Откровение «поющего профессора»

В последний из таких дней прозвучал патараг композитора Макара Екмаляна. Литургия звала и уводила с собой в мир высокого богопочитания и сокровенных надежд, вселяла в сердца уверенность и укрепляла волю к жизни. Вилли Григорян – регент католической церкви, дирижер хора и солист – явно заслуживал аплодисментов, но в церкви, во время богослужений, как известно, это не принято. Но он тем не менее получает свои вполне заслуженные аплодисменты – на различных вечерах, презентациях, концертных представлениях по тому или иному поводу. Выступать приходится не столь часто, как хотелось бы, если иметь в виду важность дополнительного заработка. Тем более что преподавательская зарплата в бюджетных учреждениях в системе образования в среднем, увы, невелика.

Так вот, два таких выступления профессору Тбилисской консерватории и преподавателю по классу вокала Вилли Григоряну запомнились с наибольшей отчетливостью. Одно из них прошло в посольстве Франции. Концертный вечер носил отчетный характер и был приурочен к завершению очередных курсов франкофонии, которые еще в 90-е годы организовало французское посольство усилиями атташе по культуре. Вилли исполнил произведения Пуленка и арию короля Аркеля (басовая партия) из оперы Дебюсси «Пелеас и Мелизанда». Впоследствии он пел на вечерах в том же посольстве песни из репертуара Джо Дассена. «Какое у вас замечательное произношение, с какой естественностью звучит ваш французский», – всякий раз удивлялись сотрудники этого дипломатического представительства. И Вилли приходилось делиться с ними некоторыми подробностями семейной жизни, царившей в ней атмосферы. «Дело в том, что три иностранных языка – английский, французский и немецкий постоянно использовались в семье, – рассказывает собеседник. – Моя прабабушка с материнской стороны, Вероника де Мельер, была француженкой. Благодаря ей языком овладели и дочь, и внучка – то есть мама моя, Седа Саркисова. Ну и вслед за ними – я тоже. Отец – Корюн Григорян, у которого дед с маминой стороны был немцем, с трех лет учился в Тифлисе в немецком пансионе Оттен, куда в 1916 году был отдан, как говорили тогда, на воспитание, и уже после пансиона, в семилетнем возрасте разговаривал на немецком вполне свободно. Продолжал учиться тоже в немецкой средней школе. Что касается меня, то я изучил английский в школе и усовершенствовал его в Тбилисском госуниверситете, где учился на факультете журналистики...». Со временем, стоит обратить внимание, Вилли изучил польский, чешский и некоторые другие языки. Кстати сказать, был участником концертов и в посольствах Польши и Чехии в Грузии. И второй эпизод: Вилли был приглашен выступить на открытии реставрированной синагоги в присутствии раввинов и иных гостей из Израиля, США, России. Григорян исполнил на иврите синагогальные песнопения и вызвал всеобщее восхищение.

«Я немного владею этим языком, и мне нетрудно было выучить текст и запомнить его. А рады были гости не столько тому, что я, оказывается, не будучи евреем, пою на иврите, сколько тому, какими верными интонациями выражен глубинный смысл песнопений», – поясняет этот житель старинного тбилисского квартала Сололаки, которого вполне уместно наречь «поющим профессором». И, что очень важно, это весьма осведомленный человек, знающий историю и культуру разных, близких ему по духу, народов, что вообще характерно в той или иной степени для уроженцев города, но прежде всего для давних обитателей центральных, самых старинных, уголков Тбилиси с их неповторимым своеобразием и ароматом пряного и многоязычного быта. Вилли чувствует все особенности того или иного произведения, понимая, что исполнение литургии на армянском языке, оперной арии на французском или итальянском, русского романса, песен из европейского эстрадного репертуара и так далее – все это требует разного творческого подхода и осмысления. Тут главное – прочувствовать дух произведения, его стилистическую специфику, постичь тонкости авторского замысла, передать с помощью голоса музыкально-философскую суть каждого творения.

