Афганистан: геополитическая западня

Назвать это заявление президента Обамы экспромтом было бы неверно. Еще в мае прошлого года в ходе его незапланированного визита в Афганистан американский лидер и его афганский коллега Хамид Карзай подписали «Соглашение о стратегическом партнерстве». Этот документ среди прочего предполагал вывод из страны коалиционных войск к 2014 году. В январе нынешнего года главы двух государств договорились об ускорении процесса передачи боевых операций под непосредственный контроль афганских военных и других «силовых структур». Таким образом, акцент был смещен с прямого военного участия США на помощь в обеспечении национальной безопасности и борьбу с терроризмом.

Последние действия американской администрации дали повод многочисленным обозревателям заявить о том, что Вашингтон полностью завершает свою многолетнюю военную операцию. Однако здесь есть некоторые нюансы, на которые следовало бы обратить внимание. Так, генерал Джон Аллен, покидающий пост главкома силами НАТО в Афганистане, в недавнем интервью Би-би-си заявил, что «нулевой вариант», то есть сценарий полного вывода натовских (прежде всего, американо-британских) сил из этой страны Белый дом не рассматривает. И в самом деле, даже после заявлений Обамы остается не до конца ясным, сколько американских военных останется в Афганистане после 2014 года, когда основные силы альянса его покинут. В прессе фигурировали цифры от трех до девяти тысяч человек. Генералу отчасти противоречит заместитель советника президента США по национальной безопасности Бен Родс.

Во время январского визита Карзая он заявил, что на столе у Обамы несколько вариантов, включая и пресловутый «нулевой». Слова Аллена можно было бы посчитать неким наигранным оптимизмом уходящего главкома (который, между прочим, не забыл упомянуть про возможность победы над движением «Талибан»). Но очевидно, что он выражает определенное мнение, существующее среди американских политиков, дипломатов и военных. Тех, кто не был бы заинтересован в полном уходе из Афганистана и оставлении занятых с немалым трудом позиций. Решающее слово в этой дискуссии будет за президентом США. Как бы то ни было, а двустороннее соглашение должно быть подготовлено к ноябрю 2013 года. Оно снимет многие имеющиеся вопросы. Но уже сегодня администрация видит в качестве главных своих целей «лишение убежища талибов, а также обучение и оснащение афганских сил национальной безопасности». Следовательно, сам вектор на смену формата военного присутствия будет сохранен. Оно будет по большей части косвенным, вопрос только в уточнении количественных параметров, деталей и нюансов. В какой степени афганская операция США влияет на евразийскую повестку дня, включая Россию и страны Южного Кавказа? Какие острые проблемы она уже обозначила и еще в скором времени обозначит?

Геополитическая западня

Афганистан в силу географических и геополитических причин продолжает оставаться не только одной из ключевых стран исламского Востока, но и важнейшим ньюсмейкером мировой политики. По справедливому замечанию афганского журналиста Мирвайса Тарина, проблема Афганистана сегодня является фактически единственным вопросом международной политики, который «объединяет позиции разных государств мира». В самом деле, вряд ли во всем мире найдется такая «горячая точка», которая бы делала потенциально возможной кооперацию (пусть и с оговорками и условностями) Ирана и Запада. Между тем, представители американской администрации не раз публично высказывались за необходимость участия Тегерана в международных конференциях по Афганистану.

В «афганской точке» сходятся интересы США и России, что резко контрастирует с расхождениями Москвы и Вашингтона по Южному Кавказу и Ближнему Востоку. 18 июня 2012 года Бюро по европейским и евразийским проблемам разместило на веб-сайте американского Госдепартамента специальный материал под названием «Сотрудничество США и России по Афганистану». Данный документ констатирует, что Вашингтон «признает российский вклад в строительство лучшего будущего для афганского народа». Согласно фактам, приводимым в тексте, через Россию в Афганистан было отправлено 379 тысяч военных и более 45 тысяч контейнеров с различными грузами. Американские дипломаты особенно подчеркивают эффективность совместной программы (НАТО–США–Россия) по обучению и переобучению афганских специалистов по эксплуатации вертолетов (в 2012 году 30 человек отправились ради этого из Афганистана в Россию). Стоит отметить, что, несмотря на фактический провал политики «перезагрузки» и недавнюю «войну законов» («акт Магнитского» и «закон Димы Яковлева»), ни один политик ни в РФ, ни в США не поднял вопрос о целесообразности сохранения транзитного центра НАТО в Ульяновске. Даже коммунисты и сторонники ЛДПР хранили по этому поводу гордое молчание.

