вопрос, какие геополитические изменения повлечет за собой смена власти в крупнейшей арабской стране. И в этой связи более или менее ясно, что февраль 2011 года, закрыв одну страницу в новейшей истории Египта, открыл другую. И кто будет писать на этой странице, пока что до конца непонятно. Понятно только то, что к европейской демократии или «победе над тиранией» это имеет весьма отдаленное отношение. Известный американский востоковед из Центра стратегических и международных исследований Эдвард Лютвак справедливо указал, что в отличие от США, где работают институты и уход президента не будет заметен, в Египте вакуум власти нетерпим, ибо в данной ситуации его могут попытаться заполнить радикалы и экстремисты, далекие от демократических установок. Египетские военные, «оседлавшие» народный протест, пока что демонстрируют свое-

образное понимание демократии. Они распустили парламент и приостановили действие Основного закона страны. Но смогут ли они в краткие сроки улучшить социально-экономическую ситуацию в Египте, обуздать коррупцию и кумовство, дать новые рабочие места, накормить голодных, гармонизировать отношения между мусульманским большинством и христианским меньшинством (коптами)? Ведь все эти вопросы никуда не исчезнут с уходом Мубарака. Добавим сюда и тот факт, что из-за политических потрясений Египет понес убытки из-за оттока туристов (одного из важнейших ресурсов, которые обеспечивали доходы населения). И когда произойдет их приток, никто определенно не может сказать. В любом случае нужны время и ощутимые свидетельства стабилизации. Не будем забывать и о том, что в стране практически нет многопартийной системы, а самой структурированной и сплоченной силой являются «Братья мусульмане», которые не первый год заявляют о том, что «ислам - это решение». Предположим, что военные пойдут на поводу у США, которые мечтают о «демократизации Ближнего Востока». В этом случае не исключен вариант победы исламистов через выборы, как это уже было в Палестинской автономии в случае с ХАМАС. Но и если новые власти в Каире будут избирательны к советам из Вашингтона, то проблема исламизации не будет снята с повестки дня, так как слишком сильны социальные предпосылки, актуализирующие подобные настроения. В отличие же от Египта, в других странах Арабского Востока позиции касты военных (заинтересованных в сохранении основ светской государственности) не столь прочны, а население этих стран уже почувствовало вкус к революционным потрясениям.

Таким образом, самая серьезная опасность, которая может исходить из Египта для Кавказа (и не только для него) - это погружение крупнейшей арабской страны в хаос, либо политическое усиление исламских радикалов. В этом плане опасно и то, что умеренные представители «Братьев мусульман» могут быть оттеснены более радикальными лидерами, готовыми бороться против Запада, Израиля и, кстати говоря, против России. По мнению российского востоковеда Алексея Кудрявцева, «в отличие от Советского Союза, они уже не обвиняют Россию в «безбожном атеизме», но ставят в вину «угнетение и подавление мусульман» на Северном Кавказе, прежде всего в Чечне». Между тем для России поддержка ее северокавказской политики на Востоке крайне важна. Российские дипломаты в начале 1990-х годов (здесь невозможно переоценить личный вклад патриарха отечественного востоковедения и внешней политики Евгения Примакова) предприняли значительные усилия, чтобы обеспечить благожелательное отношение к своим действиям в Чечне (а начиная с 1999 года и в Дагестане, других частях Северного Кавказа) со стороны Египта, Сирии, Организации Исламская конференция. В этом плане уход Мубарака таит в себе неопределенность. Тем более, что египетские исламисты имеют сильные антироссийские традиции, уходящие корнями во времена афганской войны 1979-1989 гг. В той войне 40% от общего числа арабских наемников, воевавших против СССР, были выходцами именно из Египта. И здесь возникает еще один парадокс. Точно так же, как президенты США и Ирана в едином порыве восторгались сменой власти в Каире, российские и грузинские политики демонстрировали крайнюю настороженность в связи с мучительным рождением «нового Ближнего Востока». По мнению Кахи Гоголашвили из Фонда стратегических и международных исследований в Тбилиси (структура, регулярно консультирующая Михаила Саакашвили, ее вице-президентом до 2008 года был нынешний грузинский министр Темури Якобашвили), «выступления, которые имеют место в Египте, нас особенно тревожат, потому что все это может обернуться гораздо более жестокими событиями». И хотя сегодня Грузия опасается в первую очередь России, рост исламистских настроений внутри этой страны (Панкиси, Квемо Картли), а также соседство с российскими Дагестаном, Чечней и Ингушетией (в которых исламизм также набирает обороты) не могут не настораживать.

