№ 10 (193) Июнь (1–15) 2012 года.

Гая Дмитриевич Гай, «Железный» комдив

Просмотров: 38301

К 125-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ И 75-ЛЕТИЮ ГИБЕЛИ Г.Д. БЖИШКЯНА

3 июля 1935 года в Минске был арестован начальник кафедры военной истории Военно-воздушной академии РККА им. Н.Е. Жуковского Гайк Дмитриевич Бжишкян, более известный как Гая Дмитриевич Гай. На празднование 15-й годовщины освобождения Белоруссии от белополяков он, почетный гражданин Минска, прибыл с женой Наталией Клоковой. Это был первый случай, когда прилюдно брали красного командира пролетарского происхождения. Вернувшись в Москву, Наталия Яковлевна обратилась за помощью к старому революционеру Петру Кобозеву*, который был на «ты» с «кремлевским горцем». Сталин через помощника передал Кобозеву: «НКВД разберется». И НКВД разобрался. Его обвинили в измене родине, создании антисоветской «Группы Гая», покушении на Сталина. Так называемое дело Гая составило восемь томов.

ДЕРЗКИЙ ПОБЕГ

Из московской Бутырки, где Гая допрашивали по обвинению в «создании военно-фашистской организации в РККА», он писал наркому внутренних дел СССР Генриху Ягоде:

«Совершил весьма тяжелое, ужасное преступление перед партией – тов. Сталиным, будучи выпивши, в частном разговоре с беспартийным сказал, что «надо убрать Сталина, все равно его уберут»... Мне тяжело здесь повторить вновь характер и содержание разговора, подробности следствию известны. Это ужасное преступление я совершил не потому, что я контрреволюционер или оппозиционер, что я не разделяю генеральную линию партии или состоял в антипартийных организациях и вел подпольную борьбу с партией. Нет, не поэтому, это я Вам докладываю совершенно честно, это можно доказать всей суммой моей прошлой общественно-политической и военной работы... Это гнусное преступление я совершил под влиянием двух основных факторов: а) под влиянием личной неудовлетворенности своим общественным положением и занимаемой должностью и б) под влиянием антипартийных разговоров с некоторыми близкими мне большевиками (даже «старыми» большевиками), фамилии которых следствию известны. Фамилии некоторых антипартийно настроенных дам тов. Молчанову. Под влиянием указанных факторов и я стал катиться на путь двурушничества. Правда, говорил, писал, выступал (и очень часто) за тов. Сталина, но перебороть окончательно влияние товарищей, влияние шушукающей среды я не мог. И вот вырвалось все это по адресу вождя партии, по адресу тов. Сталина, в такой гнусной форме и словах».

Видимо, обнаружив в архиве письмо Гая Ягоде, британский литературовед, профессор русской литературы колледжа Королевы Марии Лондонского университета Д.Р. Рейфилд в своей книге «Сталин и его подручные» преподносит случившееся в таком свете: «В октябре 1935 г. курьезный случай старого армейского командира Гая Гай-Бжишкяна вывел Сталина из терпения. Гай в пьяном виде говорил собутыльнику: «Надо убрать Сталина». На него донесли…»

15 октября 1935 года Особое совещание при НКВД СССР приговорило Гая к пяти годам лагерей. Трудно сказать, какие мысли роились у него в голове перед отправкой в места не столь отдаленные, но гонителям своим он успел задать жару: 22 октября по пути из Москвы в ярославскую тюрьму «Коровники» Гай сбежал из пассажирского вагона. Экстренное торможение позволило остановить поезд только через 250-300 метров. За это время Гай успел скрыться в лесочке.

На поиски опасного беглеца руководство НКВД СССР бросило 900 курсантов Высшей пограничной школы. Облава удалась, но сам факт побега и шум, поднятый чекистами в ходе розыска, поставил точку в карьере наркома внутренних дел Ягоды, потерявшего сперва должность, а затем свободу и жизнь.

А чуть свет 23 октября 1935 года начальник секретно-политического отдела ГУГБ НКВД СССР Г.А. Молчанов и заместитель начальника оперативного отдела ГУГБ З.И. Волович докладывали наркому Ягоде:

«Обстоятельства побега, по показаниям допрошенных нами комиссара оперативного отряда, красноармейцев Рязанова, Васильева и Середы, таковы:

В пути следования Гая Гай дважды просился в уборную. Первый раз, приблизительно через час после отъезда из Москвы, сопровождался Рязановым и красноармейцем Середой с соблюдением устава караульной службы. Второй раз Гай просился в уборную, не доезжая до станции Берендеево. После отхода поезда со станции Берендеево в 22 часа 35 минут был выведен в уборную Рязановым и Васильевым, на этот раз в нарушение караульной службы: никто из сопровождающих Гая не встал на подножку вагона для наблюдения за окном уборной, а оба наблюдали в вагоне…

По показаниям Васильева, Гай после оправки, стоя у умывальника, внезапно ударом плеча разбив два стекла и выбив часть оконной рамы, выбросился из окна туловищем вперед...

Поиски, предпринятые Рязановым и Васильевым на месте побега, ничего не дали, Гай обнаружен не был».

