Москва армянская

продолжение. Начало в №10, 13, 15,2013

ДОМ ПОД ВЕНЗЕЛЕМ «Л. М.»

29 июля 1913 года «Московская газета» публикует информацию своего петербургского корреспондента о бегах, имевших место в столице империи:

«Сегодня, 28 июля, скачкам придала необычный интерес встреча двух непобедимых скакунов нынешнего сезона – московского дербиста Демосфена гг. Лазаревых с Грымзой Л.А. Манташева, выигравшим оба Императорских приза в Москве и Петербурге. До сих пор эти два скакуна, как лошади разного возраста (Демосфен – трехлеток, Грымза – 4-леток), еще не встречались. Сегодня они оба скакали на приз «Сравнения». На Демосфене скакал Дуган, на Грымзе – Винкфильд. Московский дербист прошел дистанцию 2 версты 100 саженей в 2 минуты 25,5 секунды. Вторым – Грымза. Приз «Реки-Невы» в 10.000 взял Гардефе Манташева».

Поздравив господ Лазаревых с победой Демосфена, «спортсмен» 

(спортсменами тогда именовали не лыжников и футболистов, а владельцев скаковых лошадей) Леон Манташев, действительный член Императорского Московского скакового общества, возвратился в Москву с непоколебимым желанием расширить свою конюшню и приобрести новых породистых скакунов.

Мысль эта не давала ему покоя, и в 1914 году на Скаковой улице, рядом с Московским ипподромом на Беговой, к строительству которого он имел прямое отношение, по проекту Аршака Измирова при участии братьев Александра и Виктора Весниных он закладывает невиданную дотоле по роскоши конюшню. Здание, выдержанное в стиле венского барокко, несло на себе тяжеловесный герб с грубыми раковинами и вензелем владельца – «Л. М.». Чарующую взгляд высокую арку с чугунной решеткой дополняла милая башенка с флюгером-лошадкой, вокруг которой архитекторы предусмотрели и галерейку с оградой. В 1916 году известный коннозаводчик Манташев уже вовсю гордился этим великолепием. Его конюшня располагала 200 чистокровными скакунами (в их числе были дербисты Галуст 1914 г., Грей Бой 1915 г. и Макбет 1916 г.), на которых брали призы мировой известности жокей Винкфильд, прозванный «Черным маэстро», и другие знаменитые наездники.

Да жаль, триумф коннозаводчика был недолгим. Октябрьский переворот 1917 года порушил все его надежды и ожидания: бакинские нефтяные промыслы Манташевых новая власть национализировала. В 1918-м, покидая Россию, Леон Манташев увез с собой в Европу лучших лошадей своей конюшни и конечно же жокея Винкфильда.

В 1924 году в Париже породистая кобылка Леона Манташева Трансвааль под седлом Винкфильда взяла Гран-при, выиграв миллион франков. За ее сказочным бегом следила 100-тысячная русская колония. В последний раз вывел Манташев свою лошадь на скачки в 1947-м.

В 1930-х годах конюшню Манташева приспособил под свои нужды Москоммунхоз. Не пройдет и полувека, как история с конюшней перерастет в нечто почти детективное.

В 1985 году здание на Скаковой, порядком уже пострадавшее от времени, получил во владение Государственный академический театр классического балета под руководством Наталии Касаткиной и Владимира Василева. Пока занимались реставрацией фасада, непонятным образом исчезла часть ансамбля: боковые корпуса с конюшнями были бездумно снесены. Не успели возвести каркас зрительного зала, как финансирование федерального объекта культурного наследия было прекращено. Гигантская конструкция высится ныне в виде печального символа несбывшихся надежд, а вокруг самого памятника возник вконец запутанный клубок проблем. Стали твориться чудеса. Здание оказалось отданным в аренду сразу нескольким арендаторам, включая автомастерскую. Разумеется, всем им нет дела до памятника истории и культуры Москвы – «Ансамбля скаковых конюшен Манташева». Меж тем театр Н. Касаткиной и В. Василева по льготным ценам, предоставляемым правительством Москвы, арендует площадки у разных театров столицы.

ДРАГОЦЕННОСТИ КОРНЕТА ГУСАРСКОГО ПОЛКА

Ленинградский проспект, дом 21. По прежней нумерации особняк значился под номером 15 по Петербургскому тракту. Еще при последнем императоре российском Николае II аристократический район этот, славившийся богатыми особняками, стал активно застраиваться фабриками и доходными домами.