Однако наибольшую уязвимость в случае укрепления исламских радикалов в Египте представляет Азербайджан. В первую очередь из-за своего давнего и плодотворного союзничества с Израилем. С одной стороны, эта кооперация уже не первый год является бельмом на глазу Ирана. По словам профессора Сейеда Джавада Мири, «Иран абсолютно убежден, что проблемы Кавказа могут быть решены только самими странами региона, а присутствие нерегиональных игроков, таких, как Великобритания, Китай, США или Израиль, только ухудшает ситуацию». С другой стороны, радикальная часть «Братьев мусульман» уже в ходе «народной революции» обсуждала тезис о необходимости кардинального пересмотра отношений с еврейским государством. Не следует забывать, что пришедшие к власти военные будут стараться «выбить козыри» из рук исламистов и перехватить их лозунги. Эти изменения, с одной стороны, будут усиливать интерес Израиля к Азербайджану (этому способствует также и охлаждение между Анкарой и Тель-Авивом), но с другой – вызывать более жесткое противостояние такому альянсу, как извне, так и изнутри прикаспийской республики.

Внутри Азербайджана исламистские тенденции по разным причинам нарастают (здесь надо отметить и высокий уровень коррупции, и отсутствие адекватной светской оппозиции, придавленной властями, и разочарование в Западе, и фрустрацию по поводу утраты Карабаха и соседних с ним районов). В ноябре прошедшего года Министерство образования Азербайджана ввело запрет на ношение хиджаба ученицами средних школ (с формулировкой о том, что это не является атрибутом школьной формы). Эта мера республиканских властей привела к серии протестов в защиту хиджаба. Они прошли в декабре 2010 года и не ограничились рамками одного лишь Баку. В течение двух декабрьских недель акции протеста состоялись в столице Азербайджана (10 декабря), в Массалы (15 декабря), поселке Нардаран (18 декабря) и в Гяндже, втором по численности городе Азербайджана (24 декабря). Таким образом, был жестко поставлен вопрос о соотношении светских и религиозных элементов в образовании. Между тем в Азербайджане в последнее время активизировалась деятельность исламистских радикальных группировок, стремящихся к изменению светского характера азербайджанской государственности.

«Ваххабитский вирус развился у нас в последние несколько лет», – утверждает азербайджанский правозащитник Ильгар Ибрагимоглу. В начале апреля 2006 года министр национальной безопасности Азербайджана Эльдар Махмудов выступил с сенсационным заявлением: «Хотя мы имеем достаточно богатый опыт в противодействии деятельности радикальных религиозных и террористических организаций, информация о планах ныне нейтрализованной группы «Аль-Каида Кавказ» по рекрутированию азербайджанских девушек в отряд смертниц стала для нас самым худшим открытием за последние годы». С 2006 по 2009 г. по стране прошли большие судебные процессы по делам различных подпольных исламистских групп (как граждан Азербайджана, так и подданных Саудовской Аравии и других стран исламского Востока). Дестабилизация же в Египте и в целом арабском мире может только усилить внешнее давление на светский Азербайджан.

Однако ослабление Азербайджана посредством возможной исламизации не должно радовать ни Армению, ни Грузию, ибо в первом случае возможна «разморозка» конфликта в Нагорном Карабахе, только уже под другими знаменами и с другой идеологией (и, кстати говоря, с более широким международным участием). Во втором же случае это поставит крест на стратегическом партнерстве Баку и Тбилиси и крайне осложнит внешнеполитические и внешнеэкономические действия Грузии, и без того ослабленной событиями 2008 года.

Таким образом, Ближний Восток начинает новый этап своей истории, который таит в себе много новых потенциальных угроз, вызовов. Он менее предсказуем, чем тот регион, который мы знали до 2011 года. А значит, в любое время события, происходящие в нем, могут самым неожиданным образом повлиять на другие части мира, включая и Большой Кавказ. В регионе, в котором новый статус-кво, рожденный августом 2008 года, еще не сформировался до конца.

Сергей Маркедонов, приглашенный научный сотрудник (Visiting Fellow) Центра стратегических и международных исследований (Вашингтон, США), обозреватель газеты «Ноев Ковчег»