Молчанов и Волович заверили Ягоду, что все необходимые меры для поимки Гая приняты: все станции и поезда проверены, активизирована милиция и ее агентура, оставлена засада у квартиры Гая, а главное – оцеплен сплошным кольцом район побега и мобилизованы все силы для прочесывания местности. Получив более или менее полную информацию о ЧП, нарком Ягода 24 октября докладывает Сталину:

«Для широкого окружения места побега мною было выброшено 900 командиров Высшей пограничной школы во главе с т.т. Прокофьевым и Фриновским, кроме того, все сотрудники НКВД с задачей организовать членов ВКП(б), комсомольцев и колхозников и образовать широкое кольцо, обеспечивающее задержание Гая. Также были закрыты все шоссейные и проселочные дороги, подступы к Москве и установлен строжайший контроль по линии железной дороги и водным путям. К 13 часам 24 октября с. г. кольцо, образованное в радиусе 100 километров от места побега (из командиров Высшей пограничной школы, сотрудников НКВД, местных членов ВКП(б), комсомола и колхозников), сжималось в направлении к станции Берендеево. В это время производящие проверку на линии железной дороги сотрудник транспортного отдела ГУГБ Демидов, Фриновский и Волович услышали крики и заметили в километре от себя человека верхом на лошади, жестами зовущего их к себе. Т.т. Демидов, Фриновский и Волович быстро направились к нему. Зовущим оказался колхозник села Давыдово Толков П.Г., он сообщил подошедшим к нему товарищам, что он встретил вышедшего из леса человека, схожего с приметами разыскиваемого, заподозренный находится в настоящее время в трех километрах отсюда и охраняется учителем-директором Давыдовской школы Александровым Н.П., которого он, Толков, вызвал к себе на помощь, заметив подозрительного... Прибыв на место, опознали в нем Гая и немедленно по моему распоряжению препроводили в Москву».

В своей книге «НКВД изнутри: Записки чекиста» М.П. Шрейдер (в 1935 г. начальник Управления рабоче-крестьянской милиции НКВД Иваново-Промышленной области) пишет:

«После убийства С.М. Кирова в стране быстро нарастала атмосфера всеобщего недоверия и подозрительности ко всем, имевшим в прошлом хотя бы отдаленное отношение к троцкизму или к другим группировкам… Впервые мы столкнулись с этим явлением осенью 1935 года, когда в Иваново пришла сверхсрочная шифровка из Москвы, предлагавшая органам НКВД, милиции и пограничным войскам принять самые энергичные и активные меры к розыску «опасного преступника» Гая Дмитриевича Гая (Бжишкяна), бежавшего из окна вагона по пути следования, кажется, в Ярославскую тюрьму.

Это известие меня поразило. Бывший легендарный герой гражданской войны, которого я лично знал еще по Вильно в 1920 году, в последние годы – профессор военной академии им. Жуковского, как мог он стать на путь измены?..

Начальником штаба по розыскам был назначен Стырне В.А. (нач. отдела УГБ НКВД Украинской ССР. – М. и Г.М.), но он перепоручил это дело мне, и я в течение двух или трех суток принимал донесения о ведущихся розысках и сообщал о ходе дел в Москву. Начальником центрального штаба по поимке Гая в Москве был замнаркомвнудел Г.Е. Прокофьев, его замом – член коллегии НКВД Л.Г. Миронов. Оба они чуть ли не ежечасно звонили мне, требуя усилить розыски. Прокофьев несколько раз подчеркивал, что за розыском Гая наблюдает лично Сталин, которому штаб должен ежечасно предоставлять сводки, поэтому мне необходимо докладывать им каждые 45 минут...

Обнаружили Гая в стогу сена со сломанной ногой не наши работники, а проходившие мимо сельский учитель и колхозник. Один из них побежал сообщать и по дороге встретил группу сотрудников органов из Москвы, возглавляемую М.П. Фриновским (впоследствии первым заместителем Ежова). Как потом рассказывали очевидцы, Фриновский подошел к лежащему Гаю, протянул ему руку и сказал:

– Здорово, Гай!

– Всякой сволочи руки не подаю, – ответил Гай. – Берите и продолжайте свое черное дело».

Гай и не подозревал, что побегом своим дал Сталину повод избавиться от наркома Ягоды, уже отработавшего свое. После поимки Гая, 25 октября 1935 года, Сталин с курорта возмущенно пишет членам Политбюро Молотову и Кагановичу, а также Ягоде:

«Из обстоятельств побега Гая и его поимки видно, что чекистская часть НКВД не имеет настоящего руководства и переживает процесс разложения. Непонятно, на каком основании отправили Гая в изолятор в особом купе, а не в арестантском вагоне? Где это слыхано, чтобы приговоренного к концлагерю отправляли в особом купе, а не в арестантском вагоне? Что это за порядки?.. Еще более чудовищна обстановка поимки Гая. Оказывается, для того, чтобы поймать одного сопляка, НКВД мобилизовал 900 командиров пограничной школы, всех сотрудников НКВД, членов партии, комсомольцев, колхозников и создал кольцо, должно быть, из нескольких тысяч человек радиусом в 100 километров. Спрашивается, кому нужна Чека и для чего она вообще существует, если она вынуждена каждый раз и при всяком пустяковом случае прибегать к помощи комсомола, колхозников и вообще всего населения? Далее, понимает ли НКВД, какой неблагоприятный для правительства шум создают подобные мобилизации? Наконец, кто дал право НКВД на самочинную мобилизацию партийцев, комсомольцев и колхозников для своих ведомственных потребностей? Не пора ли запретить органам НКВД подобные, с позволения сказать, мобилизации? Важно заметить, что вся эта кутерьма была бы исключена, если бы Гай был отправлен в арестантском вагоне. Я думаю, что чекистская часть НКВД болеет серьезной болезнью. Пора заняться нам ее лечением».

