Беспокойное успокоение

Такая позиция хороша для общения с Западом, которому можно подать себя в качестве гордой и принципиальной жертвы злой силы с Севера, но она накладывает огромные, почти абсолютные ограничения на общение с абхазами и южными осетинами. А это уже ставит крест на столь желаемом Грузией процессе реинтеграции. Поэтому все последнее время в грузинском информационном поле активно шли разговоры о том, что нужно начинать диалог с «нашими братьями и согражданами». До сих пор этот самый диалог отсутствовал потому, что позиция официального Тбилиси лишала его какой-либо почвы – очевидно, что на такой платформе ни абхазы, ни осетины разговаривать с Грузией не будут.

В действительности шаги Грузии в последнее время сводились к громким, статусным заявлениям, ориентированным скорее на Запад, к попыткам воспрепятствовать расширению международных контактов Абхазии и Ю. Осетии в обход Грузии и к поиску нового формата внешней политики – так, чтобы не нарушить собственные принципы, но и получить какой-то позитивный результат.

Это в полной мере относится и к обращенным на Запад ритуальным протестам по поводу демаркации государственной границы с Южной Осетией, которую Грузия считает административной и поэтому выступает против ее проведения, и к требованию опровержения слов сопредседателя женевских переговоров от Евросоюза Филиппа Лефора, заявившего, что статус Южной Осетии «как независимого государства определен, изменить эту позицию нельзя и с этими реалиями нужно жить и работать».

Это относится и к переговорной волоките по подписанию Соглашения по неприменению силы, которое Грузия отказывается подписать с Абхазией и Южной Осетией потому, что это де-факто поднимет их статус до уровня субъектов международных отношений и будет противоречить удобной внутренней официальной концепции, исходя из которой «грузины воевали не с абхазами и осетинами, а с Российской Федерацией», а значит, и подобное соглашение надо подписывать не с Сухумом и Цхинвалом, а с Москвой.

В результате протестный фон поддерживался, но реального прогресса в грузинском понимании не было и быть не могло. Единственной реальной возможностью начала налаживания хоть какого-то диалога могло стать открытие Транскавказской железной дороги через Абхазию в Грузию и далее на Армению и Иран, которое волей-неволей заставило бы абхазов сесть за стол переговоров с грузинами хотя бы по экономическо-транспортному спектру вопросов. К сожалению, и этот шанс был упущен, и произошло это, как минимум, по двум причинам: из-за того, что несколько лет назад, при Михаиле Саакашвили, уходя от России, Грузия настолько сильно «вошла» в Азербайджан, что теперь просто вынуждена считаться с его интересами при решении собственных проблем.

Неудивительно, что Баку выступил против открытия дороги на Ереван. В качестве другой причины можно назвать диаметрально противоположные и слишком завышенные ожидания от открытия дороги в Тбилиси и в Сухуме. Если в Тбилиси готовы были рискнуть и поступиться позицией Баку, но только в обмен на существенный прогресс в возвращении своего контроля над мятежной республикой, то для Сухума условием соглашения должно было стать не меньше чем официальное признание собственной независимости. Естественно, что при таком кардинальном расхождении позиций сторон крайне сложно найти общую точку соприкосновения.

Важно отметить, что весь последний год в Грузии проходил под знаком двух противоположно направленных процессов. С одной стороны, в обществе заметно усилилось раздражение Западом, который воспринимается как сторона, не выполнившая своих обещаний и при ориентации на которую Грузия не сможет вернуть Абхазию и Южную Осетию. Чего стоит только фраза известного грузинского режиссера Роберта Стуруа, заявившего в январе с.г.: «Такой антиамериканской атмосферы, как сейчас в Грузии, никогда не было». В немалой степени это разочарование связано с личностью Михаила Саакашвили: при огромной непопулярности этой фигуры в сегодняшней Грузии часть ответственности за провал его реформ обыватель возлагает на Запад, который воспринимается как куратор Саакашвили, не сумевший ни удержать его в рамках реальности, ни оказать ему настолько значимую помощь, чтобы его курс увенчался успехом.