Расположенный между Южной и Центральной Азией с одной стороны и Ближним Востоком – с другой, Афганистан в течение многих веков являлся важным центром торговли и миграции, связующим звеном различных культур (на западе эта страна граничит с Ираном, а ее восточная часть соприкасается с Китаем). Однако начиная с 70-х гг. прошлого века эта страна оказалась вовлечена в череду внутренних революционных потрясений, переворотов, гражданских войн. Перманентная нестабильность в этой стране стала причиной интернационализации социально-политических процессов Афганистана. Он пережил советскую военную интервенцию (1979–1989 гг.) и военно-политическое вмешательство «западной коалиции» (НАТО, в котором ведущие роли принадлежат США и Великобритании).

При рассмотрении ситуации в Афганистане и вокруг него трудно отделаться от ощущения геополитической западни. За годы натовской (а фактически американо-британской) операции в этой стране ни один из ключевых вопросов афганской повестки дня (доставшейся Западу в наследство от СССР) не разрешен. Во-первых, многолетнее присутствие западных сил в Афганистане и проведение ими военных и антитеррористических операций показало, что кризис в этой стране не может быть выигран на полях сражений. Окончательного военного разгрома талибов не произошло. Более того, сегодня можно зафиксировать значительный ресурс их поддержки у населения. Не зря в ходе январского визита Карзая в Вашингтон была достигнута договоренность о проведении диалога между властями и оппозицией, для чего представительство движения «Талибан», скорее всего, появится в столице Катара Дохе. Оппоненты Обамы считают эти шаги крайне рискованными. В этом плане позиции республиканцев и Кремля парадоксальным образом совпадают, так как Москва крайне скептически относится к диалогу Кабула с афганскими радикалами. Как бы то ни было, а изменение формата операции НАТО в Афганистане повышает конечные шансы талибов на успех.

Во-вторых, нерешенной остается проблема наркотической угрозы, идущей из Афганистана. В одном из недавних докладов Управления ООН по наркотикам и преступности (UNODC) утверждается: «Еще ни одна страна в мире, кроме Китая середины XIX века, не производила столько наркотиков, сколько современный Афганистан». По данным UNODC, в этой стране производится уже более 90% опиума, поступающего на мировой рынок. Площадь опиумных плантаций составляет 193 тыс. га. Доходы афганских «наркобаронов» еще в 2007 году превысили 3 млрд долл. США (что, по разным оценкам, составляет от 40 до 50% официального ВВП Афганистана). Площадь посевов опийного мака в Афганистане сейчас превосходит плантации коки в Колумбии, Перу и Боливии, вместе взятых. При этом 80% всего опиумного мака производится в провинциях, граничащих с Пакистаном (то есть в зоне наиболее активного противоборства между талибами и НАТО).

В-третьих, за все годы натовской операции в Афганистане не сложилось адекватной государственности. Центральная власть не контролирует значительную часть своей территории. Легендарный генерал Брент Скоукфорт говорит о том, что «правительство (имеется в виду правительство Афганистана) не руководит страной, будучи вынуждено осуществлять контроль над территориями страны через лидеров местных племен». Фактически, несмотря на западный контроль, в сегодняшнем Афганистане возродилась практика позднего Наджибуллы. Речь идет о практике «договорных районов», когда центральная власть (слабая и эфемерная) не лезет в местные дела, тогда как лидеры «на местах» демонстрируют внешнюю лояльность. При этом такая лояльность стоит недешево. «Демократизация Афганистана» провалилась, равно как ранее не удалась «советизация» этой страны.

Афганистан: вызов для России и постсоветского пространства

В этой связи перед российской политикой на афганском направлении возникает целый ряд сложных вопросов и дилемм. С одной стороны, велик соблазн (особенно учитывая политическую травму, связанную с распадом Советского Союза, и многочисленные расхождения между нынешней РФ и США) отстраниться от сложной проблемы, втайне радуясь неудачам нашего проблемного партнера. С другой стороны, «игра с нулевой суммой» с Вашингтоном и Брюсселем не кажется (не с абстрактной, а с прагматической точки зрения) дальновидной. В особенности, если мы говорим о долгосрочной, а не краткосрочной перспективе.

