Безальтернативные выборы: худо с добром

Два главных конкурента Саргсяна – Гагик Царукян и Левон Тер-Петросян – от участия в выборах отказались. Левон Тер-Петросян по причине преклонного возраста, более молодой Царукян объяснять свое неучастие не стал. Это уже шестые по счету президентские выборы в независимой Армении и первые, когда результат ясен и школьнику – ресурсы действующего президента просто несравнимы с ресурсами его конкурентов. Согласно социологическим опросам «Социометра» Аарона Адибекяна, Саргсян наберет 72% голосов, Раффи Ованнисян – 20%, все, что осталось, достанется Айрикяну и Багратяну. Выборы с заранее определенным исходом непривычны для независимой Армении, и мы попросили пояснить ситуацию директора Института философии, социологии и права д-ра Геворга Погосяна.

– Г-н Погосян, нам предстоят скучные выборы. Интригу в них может привнести только социальный взрыв, перевешивающий или равный по силе административному ресурсу власти. Упаси Господь! Но как это получилось, что после двадцатилетнего демократического марша мы пришли практически к тому, с чего начинали – к безальтернативным выборам? Прибавить к этому чувство глубокого удовлетворения – и можно впасть в состояние дежавю.

– Вы несколько сгущаете краски. На парламентских выборах прошлого года политическая конкуренция была. Я тогда писал, что у нас наконец она состоялась, потому что у двух партий – Республиканской (РПА) и «Процветающей Армении» (ПА) – были ресурсы для борьбы. На этих выборах конкуренции нет, но они не лишены интриги, несмотря на то, что ресурсы Сержа Саргсяна просто несопоставимы с ресурсами любого из кандидатов. Интригой здесь может служить то, что и Багратян, и Ованнисян, и Айрикян – люди с политическим и властным опытом и им есть что сказать. Айрикян будет призывать к концептуальным изменениям, предлагая перейти от президентского правления к парламентскому, Багратян будет крыть экономическую политику власти, конек Ованнисяна – свободы, права человека, демократия. Так что нас ждет интересная борьба.

– Это не борьба, это просто интересные выступления. На тему же того, что главное – это участие, а не борьба, существует множество анекдотов. И вообще, кое-кто из оппозиционеров уже назвал наше грядущее упражнение в демократии «клоунадой».

– Тогда назовем это не борьбой за победу, а борьбой идей. Ресурсов нет, но есть идеи, и они в состоянии создать конкурентное поле по сценариям развития, экономическим реформам, правам человека и др. Я считаю, что это будет интересно, и не только мне, но и профессионалам, освещающим выборы. Относительно же президентской гонки – результат ясен загодя. Например, победа Путина в России не вызывала сомнений. Трое упомянутых нами претендентов были во власти, это состоявшиеся политики, и я на месте действующего президента после выборов попытался бы взять их в свою команду. Их резерв идей и концепций отличен от того, чем владеет РПА, и может оживить и обновить политическое поле.

– Тогда у нас могут сильно поредеть оппозиционные ряды. Тем более что временами заявлявшая о своем оппозиционном статусе ППА вообще не выдвинула кандидата. Шеф партии Царукян отвел ППА роль не политической силы, а всего лишь защитного редута для своего личного бизнеса. А в таком статусе партия явно теряет политическую актуальность. Пример перед глазами – «Страна законности», интерес к которой в общем-то пропал после того, как шеф партии Багдасарян обменял партийные интересы на пост секретаря Совбеза.

– Мое видение отказа ППА от борьбы за президентское кресло я объяснил уже тогда, хотя многие еще обсуждали шансы на второй тур в президентских выборах. Царукян, прежде всего, бизнесмен и думает о своем бизнесе, что совершенно естественно. Он знал, что не выиграет гонку, а потом, в статусе проигравшего претендента ему пришлось бы нелегко. Он бы, скорее всего, попал в опалу с негативными последствиями для своего бизнеса. Пример перед глазами – олигарх Хачатур Сукиасян, выступивший на стороне Левона Тер-Петросяна на прежних президентских выборах, после больших потерь ныне с трудом удерживается на плаву.

Долгое время ППА владела инновационной инициативой в политическом процессе. Очень важным казалось ее участие или неучастие в том или ином деле. «А что скажет ППА?» – это был достаточно актуальный вопрос. В отличие от РПА, поддерживающей власть, в отличие от Армянского национального конгресса (АНК), занимающего нишу радикальной оппозиции, ППА была свободна в выборе позиции и временами вводила в политическое поле инновации. Взять хотя бы утверждение, что ППА не является ни властью, ни оппозицией. А чем? Непонятно, но ново. Они освежили поле, взяли в партию интересных людей. В частности, Вардана Осканяна, который привнес в деятельность ППА политическую компоненту, до того этой партии, как всего лишь компании богатого человека, неприсущую. Члены ее активны, они делают заявления, вносят предложения, одним словом, все время на сцене. Был очень активен и Вардан Осканян, пока к нему не применили силовые методы. И я уверен, что эта партия не потеряет своей активности в парламенте, она будет заключать политические союзы, короткие или не очень, с другими партиями.