Единственный сохранившийся с тех времен особняк – творение основателя Московского архитектурного общества Михаила Быковского, который разрабатывал проекты дач в разнообразных стилях. Дом этот появился в 1840 году. Изначально принадлежал он купцам Постниковым, затем известным серпуховским текстильщикам Коншиным и уж потом перешел во владение к младшему брату Леона Манташева – Иосифу Александровичу, корнету лейб-гвардии Гродненского гусарского полка. Переделкой особняка занимались по проектам Федора Шехтеля и Адольфа Эрихсона, прародителей романтического модерна в русской архитектуре.

Последний владелец особняка Иосиф Манташев слыл человеком экстравагантным и развлечения ради на целых восемь лет, с 1892 по 1900 год, дал приют в своем особняке знаменитому в то время увеселительному театру Шарля Омона.

С приходом большевиков особняк пустили под общежитие ЧК – ОГПУ. В здании как-то затеяли ремонт, и, по слухам, под полом, в стенах и даже в потолке, как в хорошем приключенческом фильме, вскрылся самый настоящий клад – драгоценности, посуда, оружие. Говорят, кое-что из найденного тогда можно и сейчас увидеть в Оружейной палате Кремля.

Особняк попеременно занимали различные организации. Военно-воздушная инженерная академия им. Жуковского использовала его под общежитие для своих слушателей, районное начальство – под дом пионеров, а в конце минувшего столетия там угнездился Московский детский фонд.

ВИЛЛА «ЧЕРНЫЙ ЛЕБЕДЬ»

Виллу «Черный лебедь» в Петровском парке в 1907 – 1910 годах построил для миллионера Николая Рябушинского известный московский архитектор Владимир Адамович. Во спасение семейного имущества от брата-мота, знавшие разгульный нрав Николая семеро его именитых братьев даже учредили над ним опеку на пять лет, в течение которых он не мог распоряжаться своей долей наследства. Но и при всех своих «минусах» Николай прослыл известным коллекционером и собирателем картин. Даже стал издавать журнал «Золотое руно», вконец разоривший его.

За строгим фасадом виллы скрывался утонченного вкуса интерьер. Художник Павел Кузнецов обставил виллу причудливой мебелью с маркой в виде черного лебедя, обтянутой парчой и шелком. Ткани, им же расписанные, источали ароматы Востока. Эмблема черного лебедя красовалась на салфетках, посуде, столовом серебре, на бокалах и рюмках тончайшего венецианского стекла.

По слухам, на вилле устраивались загадочные роскошные приемы, толковали о каких-то афинских ночах с голыми актрисами, а еще что у званых гостей была возможность любоваться великолепной художественной коллекцией Николая Рябушинского, вобравшей драгоценные фарфоровые вазы, фигурки драконов с Майорки с устрашающими мордами, как и отравленные стрелы дикарей Новой Гвинеи.

Вдоль дорожек виллы росли пальмы, орхидеи и другие экзотические растения. Кругом били фонтаны. По газону разгуливали павлины и фазаны, а у собачьей конуры на цепи сидел леопард. У входа в сад Николай Рябушинский воздвиг мраморный саркофаг, увенчанный бронзовой фигурой быка. Там, по задумке хозяина виллы, должны были покоиться после смерти его останки.

В 1915 году на вилле случился пожар, в котором погибли полотна многих великих русских живописцев.

По одной версии «Черный лебедь» выкупил у проигравшегося в пух и прах кутилы Иосиф Александрович, по другой – виллу за одну ночь выиграл у него же в карты Леон Александрович, который в то время жил в своем особняке на Воздвиженке, 16. Как бы то ни было, но на том доме и сегодня красуется вензель Леона Манташева – «Л.?М.», точная копия того, что украшал его конюшню на Скаковой.

Позже, во время перепланировки, в одной из потайных комнат обнаружилась коллекция икон и картин, переданная в Третьяковскую галерею. 

ОСОБНЯК МОРОЗОВЫХ – МАНТАШЕВЫХ

В начале 1890-х годов двоюродный племянник текстильного магната Саввы Морозова – миллионер Арсений Морозов (1873 – 1908) – попутешествовал с другом-архитектором Виктором Мазыриным по Испании и Португалии. Очарованной мавританским стилем тамошних строений, по возвращении в Москву он изъявил желание отстроить себе нечто подобное.