Афганистан не имеет с РФ общей границы. Однако его влияние по российскую (и евразийскую) повестку дня остается высоким. Наркотический вызов остается одной из самых страшных угроз. По данным российской Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков (ФСКН), от героина афганского производства в России ежегодно гибнет вдвое больше людей, чем погибло советских солдат за все десять лет «исполнения интернационального долга» (1979–1989 гг.). Афганистан граничит с тремя государствами Центральной Азии (Туркменистан, Таджикистан, Узбекистан). Таджикистан при этом входит в ОДКБ (Организацию договора о коллективной безопасности), а Узбекистан в ШОС (Шанхайскую организацию сотрудничества). Учитывая практическую реальность (что показала нам и гражданская война в Таджикистане в 1992–1997 гг.) переброски «афганского пожара» на постсоветскую Центральную Азию, нельзя исключать появление мощного исламистского фронта у непосредственных границ России в том случае, если Запад капитулирует перед талибами. Отсюда важный тезис. Афганистан можно бросить, но он не бросит тебя. Афганистан уже настигал Россию в 1992 году на таджикско-афганской границе. Заключение ДКБ (Договора о коллективной безопасности) в мае 1992 года в Ташкенте было во многом реакцией на «экспорт Афганистана» в СНГ.

Не стоит забывать, что правительство талибов (Исламский Эмират Афганистан) было одним из немногих правительств (наряду еще с администрацией непризнанной Турецкой Республики Северного Кипра), которое признало Чеченскую Республику Ичкерия, установив с ней взаимовыгодную кооперацию. И хотя помощь талибов чеченским сепаратистам была довольно скромной, интересно заметить, что в конце 1990-х гг. один из лидеров талибов мулла Омар обратился с предложением к своему врагу Ахмад Шаху Масуду с предложением заключить перемирие и общими усилиями наладить помощь «борющейся Чечне». Не следует сбрасывать со счетов и идеологическую поддержку (на нее делал ставку министр иностранных дел Исламского Эмирата Афганистан Ахмад Мутавакиль). Именно начиная с середины – конца 1990-х гг. чеченское движение начало постепенный отказ от этнического национализма в пользу лозунгов «глобального джихада». В начале 2000 года талибы призвали своих единомышленников по всему миру объявить России «священную войну». Как справедливо отмечают российские политологи Алексей Малашенко и Дмитрий Тренин, «взаимное демонстративное признание талибского Исламского Эмирата Афганистан и сепаратистской Чеченской Республики Ичкерия было важно для обеих сторон. Талибы были заинтересованы в продолжении чеченского сопротивления, а чеченские сепаратисты – в существовании базы международной поддержки в виде непризнанного, но внушавшего страх соседям государства. Следует учитывать, что обе страны, официально признавшие режим талибов – Саудовская Аравия и ОАЭ (Объединенные Арабские Эмираты – С.М.), оказывали моральную и материальную поддержку Чечне».

В настоящее время главной опасностью для России на Северном Кавказе являются не чеченские сепаратисты (проект которых был ориентирован на создание независимого светского национального чеченского государства) и не этнические националисты вообще, а радикальные исламисты салафитского толка. И эта угроза крайне актуальна не только для России (которая чисто гипотетически может оставить Кавказ), но и в первую очередь для стран Южного Кавказа. Грузия в полной мере ощутила эту проблему в конце 1990-х – начале 2000-х годов в Панкисском ущелье, а в августе 2012 года на дагестанском пограничье (Лопотское ущелье). В сентябре 2002-го – начале 2003 г. грузинские власти провели т.н. «антикриминальную операцию» в Панкиси. Несмотря на критику с российской стороны за недостаточную эффективность этого мероприятия, ситуация в ущелье улучшилась. Операция же 2012 года показала: радикальный исламизм имеет в Грузии помимо северокавказского влияния свои собственные корни (среди участников лопотской истории были и грузинские граждане). В этой связи, признавая все расхождения между Москвой и Тбилиси, стоило бы отметить: обеим сторонам крайне важна стабилизация неспокойного северокавказского фронтира. И «проблема-2014», среди прочего, также должна способствовать тому, чтобы начавшийся курс на нормализацию отношений был более выверенным. Тем паче Грузия в последние годы была активнейшим образом вовлечена в натовскую кампанию в Афганистане. Ее контингент был одним из самых многочисленных среди стран, не входящих в альянс, а до 2011 года компания «Sky Georgia» играла важную роль в системе транспортной логистики НАТО для афганской операции.