Вокалистом он ощутил себя незадолго до окончания музыкальной школы, где учился по классу фортепиано. Вроде бы стремился стать концертирующим пианистом, но затем вдруг «прорезался» голос. Решил перейти на вокальное отделение и уже в училище продолжил учебу по новой специальности. Поступив в университет, полагал, что сможет проявить себя в журналистике, но не забывал о вокальном искусстве. Хотя это сказано не вполне точно: не только не забывал, но и параллельно учился в консерватории, осваивая тонкости такой специальности, как камерное пение. Получил оба диплома и... пришел в редакцию газеты «Вечерний Тбилиси». «Мне понравилось, я втянулся в процесс, стал писать заметки и репортажи, – вспоминает Вилли Корюнович. – Все шло своим чередом. Но внутренне я метался, подсознательно выбирая одно из двух: или жизнь газетчика – очень интересная, богатая на встречи и впечатления, или мир искусства? Чем бы я ни занимался, потребность выразить себя через пение о себе напоминала и усиливалась». В конце концов он выбрал – вернулся в консерваторию. Ностальгия взяла свое. Стал работать в оперной студии – учебно-опытном полигоне, где проверяют качество вокальной подготовки студентов. Вилли помогал им ставить оперные спектакли, исполнял арии басовых партий. Со временем перешел на другую кафедру – музыкально-психологической эстетики, изучал проблемы психологии творчества. Поступил в аспирантуру. «Моим научным руководителем был профессор Игорь Аполлонович Урушадзе, человек необыкновенного педагогического дарования, благодаря которому я получил ценные знания в области методики преподавания, – продолжает Вилли Корюнович. – А до того, на кафедре камерного пения, учился у другого большого мастера, профессора Дмитрия Николаевича Шведа, которому искренне благодарен за все усилия и помощь в моем становлении в качестве преподавателя».

С конца 80-х годов Вилли Корюнович работает в давно любимой консерватории педагогом-концертмейстером на кафедре художественного аккомпанемента. Интересно вот что: готов ли человек к тому, чтобы его обучали и воспитывали? Готов ли он воспринимать этот процесс не только как жизненную необходимость, но и как духовную потребность? Кто его воспитатели, как они мыслят и насколько способны зажечь свет в сердцах учеников? Я бы сказал, что Вилли Григоряну повезло, как повезло и его ученикам. Замечу, впрочем, что повезло ему с самого детства. Потому что его первыми воспитателями были родители – наряду со средой обитания. Отец увлекался оперным пением и сам на семейных вечерах исполнял арии из опер. «Корюн, как начинается третий акт «Травиаты»? Как исполняется предпоследняя ария Радамеса в «Аиде»?» – спрашивали друзья отца с расчетом на приятное удивление, находясь в ожидании очередного застольного представления. И инженер-автотранспортник, обожавший итальянскую оперу, начиная петь, не ошибался ни разу. Мама Вилли, Седа Лазаревна, двоюродная сестра академика Сергея Мергеляна, начинала как вокалистка в 1-м музучилище. «Пела замечательно, училась у Анаиды Аваковны Агабабян, – рассказывает профессор Григорян. – Обладала редким по силе и окраске тембра меццо-контральто. И очень любопытно, что в этом же учебном заведении преподаватель Никита Мкртычян создал женский джазовый оркестр. Такой, как бы в легком эстрадном стиле. Мама играла на саксофоне. Вообще-то она к джазу была неравнодушна и хранила, слушала до последних дней жизни множество грампластинок – еще тех времен, утесовских, да и более поздних тоже. Вот как было... А Мкртычян специально писал для нее негритянские стомбы, чтобы слушатели видели, что она действительно играет и импровизирует, а не сидит просто так, делая вид... Первый концерт женского оркестра был назначен на 22 июня 1941 года, но он не состоялся – ранним утром началась война. Оркестр выступал в госпиталях – перед ранеными солдатами, в воинских частях, готовых к отправлению на фронт. Из музыкантов того оркестра в живых осталась только Ольга Шхиян, которой в этом году исполнилось ровно 90 лет».

Значительное число тбилисских армян владеет грузинским языком без всяких затруднений. Так и Вилли Григорян, преподающий на грузинском, а если понадобится, то и на русском. «Какие проблемы, если мой прадед со стороны мамы, Давид Саркисов, был женат на грузинке», – не без замечательного чувства юмора призносит сололакский «поющий профессор», предки которого впервые оказались в Тбилиси еще в том самом далеком прошлом, которое насчитывает не менее пяти столетий.

Нодар Броладзе

Фото Валерия Пилтакяна