Отрицание Запада неминуемо приводит к осознанию роли России в урегулировании ситуации и к значительному увеличению количества людей, считающих, что Грузия должна улучшить отношения с Россией. Так, по данным декабрьского опроса NDI, 72% грузинских респондентов недовольны состоянием российско-грузинских отношений и хотели бы его улучшить. Это очень серьезное изменение ситуации для Грузии, где еще семь лет назад о России было принято говорить в презрительных тонах, а отдачу 10% голосов на президентских выборах Нино Бурджанадзе, заявившей, что у Грузии должен быть не только прозападный, но и российский вектор развития, невозможно было даже представить.

Вместе с этим прозападный курс движения Грузии довольно силен и особенно заметен в грузинской элите, обласканной и прикормленной Западом. Накладываясь друг на друга, два этих социальных запроса порождают довольно обычный в последнее время грузинский феномен, некую политическую иллюзию. Понимая, что ошибку Саакашвили повторять нельзя, что воевать с Россией Грузия не может и что Запад не желает таскать для Грузии своими руками каштаны из огня, грузинская политическая элита говорит следующее: «Раз Россию нельзя победить и нельзя принудить, то ее нужно убедить».

Далее следует довольно простая и до крайности идеализированная логическая цепочка, которую автору приходилось слышать от представителей самых разных социальных слоев Грузии: «Россия хочет присутствовать на Южном Кавказе, а Грузия – его центр. Без хороших отношений с Грузией Россия не сможет это сделать. Пусть Россия отдаст Абхазию и Южную Осетию, а Грузия позволит ей укрепиться на Южном Кавказе». При этом наиболее активные сторонники прозападного вектора развития непременно добавляют: «Но Грузия все равно пойдет на Запад, а России это будет только выгодно».

Очевидно, что объединить эти позиции – движение на Запад и одновременный крен в сторону расширения присутствия России в Закавказье – невозможно, а саму мысль о реальности подобного нужно считать неким политическим инфантилизмом, сформировавшимся в условиях неадекватной политической накачки, которой грузинское общество подвергалось все последние годы. Ввиду своей оторванности от жизни, какого-либо прогресса в российско-грузинских отношениях и уж тем более в отношениях грузин с абхазами и осетинами этот подход принести не может и вряд ли нам стоит ожидать чего-либо подобного в ближайшее время.

При этом не исключено, что в скором времени мы увидим несколько изменившийся вектор информационного воздействия Грузии на Абхазию и Южную Осетию. Он будет слегка похож на один из основных посылов времен раннего Михаила Саакашвили, который говорил, что Грузия ведет такие успешные реформы и в самом скором времени построит такое процветающее общество, что абхазы и осетины сами захотят жить в нем и сами будут просить Грузию вернуть их в свой состав. Ввиду провала реформ и свержения Саакашвили об этой теории в Грузии теперь предпочитают не вспоминать, но недавнее парафирование грузинскими властями Соглашения об ассоциированном членстве с ЕС дает этому тезису новый импульс. С учетом того, что в самой Грузии данный договор максимально идеализируется и выдается чуть ли не за полноправное вступление в объединенную и процветающую Европу, на первый план в построении идеального общества теперь выйдет тема Европейского союза. В своей пропаганде грузинские власти будут широко использовать тезис о том, что Грузия – это уже де-факто Европа и, призывая отколовшиеся территории вернуться в Грузию, они на самом деле зовут их в Европу, что, по мнению грузинских политиков, должно символизировать достижение неких высших ценностей, от которых никто не сможет отказаться.

Признаки применения такого информационного посыла уже видны, и, скорее всего, они усилятся после августа 2014 года, когда Тбилиси должен окончательно подписать Соглашение об ассоциированном членстве.

В общем же стоит сказать, что, несмотря на отход от бряцания оружием и смену некоторых наиболее одиозных политических фигур, в последнее время позиции сторон в грузино-абхазо-югоосетинском конфликте мало изменились, что объясняет отсутствие в нем прогресса. Сложно сказать, сколько может длиться такая подвешенная ситуация. По мнению известного российского эксперта-кавказоведа Александра Скакова, такое состояние может длиться «довольно долго… проблема может не решаться десятилетиями, многими десятилетиями». В результате же все закончится тем, что Грузии придется смириться c потерей Абхазии и Южной Осетии и пережить эту травму точно так же, как Россия смирилась с распадом СССР и потерей Крыма.

Посмотрим, оправдается ли этот прогноз.

Андрей Епифанцев, политолог.