Азербайджан. Модель Алиева

По данным других социологов, которые они публиковали перед выборами, президент должен был получить от 85 до 90 процентов голосов. Примерно совпадало. Итоговый результат пришелся на нижнюю границу прогнозов – 85.

Если в политике еще бывают абсолютно выверенные цифры, то в Баку, пожалуй, их умеют выводить, как более нигде.

Рекорд

Ильхам Алиев, наверное, никогда не побьет рекорд своего отца, который побеждал, бывало, с 98 процентами. Но он уже превзошел его по длительности президентства, хотя никто не знает, сколько бы царствовал отец, будь долгожителем. Третьего срока отцу было не суждено, ему не пришлось менять Конституцию, а сын молод, его третья победа должна была всех убедить в том, что и прошлые две, и будущие сомнению не подлежат.

Убедить не убедила. Но никто и не спорил. В чем и суть модели нового Азербайджана.

Первый раз, десять лет назад, Ильхам Алиев победил, набрав 74 процента голосов. Он был новичком, неожиданным и не очень, казалось бы, рвавшимся к власти. Да и отец, говорят, не очень видел в качестве наследника сына, просаживавшего в казино свое сыновнее состояние. Дочь Севиль, умница и сама целеустремленность, – вот был его выбор, от которого пришлось, как полагают, из уважения к патриархальной традиции, отказаться. Словом, Азербайджан еще не знал, что ему придется смириться с такой экзотической формой правления, страну пришлось ломать через колено, в победу Ильхама никто не верил и не верит по сей день. Но и Иса Гамбар, вечный лидер мусаватистов, тогда, как полагают, победивший, с тех пор в серьезных амбициях замечен не был. Через пять лет оппозиция выборы бойкотировала, Алиев набрал 88 процентов, но это был уже совсем другой Алиев. Вышедший уже будто бы из тени отца, но, тем не менее, еще опиравшийся на его величие, жестко разобравшийся и с доставшейся ему в наследство элитой, легкомысленно решившей, что будет неопытному сыну опорой и регентом, и с оппозицией.

Третья победа не могла в цифровом выражении уступать второй. Любая победа в такой модели вообще делает победителя заложником прежней цифры, поднимая планку будущей, и так до бесконечности, которую этот победитель собирается покорять. Судя по всему, из 90 процентов власть поначалу и исходила, понимая, что придется немного сбавить газ. Ведь, в отличие от прошлого раза, соперник теперь был, пусть и не ахти какой грозный.

Словом, власть, судя по всему, решила выстрелить дуплетом. Она впервые как бы предоставила эфир оппозиции, выпустив, впрочем, против нее массовку, поскольку сам Алиев до дебатов не опускался. И в такой вот невероятно демократической обстановке победить оппозицию с результатом чуть меньше, чем в прошлый раз, когда бороться приходилось только с сопротивлением воздуха. И показать тем самым способность побеждать в борьбе по-честному.

Получилось так смешно, что никто даже не возмутился, и даже негодование оппозиции, которая и не собиралась ничего выигрывать, выглядело несколько наигранным.

Иностранные наблюдатели высказались, как обычно, нелицеприятно, но, судя по ответной реакции азербайджанской власти, она этого не только ждала, но и, возможно, обе стороны предварительно обо всем договорились.

За пределы договоренностей Баку в принципе и не выходил.

Вечный сын

Ильхаму Алиеву удалось выстроить модель, о которой, в сущности, могли бы мечтать все постсоветские правители. Однако удалось это, пожалуй, в столь удавшемся масштабе только ему и, возможно, Казахстану.

Понятно, что дело в нефти и в газе. Однако для того, чтобы выстроить нужную модель, всем этим надо было грамотно распорядиться. В том, что Алиеву-младшему это удалось, не сомневаются даже его оппоненты. Напоминая при этом, что продолжают бесперебойно функционировать технологии, разработанные Алиевым-старшим. Как заметил один политолог, отец оставил сыну машину и научил водить.

Всё так. Но и сын кое-что в эти технологии привнес. Поскольку машина в ее ретроисполнении была весьма прихотлива и причудлива, он ее предельно упростил. Благо время выпало ему такое – по сравнению с эпохой отца довольно упрощенное.

…Азербайджанские коллеги, вспоминая 2008 год, войну в Южной Осетии и визит западных послов к Саакашвили, к которому они добирались через Гянджу, иллюстрируют разницу между отцом и сыном. «Ильхам не поехал в Гянджу, будто и не было никаких послов. В общем, тоже решение проблемы – и с Москвой не обострил ситуацию, и с Западом не поссорился. А что бы сделал Гейдар? Он бы поехал в Гянджу, послов бы обнял каждого, устроил бы восточный прием, обаял их. А потом бы распрощался и сказал: я бы с удовольствием полетел с вами к Саакашвили – но лучше, если я буду здесь, на связи с Москвой…»

Сыну приходится обходиться без отцовской креативности и вообще любви к политическому искусству. То, чего он насмотрелся в ходе экспресс-обучения, которое устроил ему перед уходом Гейдар Алиев, могло дать ему представление о схеме, но никак не о сути и не о вкусе самого занятия.

С чем и связаны возможные риски.

Особый азербайджанский путь

Симпатизирующие Азербайджану западные политологи призывают своих лидеров к пониманию того, что симметричное отношение к Азербайджану и к Армении в принципе неверно, логически порочно. Баку, объясняют они, выдерживает независимую от России и уже по этой причине прозападную линию, в то время как Ереван и не пытается вырваться из гравитационного поля России, что и подтвердилось 3 сентября на встрече президента Саргсяна с Путиным.