* * *

Гайк Бжишкян любил при случае обронить, что все армяне – от прародителя Гайка, вот почему он Гая Гай.

А может, ему приходилось заслушаться пением птиц в лиственной рощице, именуемой у славян «гай»?..

Вряд ли теперь конкретно кто скажет, откуда пошло это Гай, и уж тем более Гая Дмитриевич Гай.

В ПРЕДЧУвСТВИИ ГИБЕЛИ

Из камеры Гай писал Ягоде покаянные письма, жаловался на судьбу: «Ничто мне не жаль, ни семью, ни малолетнюю дочь, ни инвалида престарелого отца, мне жаль до жгучей боли имя старого боевого командира Красной армии «Гая»… Тов. Ягода, мне очень больно об этом говорить… Умоляю еще раз партию простить меня и дать возможность своей кровью искупить вину». В конце странички была приписка: «В камере темно, да и слезы мешают писать...»

Вскоре Гай заболел и слег. Вопреки слухам о жестком характере Ягоды, тот велел кремлевским врачам обследовать его. Сталину сообщили, что «7-го ноября заключенный Гая Гай заболел крупозным воспалением правого легкого» 

и… внезапно умер.

Гая Гай все еще жил надеждой, что Сталин помилует его, но узнав о расстреле Тухачевского и других военачальников, пал духом. В начале декабря 1937 года, на последнем свидании с Наталией Яковлевной, Гай не стал обнадеживать жену, только попросил поцеловать дочь и передать ей, что отец уйдет из жизни таким же чистым, каким и жил.

* * *

Уже в застенках НКВД Гаю было предъявлено новое обвинение – участие в антисоветской террористической и шпионско-диверсионной организации правых. Никаких компрометирующих материалов на Гая (как позднее выяснилось) не было. Суд располагал лишь показаниями осужденных по другим делам – помощника инспектора кавалерии РККА Б.К. Верховского и Е.Ф. Куликова. Их показания в суде не проверялись и доказательствами виновности Гая служить не могли. Тем более что Верховский ссылался лишь на свои предположения, а Куликов – на бывшего первого секретаря Московского областного и городского комитетов ВКП(б) Н.А. Угланова. Но по делу последнего Гай вообще не упоминается, а сам Гай категорически заявил, что Угланова не знает и в глаза не видел.

В «Списке лиц, подлежащих суду Военной коллегии Верховного суда Союза ССР», подписанном Сталиным, Молотовым и Ждановым 7 декабря 1937 года, «Гай (Бжишкян) Гая Дмитриевич» шел по списку «Москва-центр» из 272 человек за номером 48 по 1-й категории, то есть обреченным на ВМН – высшую меру наказания.

И хотя Гай и на предварительном следствии «по второму делу», и в судебном заседании категорически отрицал ничем не обоснованные обвинения, Военная коллегия Верховного суда (ВКВС) СССР приговорила его 11 декабря 1937 года к высшей мере. Расстрелян он был в тот же день на подмосковном полигоне «Коммунарка».

Легендарный полководец был реабилитирован посмертно и восстановлен в партии 21 января 1956 года.

«Сталин был не прав, послав Гая на эшафот», – много позже скажет маршал Советского Союза Семен Буденный, любимец вождя. Гай оказался едва ли не единственным, кто пытался постоять за себя, бежать, а не строчить без конца унизительные и бесполезные прошения.

Военный историк и писатель Гайк Айрапетян пишет о своей встрече с Семеном Буденным, когда в начале 60-х годов принес ему свою книгу «Железный Гай» и попросил написать «слово к читателю».

«Более десяти лет верой и правдой служил Отечеству на территории Армении. Александрополь, Игдырь, Сарыкамыш, Карс... Потом — война, от звонка до звонка сражался на Кавказском фронте. Служил, дружил с армянами и этим горжусь... Ну что, о Гае написано с любовью, с душой и, как мне кажется, с болью. Слово казака, подпишу! Хотя признаюсь, не очень-то мы ладили. В Алашкертской долине он у нас горную пушку свистнул, на Северном Кавказе ограбил склады одной из моих дивизий. На польском фронте промчался до Варшавы, а я застрял подо Львовом из-за упрямства Иосифа Сталина. Вот и назвал польский маршал Юзеф Пилсудский Гая лучшим военачальником Страны Советов. А когда стал завкафедрой в академии, полгода не принимал у меня зачета по военной истории. Руки мне не подавал, все урядником называл. Скажу, не таясь, он нагло ухаживал за моей первой женой, которую потом я зарубил. Но все равно уважал я его как отличного конника и мудрого полководца... Что же, вернем брата-конника из небытия! Тащите-ка факсимиле».