На свое 25-летие он получает от матери роскошный подарок – участок земли на Воздвиженке, по четной ее стороне. С другом Мазыриным они склоняются к мысли, что надо бы дом-замок выдержать в мавританском стиле. Навестив в декабре 1899 года сына в уже отстроенном особняке, колкая на язык Варвара Алексеевна Морозова бросила: «Прежде я одна знала, что ты дурак, а теперь вся Москва будет знать!»

Объектом насмешек москвичей, сплетен, слухов, критических газетных публикаций особняк Морозова стал еще во время строительства. Общество восприняло экзотический особняк неодобрительно, если не сказать – в штыки. Не обошел это московское чудо своим вниманием и Лев Толстой. В его романе «Воскресение», опубликованном в том же 1899-м, князь Нехлюдов, проезжая по Воздвиженке, размышляет о строительстве «глупого ненужного дворца какому-то глупому и ненужному человеку», бросив тем самым камень в огород Арсения Морозова.

Дом, выдержанный в неомавританском стиле, поражал прежде всего оформлением портала парадного входа и двух башен по бокам от него. Подковообразный проем, бросаясь в глаза витыми колоннами, удивлял еще и лепниной в виде ракушек на башнях. Они напоминали Арсению дом-дворец с ракушками в португальской Синтре, построенный в середине XIX века. В ажурных карнизах проглядывали элементы всевозможных   стилей, одни оконные проемы были решены в классическом ключе, другие отличались отсутствием симметрии различных частей здания, что роднило их с образцами   архитектурного модерна. Разнообразием отличался и интерьер. «Рыцарский зал», передняя столовая, был выдержан в духе псевдоготики, а главная гостиная, где устраивались балы, – в стиле ампир. Во внутреннем убранстве особняка часть интерьера дышала арабскими и китайскими мотивами. Над домом был устроен небольшой висячий сад.

Однако наслаждаться жизнью в этом экзотическом особняке Арсению Морозову, моту и кутиле под стать Николаю Рябушинскому, можно сказать, не привелось: в 1908 году, в желании доказать, что человеку под силу выдержать любую боль, Арсений на спор прострелил себе ногу. Началось заражение крови, от которого он угас через три дня.

Тяжба за особняк между Варварой Алексеевной и любовницей Арсения, которой он его завещал, затянулась не на один год. Достался особняк, в конце концов, Леону Манташеву. Однако, по уже известным нам обстоятельствам, и ему не суждено было пользоваться в удовольствие этим чудом московской архитектуры.

В 1917-м, сразу после свержения царя, под штаб-квартиру партии особняк заняли анархисты. В скором времени, ввиду их разногласий с большевиками, анархистов из особняка выселили, и в мае 1918 года на Воздвиженку, 16 переехала труппа Первого рабочего театра Пролеткульта. Театр занимал здание около десяти лет, после чего особняк передали Наркомату иностранных дел. До 1940-го в нем размещалось посольство Японии, а в годы Второй мировой войны – редакция английской газеты «Британский союзник». В начале 50-х особняк занимало посольство Индии. В конце 50-х в доме-замке обосновался «Союз советских обществ дружбы и культурных связей с народами зарубежных стран», получивший в народе название «Дом дружбы народов». В настоящее время особняк служит Домом приемов правительства Российской Федерации.

* * *

Гонимых большевиками Манташевых разгульный Париж охотно приютил, разорив их до нитки. Едва ли не самую хлесткую характеристику Леону Манташеву тех времен в своем романе «Эмигранты» дал его близкий друг Алексей Толстой: «Нефтяной магнат, расточитель миллионов, липнувших к нему безо всякого, казалось, с его стороны усилия, человек с неожиданными фантазиями, лошадник, рослый красавец. Он занимал апартаменты в одном из самых дорогих отелей – «Карлтон» на Елисейских полях, и только это обстоятельство еще поддерживало его кредит в мелких учетных конторах, ресторанах, у портных».

Иосиф Манташев ушел из жизни где-то в 1940-х в столице Франции, окончив дни свои за баранкой такси. За рулем такси же скончался и его старший брат – Леон Манташев. Случилось это в 1954 году, и тоже в Париже.

Марина и Гамлет Мирзояны