Коллапс безопасности в Афганистане может иметь печальные последствия и для эскалации армяно-азербайджанского конфликта. Это также не сфера досужих предположений, а реальность, которая имела место быть в начале 1990-х годов. Вот как описывает это известный иранский кавказовед Хамед Каземзаде: «По идеологическим причинам Иран в начале 1990-х годов оказывал серьезную военно-стратегическую помощь Азербайджану. Имела место поддержка Тегераном афганских моджахедов и их лидера Хекматияра. Моджахеды были вовлечены в карабахский конфликт на азербайджанской стороне». Спору нет, Гульбетдин Хекматияр изначально был противником талибов. Однако с началом операции США и НАТО в Афганистане его позиции изменились (как прошел и его «медовый месяц» с Тегераном, пострадавшим от правления «Талибана» и имевшим свои счеты к этому режиму). Но сам факт превращения Афганистана в «федерацию полевых командиров» несет в себе большие риски для этой «остуженной горячей точки» на юге Кавказа.

Сегодня Армения и Азербайджан также вносят свою лепту в афганскую операцию. В декабре 2011 года Азербайджан занял одно из важных мест в системе транспортировки грузов в Афганистан. В феврале 2012 года натовские чиновники озвучили цифру: треть всех грузов НАТО проходит именно через «азербайджанский коридор». И у Баку есть свой интерес к такому участию. Помимо прагматического партнерства с Западом (готовым закрывать глаза на авторитарное правление Ильхама Алиева) элита Азербайджана хотела бы сохранить светский характер своей государственности. В последние годы в прикаспийской республике слишком много признаков растущей исламизации, чему способствует и отсутствие сильной светской оппозиции, и разочарование в России и в Западе как факторах урегулирования карабахского конфликта.

Роль Армении в афганской кампании, хотя и несопоставима с вкладом других кавказских стран, также имеет свое значение. Это – демонстрация внешнеполитического комплиментаризма, то есть многовекторного курса официального Еревана. Важнейшей его целью является недопущение монополизации Азербайджаном кооперации с альянсом и появления пробакинского крена у Вашингтона и Брюсселя. Как бы то ни было, а армянский контингент осуществляет свою деятельность под немецким руководством в провинции Кундуз. В феврале 2010 года в составе контингента было 40 человек, а в мае 2011 года парламент Армении ратифицировал Соглашение об увеличении численного состава. Интересный геополитический парадокс: Россия, Грузия, Армения и Азербайджан, несмотря на имеющиеся конфликты и многочисленные противоречия, заинтересованы в максимальной стабилизации в Афганистане, чьи проблемы тысячами нитей связаны с ситуацией в соседних с Южным Кавказом странах (Иран, Россия).

В этой связи сегодня радоваться провалам США и росту террористической активности «Талибана» было бы верхом безответственности. У РФ сегодня нет возможностей для того, чтобы самой встать во главе процесса «замирения» Афганистана. И конечно, обсуждать даже теоретические возможности кавказских республик для этой миссии не представляется возможным. В этой связи настало время усвоить главный афганский урок. Провал твоего визави не означает того, что тебя непременно ждет удача. Провал СССР не стал триумфом для США и Запада в целом. А потому афганская проблема могла бы стать полем реальной (не пиаровской) взаимовыгодной кооперации между США и РФ, а также странами Центральной Азии и Южного Кавказа. Никто не требует, чтобы Россия сегодня воевала за американские интересы в Афганистане. Однако разумное партнерство при учете тех просчетов и провалов, которые во многом являются общими для Москвы и Вашингтона, было бы оптимально. Как и разумное участие в такой кооперации кавказских стран.

Сергей Маркедонов, приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований (Вашингтон, США, обозреватель газеты «Ноев Ковчег»)