ПОД ФЛАГОМ ПАРТИИ «ГНЧАК»

Гая Гай, он же Гайк Бжишкян, сын народного учителя Дмитрия Бжишкяна, родился 6 (18) февраля 1887 года в городе Тавризе (Персия). Его отец – один из основателей и активный член армянской социал-демократической партии «Гнчак» («Колокол») в Персии. Партия, ставившая своей целью избавление от турецкого ига путем вооруженного восстания и объединение армянских земель в независимое национальное государство, создана была в Женеве группой студентов-армян спустя полгода после появления на свет Гайка.

Прилежный ученик, Гайк Бжишкян успешно окончил 4-классную городскую армянскую школу Арамян и уже в 15 лет вступил в Тавризскую организацию партии «Гнчак», ведя разъяснительную работу среди учащихся. На этом детство его и кончилось.

В конце 1903 года семья перебирается в Тифлис, где он поступает на учебу в армянскую учительскую семинарию Нерсисян. Там он организует социал-демократический кружок. В разгоревшейся борьбе между левым и правым крылом партии «Гнчак» примыкает к левому, большевистскому. Не пройдет и года, как его исключат из семинарии за подрывную революционную работу. Действия властей подталкивают юношу к мысли стать профессиональным революционером. Теперь он активно сотрудничает с армянскими социал-демократическими изданиями на Кавказе и в Персии – «Банвор» («Рабочий»), «Банвори дзайн» (Баку), «Дзаик» (Персия), «Гахапар» (Тифлис), «Гнчак», «Лрабер», выступая под псевдонимом «Банвор» и «Банвор Гайк».

В 1905 году принимает участие в покушении на армянофоба, наместника Кавказа князя Голицына. Гайку приходится бежать в Баку, где перед ним открываются широкие возможности вести пропаганду социалистических идей среди местного пролетариата – армян и персов.

В 1906 году большевистская фракция гнчакистов на Закавказской конференции выступает за слияние партии с большевиками, но остается в меньшинстве. Тогда Бжишкян, возглавив вместе с Касьяном, Соском, Агроновым и Мкичем Азаняном движение за смычку с большевиками, развертывает деятельную пропаганду среди рабочих, все еще доверявших меньшевикам-гнчакистам.

Вскоре царская охранка выслеживает Гайка Бжишкяна, и в конце 1906 года он оказывается в Баиловской тюрьме. Выйдя, устраивается масленщиком, а затем тартальщиком на нефтепромыслах Нобеля, организует рабочие кружки в районах Балаханы, Сабунчи и Биби-Эйбат. В 1908-1909 годах вместе с большевиком Степаном Шаумяном они создают союз нефтепромышленных служащих в Балаханах.

В 1910 году, спасаясь от преследований полиции, бежит в Тифлис, где, окончив бухгалтерские курсы, работает счетоводом. Участвуя в профдвижении, способствует рождению Тифлисского союза торгово-промышленных служащих. В конце 1911-го попадает в Метехский тюремный замок, откуда в начале 1912-го высылается в Астрахань под надзор полиции.

ВО ГЛАВЕ 6-Й ДОБРОВОЛЬЧЕСКОЙ

Гайк Бжишкян в Тифлис возвращается лишь года через два, там же оканчивает школу инструкторов и офицеров и в конце 1914-го добровольцем уходит на фронт – воевать в русской армии.

В январе 1915 года в составе войск Кавказского фронта формируются шесть армянских добровольческих дружин от 1000 до 1200 стрелков и всадников в каждой. Командуя кавалерийской ротой в 6-й дружине, Гайк Бжишкян участвует в боях за освобождение Эрзрума, Хлата и Муша от турок. Производится в штабс-капитаны.

* * *

Неизвестную страницу биографии Гайка Бжишкяна открывает для нас писатель Хачик Даштенц. Есть в его романе-эпопее «Зов пахарей», повествующем о героической борьбе армянских гайдуков-фидаинов с османскими властями, такой эпизод:

«Генерал Абасов шлет докладную главнокомандующему Кавказским фронтом: дескать, армянские добровольцы убили начальника полиции Багеша

и труп скинули в пропасть, надо-де приказать Первому Армянскому полку покинуть Багеш…

 По абасовской записке наместник вызывает в Тифлис Андраника: видно, собирался судить его. Сдав командование, тот готовился отбыть в Тифлис.

Крутя уздечку в руках, мрачный, стоял он посреди снегов.

Ехать или не ехать? Пребывая в раздумьях, уловил, что кто-то идет к нему по скрипучему снегу. Им оказался ротный Гайк   Бжишкян,  тавризец. Все звали его Банвор  Гайк...

Голова была перебинтована, рука на перевязи.

– В чем дело, Гайк?

 – Простите, Мец (Большой. – М. и Г.М.) гайдук, я хочу выказать вам свое восхищение. Отряд ваш славно взял Багеш.

 – Так-то оно так, но теперь нам предлагают оставить город.