– Грубо говоря, понеся имиджевые потери, ППА будет нуждаться в политических подпорках?

– У них нет другого выхода. Они поняли, что выиграть президентские выборы никому, кроме действующего президента, не удастся. И если малые кандидаты от малых партий, не выиграв, ничем не рискуют, то ППА, как мы уже отметили, рисковала благополучием своего лидера. В этих условиях выдвижение от имени партии Вардана Осканяна тоже видится крайне рискованным шагом – отдать все ресурсы человеку, шансы которого даже в сравнении с Гагиком Царукяном не очень велики и к тому же находящемуся – не в пример партии – в самой что ни на есть настоящей оппозиции власти. И поэтому кажется, что заявка Осканяна на участие в президентских выборах являлась элементом политических технологий

– У нас реанимировалась коммунистическая модель – одна партия, один кандидат. Что это – болезнь роста, тупик или случайность?

– Прежде всего – конкуренция не отсутствует вовсе. Если ее нет на президентских выборах, то это не значит, что ее нет вообще. Ее отсутствие объясняется и психологическими обстоятельствами: возможные претенденты понимали, что максимум, на что они могут рассчитывать – это второе место. Ни Левону Тер-Петросяну, ни Гагику Царукяну не хотелось идти на выборы, рассчитывая исключительно на поражение. Мы – авторитарная страна, и с этим следует считаться. То же самое мы видим и в России, где всем заправляет «Единая Россия». Наши модели, несмотря на разницу в уровне жизни, очень схожи. То же и в Казахстане, где всем заправляет Назарбаев, и в Белоруссии Лукашенко. Мы вышли из одного пространства, и наши общества трудно назвать зрелыми. Конечно, и власти наши не слишком заинтересованы в созревании обществ, но и сами общества не проявляют фанатического стремления к развитию.

– А разве бывает, чтобы власть была заинтересована в развитии общества? Зачем ей контроль над собой?

– Бывает. В Сингапуре и Тайване, например, где авторитаризм был провозглашен методом для достижения определенных целей. В этом случае он означает личную ответственность, а не личную вседозволенность. В наших же странах гарантий того, что авторитаризм является методом достижения благих целей, нет. Но я уверен, что наше общество, ослабленное эмиграцией, в которую вовлеклись в общем более активные, способные к миграции члены общества, как бы то ни было, развивается. У нового, родившегося после советской власти поколения в понятийном наборе нет коммунистических образов типа пионерии и комсомола. Они активно пользуются современными технологиями, устраивают флешмобы и уже сумели отстоять некоторые памятники природы. Иногда им удается защитить город от ретивых застройщиков. То есть общество начинает меняться. И чем больше оно будет меняться, тем требовательнее станет к власти. Пока мы не научимся отстаивать свои права и строго спрашивать с власти, с нами считаться не будут, а наши интересы, как личные, так и государственные, будут всячески игнорироваться.

– Мы подошли к самой опасной стороне электорального действа. Претенденты на президентство могут громить с трибун, предлагать ярчайшие проекты по дальнейшему улучшению нашей жизни, но в итоге – что бы ни говорил Ованнисян, что бы ни предлагал Айрикян и что бы ни делал Багратян – выиграет все равно Саргсян. Вы не видите в этом опасности того, что ближайшее окружение президента сделает из этого простой вывод: «Что захотим, то и сделаем»?

– Конечно, вижу. Когда свита короля видит свою безнаказанность, она, грубо говоря, начинает «борзеть». Но на дворе не 95-й, не 98-й и даже не 2005 год – я называю судьбоносные годы, когда вопрос власти решался отнюдь не демократическими методами или был омрачен беспорядками. Есть Интернет, фейсбук, твиттер и флешмоб – реальность меняется. Может, медленнее, чем нам хочется, потому что мы способны к гораздо более быстрому развитию. Несмотря на безальтернативные выборы, я вижу уменьшение тенденций авторитаризма и увеличение гражданской компоненты общества. В конце концов, ничего незаконного не происходит: у президента есть право на второй срок, ну а равного претендента просто нет. Ну нет, и все! Проблема альтернативности возникнет на следующих выборах, когда нынешний президент, исчерпав оба конституционных срока, не сможет выставить свою кандидатуру на выборах.

– Вы полагаете, что наша Конституция в части ограничения президентских сроков останется неизменной?

– Да, останется. Кстати, некоторые страны СНГ поменяли свои Конституции в угоду своим президентам, но для нас оценка наших действий со стороны международных организаций слишком важна. В отличие от ресурсных стран, мы должны выказывать хотя бы формальное уважение к демократическим ценностям, чтобы к нам относились серьезно. Кроме прочего, от отношения к нам зависят и размеры грантов, означающих достаточно серьезную финансовую подпитку проектов развития. К тому же сильна и конкуренция с соседями. Не можем же мы вытворять то же, что позволяет себе Азербайджан!