Баку и в самом деле смог конвертировать свой сырьевой потенциал в рычаг регулировки своих отношений с внешним миром. Постоянно отслеживая ситуацию и беспрестанно вычисляя баланс. Получается, может быть, не очень тонко, но в пределах допустимого и, если не заглядывать слишком далеко, даже эффективно. Во всяком случае, у России такой конвертации не получилось. Да и не могло получиться, поскольку Москва сама считает себя одним из центров глобального притяжения и одними сырьем и сырьевой инфраструктурой свои амбиции не ограничивает, что придает процессу самоутверждения внутреннюю противоречивость.

Баку же избавлен от необходимости ежеминутно отстаивать свое величие и свою значимость, ему приятно, когда он выигрывает от сравнения с Тбилиси и, особенно, с Ереваном – здесь его амбиции.

Даже в преддверии Вильнюса, в котором в конце ноября страны «Восточного партнерства» будут подписывать соглашения с Евросоюзом, Баку в первую очередь, как выясняется, интересовался ритмами подготовки к этому событию Еревана. «Мы следили, что именно собирается подписать Армения, в какой степени она намерена сблизиться с Евросоюзом и, конечно, в связи с этим какие преференции в карабахском вопросе может получить», – объяснял мне азербайджанский политолог. И в Баку не скрывают, что развязка 3 сентября с выбором Армении между Европейским и Таможенным союзами Азербайджан чрезвычайно порадовала.

И не просто из соображений нескончаемого соревнования с Арменией. То, что Ереван не продвинулся на пути к Европе, освободило от излишнего сближения и Азербайджан. Ведь подсчет дистанции от каждого центра силы для Баку – суть всей его политики. Критерий – независимость, причем в той степени, в которой она может уберечь от излишней близости, полагаемой Азербайджаном опасной. Слишком сблизиться с Западом – значит повысить риски излишнего внимания к экзотическим особенностям азербайджанской демократии. В той степени, в которой они критикуются ныне, Баку, судя по всему, считает для себя допустимыми, хотя, как полагают посвященные люди, власть все равно нервничает. «Кроме того, нам совершенно не надо сближаться с Евросоюзом до свободной торговли – наша экономика этого просто не выдержит, наш не нефтяной сектор, и так еле-еле развивающийся, зона свободной торговли просто развалит, а о сельском хозяйстве, банках и говорить нечего».

В условиях предельно монополизируемой экономики это могло бы иметь смысл только в одном случае, схожем с армянским: если власть, являющаяся одним из политических и экономических игроков, попросту олигархов, намерена переломить ситуацию в свою пользу и потому перекраивает политическую карту – в данном случае в пользу Европы. Однако, в Азербайджане такой игрок только один – это и есть сама власть, которая выстроила равноудаленную модель и на этом балансе зарабатывает столько, что может себе позволить и дальше финансировать выстроенную модель, какой бы дорогостоящей она ни была.

Ведь финансировать надо многое. И правильное понимание выборов. И правильное отношение к тому, что политзаключенных в Азербайджане на сегодняшний день больше, чем в Белоруссии. И снисходительность к имиджу страны, который непрестанно подвергается серьезным испытаниям, будь то организация всенародного восхищения Рамилем Сафаровым, зарубившим на натовских курсах в Будапеште армянского коллегу-офицера, или кампания по лишению звания «Народный писатель» Акрама Айлисли, автора романа «Каменные сны», в котором армяне – не враги, а жертвы.

Равноудаленность

Купленная за сырьевые бонусы равноудаленность, которую в Азербайджане и считают воплощением независимости, – это и есть модель государства, которое выстроил Ильхам Алиев. Впрочем, политологи не склонны преувеличивать заслуги сына, полагая, что и эту модель разработал отец.

Долгое время постсоветские режимы почти неукоснительно соблюдали соответствие: чем более условным был демократизм устройства, тем более уверенным было тяготение к Москве. Готовность к бегству от вертикальной модели была прямо пропорциональна готовности к вестернизации, и в этом плане поражение «западников» в Армении обрекает страну на еще более неуклонное следование олигархической модели развития.

Исключения были. Но они были либо такими экспансивными, как режим Ташкента, метавшийся от ОДКБ к Западу и обратно в ритме внутриполитических катаклизмов, либо как Казахстан, который, не слишком раздражая Запад крайностями, сочетает удаленность с Таможенным союзом, чего не получится более ни у кого.

Азербайджан же стал исключением настоящим. Режим, который даже условно никто не решится назвать демократическим, тем не менее, смог выстроить с Западом систему отношений, в рамках которых может чувствовать себя достаточно уверенно. И компенсировать таким образом за счет искусственной внешней легитимности дефицит легитимности внутренней. Что важно – но только до тех пор, пока контролируются внутренние риски. Оппозиция к ним не относится, так как пока в достаточной степени контролируется элита. Однако, как показали события в Исмаилинском районе, где дело фактически напоминало стихийный бунт, или в Губинском районе, именно неконтролируемая до поры толпа становится вполне реальным политическим фактором. А желающие и способные ее контролировать, как показала практика площадных революций, находятся довольно быстро. Может быть, поэтому даже успешные выборы прошли с определенной нервозностью.

Вадим Дубнов