  – Боюсь, наместник вызвал вас, чтобы судить.

  – Скорее всего так оно и есть

 – Нас надули, Мец гайдук, самым наглым образом. Вся нация, весь народ наш обманут, – с горечью выдохнул молодой ротный.

 Сказал, отдал честь и отошел».

* * *

Из публикаций Гайка Бжишкяна в тифлисской газете «Гахапар» («Карин», «В Эрзрум», «Письма из Эрзрума» и др.) общественность знала о положении в Западной Армении, разграблении и разорении армянских сел турками, о депортации и массовой резне армянского населения.

В те же дни другая тифлисская армянская газета – «Мшак» в статье «Один из героев армянского народа» рассказала: русский генерал, командир корпуса со своей свитой, прибывший награждать отличившихся в боях воинов 6-й армянской добровольческой дружины, был крайне удивлен, узнав, что офицер, явившийся на смотр с забинтованной головой и рукой на перевязи, и есть тот самый храбрый ротный, который после гибели командира, получив в бою три ранения, не дрогнул и повел дружину в атаку. Дружина одолела противника и освободила несколько армянских сел.

В порыве нахлынувших чувств генерал кинулся обнимать бесстрашного офицера, расцеловал его перед строем и прикрепил на грудь ему Георгиевский крест и Георгиевскую медаль.

Тем офицером был Гайк Бжишкян.

Та же газета «Мшак», отслеживая героические действия добровольческих отрядов, разместила на своих страницах подробный рассказ о том, как смертельно раненый командир

6-й дружины подпоручик Григор Авшарян просил ротного Гайка Бжишкяна принять от него в дар золотую Георгиевскую саблю, которой награжден был за доблесть.

Воодушевленный столь ярким проявлением доверия к нему, Бжишкян, приободрив бойцов, повел их на штурм курдов, пособников турок. Потеряв 82 человека убитыми, те оставили позиции и бежали из села. На другой день курды, получив подкрепление от регулярной турецкой армии в 4 тысячи солдат, 3 орудия и 4 пулемета, бросились атаковать армян. Но были отбиты и обращены в бегство, оставив при этом 2 села и 150 трупов.

На другое утро противник предпринял штыковую атаку, но был отброшен, теперь уже на 35 верст, оставив на поле боя 400 человек убитыми. Потери армян оказались не столь ощутимы: 9 убитых при 52 раненых.

Дух армянских воинов личным примером поднимал новый командир 6-й дружины Гайк Бжишкян.

* * *

Когда русское командование отозвало армянские дружины с фронта, Гайк Бжишкян стал передавать свой опыт и знания молодым офицерам в тифлисской школе инструкторов и офицеров.

В Тифлисе же Бжишкян случайно встретил писателя Александра Ширванзаде. Завязалась живая беседа. Говорили не только о героических делах 6-й дружины, но и о том, как она, в отличие от других добровольческих дружин, была крайне плохо одета и обута. К тому же солдаты частенько голодали.

Как выяснилось, вопросами обеспечения добровольческих дружин занималось Армянское Национальное бюро, созданное еще в 1912 году партией «Дашнакцутюн», используя для этого средства, предоставляемые армянскими богачами. А 6-я дружина сформирована была из армян, приехавших из Астрахани, Румынии, Америки, большая часть которых состояла в партии «Гнчак», как и оба ее командира – Григор Авшарян и Гайк Бжишкян.

Остается сожалеть, что недружественные отношения между национальными партиями, борющимися за свободу и независимость одного и того же народа, помешали им найти общий язык. Частично и это нанесло непоправимый ущерб общему делу в борьбе с турками и их курдскими пособниками.

ВЗЯТИЕ СИМБИРСКА

В 1916 году Гайка Бжишкяна назначают начальником армянских боевых резервных отрядов. Но тут дают о себе знать раны, полученные в боях, и Бжишкян едет в Москву на лечение, где его и застает Февральская революция. Он поступает в распоряжение штаба революционных войск Совета рабочих депутатов, возглавив военно-патрульную команду, которая занималась поимкой бывших полицейских, обезоруживала их.

В мае 1917 года Бжишкян оказался в Самарканде, где поддерживал связь с Закаспийским краевым комитетом большевиков. Всем сердцем приветствовал Октябрьскую революцию. А получив от предсовнаркома Туркестана Колесова телеграмму о выступлении бухарского эмира против советской власти, по поручению Самаркандского ревкома стал сколачивать дружины из рабочих – армян, сартов, евреев – для борьбы с эмиром.

А тут началась гражданская война.

В апреле 1918 года Гай, отойдя от партии «Гнчак» и вступив в большевистскую партию, формирует в Самаре красногвардейские части.