– И еще одна версия событий. А может, все не так плохо?

– Вот именно! Смотрите, наш президент избирается на второй срок, он знает, что этот срок – последний, и если он собирается сделать что-нибудь хорошее, то сейчас и никак не позднее. Мне кажется, что наш президент на это способен. Второе – он избирается без острой борьбы, и ему нет нужды обращаться к помощи сомнительных авторитетов, обеспечивающих голоса. Меньше круг людей, которым он обязан своим президентством, и это может привести к уменьшению его зависимости от олигархического окружения. А теперь представим себе, что Саргсян отказался бы баллотироваться на второй срок и мы

были бы вынуждены выбирать из существующих претендентов плюс Тер-Петросян, Царукян и представитель АРФД. Я не думаю, что это было бы лучше, чем переизбрание нынешнего президента. Выборы были бы конкурентные, но не обязательно с более позитивным итогом, чем безальтернативные.

– «Не все так плохо» в нашем случае означает, что нет худа без добра. Но давайте рассмотрим обстоятельства, которые привели к нынешнему состоянию дел. Главное из них, как кажется, – у нас слишком много людей завязано на власть. Им она, может, и не по нраву, они не прочь ее сурово критиковать, но перемен им не хочется. У них сложившиеся отношения с налоговой, дети пристроены на государеву службу, всюду связи… В общем, они приспособились реагировать на внешние раздражители и другого им не надо.

– Безусловно. Эти люди понимают, что перемены необходимы, но при возможности выбора они выбирают то, что имеют. Это случается в странах, где власть заняла все возможные ниши. При провозглашенной свободе слова, прессы и бизнеса связи во власти означают возможность процветания, при отсутствии таковых люди могут получать неприятные сюрпризы. Это распространено в странах, где закон не действует, судебная власть зависит от исполнительной и все завязано на пирамиду власти. Ее кроют даже богатые и успешные, но трогать ее не хочется – как бы не получилось хуже. Человек вмонтирован в систему, он ругается, плюется, но считает, что лучше ничего не трогать. Подтверждение – финансовая эмиграция богатых. Они вывозят капитал, физически оставаясь в Армении. Их финансовые интересы перемещаются в Грузию, в Россию, в Эмираты, в современном же мире их отъезд отсюда, когда капитал в другой стране – вопрос минут. Получается, что и успешные жизненные сценарии не всегда приводят к укреплению гражданского общества. Гражданин в материальном смысле живет хорошо, но он недоволен.

– Тем не менее, как кажется, власть держится определенных норм. Она не уподобляется героям армянских сериалов, в которых перманентно пытают и похищают людей, помещая в одну серию годовую статистику преступлений. И случаи вопиющей несправедливости получают хотя бы видимость разрешения. Наказывают немного не тех и не за то, некоторых просто слегка журят, поскольку это люди или их дети из этого круга, люди же полагают, что лучше просто не будет, и главное – чтобы хуже не стало.

– Для многих это превалирующий мотив. Но есть и объективные требования к президенту, которым удовлетворяет Саргсян. Возьмем карабахскую проблему. Азербайджан все время грозит нам войной, и если кандидат в президенты не держал в руках ружья, то особым доверием избирателя пользоваться не будет. И потому участие президента в становлении армии – безусловный плюс. Осознавая реалии, избиратель не хочет видеть у руля сугубо штатского человека. Дамоклов меч войны висит над нами, нехорошо этим спекулировать, но это так.

– Да, меч висит. Но даже если мы заключим с Азербайджаном сотню договоров, в каждом из которых будет отвергнуто право на силовые действия, все равно уверенности в мире не будет. Да еще и Турция, не испытывающая к нам сентиментальных чувств…

– Мы 20 лет живем в этой ситуации и еще как минимум столько же будем жить. Человечество идет к миру без границ, но когда это произойдет – сказать трудно. Так что действительно лучше считать, что дамоклов меч – это данность, и развиваться, не строя иллюзий на счастливые перемены. Проблема же, на мой взгляд, в другом. Во всем ареале обитания армян нас становится все меньше. Да, бывают демографические всплески, но на протяжении одного-двух веков тренд определенный – идет выталкивание армян из ареалов автохтонного обитания. Называть это следствием мусульманской или какой-либо иной активности я бы не стал. Грузия – христианская страна, но и там армянское население убывает. Непонятно, кто управляет процессом, но процесс идет, и мы должны понять причину, чтобы суметь ей противостоять. Предположить можно все, но истина – одна, и мы ее не знаем. Это – проблема, и на ее фоне меня гораздо меньше интересует, кто будет президентом. Главное, чтобы он умел решать проблемы. Понятно, что на конкурентных выборах больше возможностей сделать правильный выбор, но и предопределенный выбор не всегда плох.

Арен Вардапетян, Ереван