Летом того же года, желая перебить хребет молодому Советскому государству, силы белых выбирают плацдармом для решительного удара по красным Среднее Поволжье. Мятеж чехословацкого корпуса, вставшего на сторону белых, охватывает Самару и Симбирск. На левобережье к тому времени хозяйничали каппелевцы. Все три городские тюрьмы Симбирска были забиты сторонниками советской власти. Попытки Красной Армии отбить город успеха не имели. К концу лета 1-я Революционная армия Тухачевского, в состав которой входила 1-я Самарская пехотная дивизия во главе с Гаем, после ряда успешных маневров обкладывает Симбирск с трех сторон. И буквально на плечах отступающего врага бойцы дивизии Гая 12 октября врываются в Симбирск…

Ленину, вождю революции, как раз в те дни раненому Фаиной Каплан, Гай шлет телеграмму: «Взятие вашего родного города, это ответ за одну вашу рану, а за другую будет Самара». Надо сказать, что при Сталине твердили, что телеграмму эту отправили бойцы дивизии, а не их командир, благодаря которому дивизия «эффектного армянина» прослыла «Железной». В ноябре 1918 года 1-я Самарская была переформирована в 24-ю стрелковую дивизию, получившую наименование «Самаро-Ульяновская Железная дивизия».

Генерал-майор Н.И. Корицкий вспоминает:

«На симбирское направление, в район станции Майна, вышла Сенгилеевская группа под командованием Г.Д. Гая. Михаил Николаевич Тухачевский и Валериан Владимирович Куйбышев выехали лично встретить ее. Я их сопровождал…

Тухачевский и Куйбышев направились в части, чтобы ознакомиться с состоянием войск. Красноармейцы и командиры были переутомлены, голодны, плохо одеты, но при всем этом бросались в глаза их спайка и дисциплинированность. У начдива Железной идеи командарма нашли полную и безраздельную поддержку…

Г.Д. Гай, всегда любивший «шикануть», на этот раз устроил даже нечто вроде торжественного приема в честь Тухачевского… На столе, покрытом домотканой, с русской вышивкой скатертью, были расставлены тарелки с жареными курами, салом и лесной земляникой. Хозяйничала за столом сестра милосердия Лия Ильинична Шерман, ставшая вскоре женой Гая…»

Вслед за Симбирском Гай взял Сызрань, Бузулук, Ставрополь, Буинск, Тетюши, Стерлитамак, Белебей, Бугуруслан, Уральск, Орск, Актюбинск…

В боях за Симбирск отличился Г.К. Жуков, будущий Маршал Победы. В 1924 году именно Гай рекомендовал его на учебу в кавалерийскую школу в Петрограде.

В своих «Воспоминаниях и размышлениях» Г.К. Жуков пишет:

«Я с удовольствием вспоминаю совместную работу с комдивом Г.Д. Гаем. Первая наша встреча произошла в его лагерной палатке, куда были вызваны на совещание командиры и комиссары частей. После официального представления Г.Д. Гай пригласил всех расположиться у его рабочего стола. Я увидел красивого человека, по-военному подтянутого. Его глаза светились доброжелательностью, а ровный и спокойный голос свидетельствовал об уравновешенном характере и уверенности в себе. Я много слышал о геройских делах Г.Д. Гая и с интересом в него всматривался. Мне хотелось проникнуть в его душевный мир, понять его как человека и командира».

1 декабря 1918 года Революционный Военный Совет Республики (РВСР) доверяет Гаю командовать 1-й армией Восточного фронта. С ней он отстоял Оренбург, громя казаков атамана Дутова в степях под городом. Затем, когда Деникин двинул на Москву, Гай был переброшен на Южный фронт и назначен командиром сперва 42-й стрелковой, а затем 1-й Кавказской «Дикой» кавалерийской дивизии. В апреле 1920 года во главе 2-го кавалерийского корпуса руководил десантной операцией на Крымском полуострове.

Переброшенный на русско-польскую войну на Западный фронт, Гай формирует 3-й кавалерийский корпус. 4 июня 1920-го он, прорвав фронт белополяков, захватил Вильно, Гродно, Цехавов, Липно, Плоцк… Увлекшись боевыми действиями, Гай оказался в землях Восточной Пруссии, где был интернирован. Пройдет два месяца, и его корпус в полном составе воротится на родину.

* * *

В официальной биографии Гая значилось: «Награжден всеми существующими в Красной армии наградами – золотой шашкой от армянской дружины, золотыми часами от РВСР и ЦИК СССР, 2 портсигарами ЦИК и Совнаркома, серебряной шашкой за храбрость и 2 орденами Красного Знамени от ВЦИК…» Ордена получил за бои в Поволжье (1918) и польско-русскую кампанию (1920).

НАРКОМВОЕНМОР АРМЕНИИ

В 1928 году издательством «Большая Советская Энциклопедия» был выпущен сборник «Книга в СССР». В нем в статье «Гай Гая Дмитриевич» содержится биография Гайка Бжишкяна:

«По возвращении из Германии, ввиду ликвидации фронтов, поступил в Военную академию, закончил младший и старший курсы, а затем в 1922 году окончил Военно-академические курсы высшего комсостава. По окончании назначен наркомвоенмором (народный комиссар по военно-морским делам. – М. и Г.М.) ССР Армении, где организовал Красную армию. На Кавказе, помимо военной работы, вел активную советскую работу в качестве члена Закавказского ЦИКа, Арм. ЦИКа, командующего Чона (часть особого назначения. – М. и Г.М.) и военного комиссара Советской Армении».

Признаться, в архивах ничего о пребывании Гая в Армении обнаружить не удалось. Почему и пользуемся записями известного журналиста Альберта Гаспаряна:

«Один из загадочных периодов в жизни Гая — пребывание в ССРА (Советской Социалистической Республике Армения). Архивы ЦК КП Армении содержат лишь несколько строчек, где упоминается имя Гая. По некоторым данным, он был наркомом военных дел, а также военным комиссаром Армении. До того эту должность, вместе с должностью председателя Совнаркома, занимал Александр Мясникян, пригласивший его в Армению. Они были знакомы еще по Белоруссии, с 20-го года. Когда конкретно Гай приехал в Армению, чем занимался в первое время — неизвестно. Впервые его имя упоминается в протоколе заседания ЦК КПА от 17.11.22 г.: «Слушали: доклад т. Гая об организации корпуса. Постановили: вопрос о корпусе снять с обсуждения». Коротко и неясно. И еще один раз имя Гая упоминается в протоколе заседания ЦК КПА от 06.12.22 г.: «Слушали: о Наркомвоенкомрате и Чоне. Постановили: Комчоном ССРА назначить т. Гая. Исполнение обязанностей Военного Комиссара Армении возложить на т. Гая, при заместителе т. Саратикове». Не протокол, а песня! Памятник революционной стилистики. Вот и вся архивная информация. Получается, что Гай проработал в Армении в лучшем случае не более одного года».

В очередной раз нас выручила подшивка газеты «Кармир рашпар» («Красный пахарь»), хранившаяся в семейном архиве. Газета издавалась в Горисе, центре Зангезурского уезда, как официальный орган уездного комитета партии и исполкома. Из № 41 от 17 декабря 1922 года мы почерпнули:

«25 ноября в 5 часов вечера в зале исполкома собрался второй съезд советов Зангезурского уезда. Под гром аплодисментов в президиум были избраны т.т. Ленин, Троцкий и Мясникян, а также гость съезда т. Гайк Бжишкян, легендарный Гай, народный комиссар по военным делам Армении. Вожак коммунистов края Мнацакан Тавакалян предоставил слово военачальнику. В краткой и яркой речи товарищ Гай поприветствовал участников съезда. Затем выразил сожаление, что не может «продлить свое пребывание в Зангезуре для более близкого ознакомления со свободолюбивым и героическим народом горного края, его нуждами и заботами». Гай пообещал оказать всемерное содействие зангезурцам, заверив их, что изыщет возможность приехать сюда снова. Отчет о работе исполкома за год зачитал его председатель Баграм Арутюнян. Съезд завершился ободряющими словами Гая и пением «Интернационала»…

В честь участников съезда в стенах народного театра было дано представление, перешедшее в митинг. Артисты отличились в пьесе «Кто из двоих?» В антрактах подавали чай и играли на таре. Из театра Гай уходил довольным».

В том же номере газеты «Кармир рашпар» было опубликовано «Обращение тов. Гая к бесстрашным воинам Армянской Красной Армии» в связи с его вступлением в должность народного комиссара по военным делам. Под текстом стояла дата – «30 октября 1922 г., Ереван», что подтверждает факт его прибытия в столицу Советской Армении во второй половине октября 1922 года.

«Красная буря уже близка. Будь готов взбурлить весь мир!» Эти строки, обращенные к Гаю, взяты нами из номера от 1 января 1923 года той же газеты. Подобного рода новогодние пожелания от имени мифической «Радиостанции Зангезура» были направлены и в адрес Ленина, Троцкого, Зиновьева и Мясникяна.

* * *

Из сборника «Книга в СССР» узнаем, что Гая Гай награжден «знаком за отличие от ЦИКа Советской Армении».

А вот о том, что сталось с золотой Георгиевской саблей, подаренной ему умирающим командиром 6-й дружины Авшаряном, мало кто знает.

Эта реликвия ныне выставлена на стенде, посвященном Гайку Бжишкяну, в Историческом музее Армении. В апреле 1923 года, покидая Армению, Гай преподносит ее в дар Ереванской военной школе командиров. Позже ее, как приз, вручают одному из командиров Армянской дивизии – победителю Закавказских стрелковых соревнований.

А когда в 37-м весть об аресте и расстреле Гая дошла до Армении, счастливый обладатель приза, во избежание репрессий, решил отделаться от «компрометирующей» реликвии, припрятав саблю в колодце. Там, на глубине 13 метров, она и пролежала более четверти века. И всплыла совершенно случайно.

ПРОФЕССОР АКАДЕМИИ ЖУКОВСКОГО

Вернувшись из Армении, в мае 1923-го Гай отправляется в Минск командиром 7-й Самарской кавалерийской дивизии, затем ему вновь доверяют 3-й кавалерийский корпус им. БССР с одновременным исполнением обязанностей начальника военного гарнизона Минска…

И снова он в Москве. В 1926 году продолжает учебу в Военной академии, теперь уже носящей имя М.В. Фрунзе. В 1927-м, по ее окончании, Гай там заведует кафедрой и спустя два года защищает диссертацию.

И еще раз обращаемся к сборнику «Книга в СССР», изданному в 1928 году: «В настоящее время Гай ведет военно-научную и педагогическую работу во многих вузах. Руководит кафедрами: конницы в Военной академии, гражданской войны – в Вечерней военной академии и циклом военной истории в Военно-воздушной академии. Состоит членом бюро военной секции Комакадемии и членом правления Армянской секции пролетарских писателей. Его перу, кроме газетных и журнальных статей и художественных рассказов, принадлежит ряд работ по истории гражданской войны: «Первый удар по Колчаку» (1926), «В боях за Симбирск» (1928), «За Варшаву» (1928), «III Конный корпус под Гродно» в сборнике «Гражданская война» (1928) и др.».

В 1932-м Гая приглашают на кафедру истории войн и военного искусства Военно-воздушной академии им. Н.Е. Жуковского. Через год он уже профессор, руководит кафедрой.

* * *

В воспоминаниях современников фигура Гая вырастает в личность и в самом деле неординарную. Широко эрудированный, Гай увлекался лингвистикой, владел 12 языками, любил музицировать, слыл неплохим литератором. Его рассказами, которые регулярно появлялись в журнале «Молодая гвардия», зачитывалась рабочая молодежь.

Упоминает о нем, как о храбром командире, в своей книге и Армин Вегнер – немецкий поэт, писатель-антифашист. Она была посвящена судебному процессу над Согомоном Тейлеряном, прикончившим в Берлине средь бела дня палача армянского народа Талаат-пашу.

В 1967 году в честь его 80-летия в СССР была выпущена почтовая марка. А за четыре года до этого его имя было присвоено речному пассажирскому теплоходу – «Комдив Гай».

Увековечен Гай и в названиях улиц, бульваров, в памятниках – в Ульяновске (бывший Симбирск), Гродно, Минске, Самаре, Тольятти, Оренбурге. Воздала ему должное и Армения. Его именем в Ереване назван проспект, где воздвигнут памятник ему. Имя его носят ереванская средняя школа № 129, Дом офицеров в столице республики, улицы в нескольких городах Армении. В Ереване, в Нор-Норке, по адресу: улица Алавердяна, 37, где Гай в 1922-1923 годах работал наркомом по военным делам, установлена мемориальная доска. Есть мемориальная доска и в Москве, на улице Усачева, дом 29/1: «Здесь с 1927 года по 1935 год жил герой гражданской войны, один из активных строителей советских вооруженных сил Гая Дмитриевич Гай».

Марина и Гамлет Мирзояны

* П.А. Кобозев в 1918 г. был членом Реввоенсовета Восточного фронта, состав которого входила «Железная дивизия» Гая.

Поставьте оценку статье:
5  4  3  2  1    
Всего проголосовало 130 человек

Оставьте свои комментарии

  1. Замечательная публикация, много новой информации. Спасибо авторам за просветительский труд!
  2. Да, в целом удачная и познавательная статья о Гае получилась. Только нужно уточнить, что покушение на Голицына было осуществлено в 1903 году, а не 1905-м.
  3. Публикация бесспорно ценная. Спасибо авторам. Но считаю нужным отметить следующее. Гай, как человек своего времени, был личностью противоречивой. Впрочем кто из большевиков не был таким? Когда он сражался в наших краях, (на юге Башкирии), против казаков атамана Дутова, он очень жестоко расправлялся с башкирским крестьянами, восставших против произвола и грабежа красных. Его наши местные историки поминают очень недобрым словом, хотя рядом, в Оренбургской области, есть город его имени - Гай. Но я все ж далек от обвинений в его адрес и объективно считаю его выдающимся сыном армянского народа. Во-первых, он был большевик от мозга до костей, иначе он и не стал бы красным командиром, поэтому он был как и все его соратники одурманен большевицким мифом о мировой революции и скором построении государства благоденствия. Во-вторых, в его понимании, сражаясь против местной "контры", он якобы сражался с врагами революции. В-третьих, восставших против красных, башкир-мусульман, он конечно ж объективно воспринимал как мусульман, и скорее всего, именно как собратьев ненавистных ему турок. Большевицкое мировоззрение пролило реки крови. Вызывает искреннее сожаление тот факт, что даже в застенках НКВД Гай свято верил своим палачам, просил прощения. Да, Гай яркая, сильная личность. Но увы, вся его жизнь трагедия, а сам он жертва авантюрной системы. Системы, котороая оказалась грандиозным блефом. Байц, Гайк - мец hай мартэ. hаджохутюн.
  4. Замечания Уфаеци вполне уместны. Это взгляд на историю тех лет, но уже с той стороны. А мнение той, пострадавшей стороны, советские историки никогда не учитывали. То же в отношении Мясникяна, губителя белорусов. Но сам факт появления мнений на форуме говорит о том, что по возможности следует пролистать все страницы истории, глядя на мир с той и этой стороны. Картина самоедства строя налицо.
  5. Спасибо Аревик джан за понимание и объективное мышление.
  6. Гай - фигура неоднозначная.О нем можно сказать и хорошее,и плохое,но авторы постарались показать Комдива с положительной стороны,что совершенно не портит статью.
  7. Хорошая статья, читается с интересом.
Комментарии можно оставлять только в статьях последнего номера газеты