Уроки «Майдана-2»

Конфигурация украинского противостояния запутана до крайности. Правительство во главе с Николаем Азаровым, которое еще вчера рассматривалось как одна из опор президента Виктора Януковича, ушло в отставку. Однако все обстоятельства этой отставки выглядят, как принесение премьер-министра в качестве жертвенной пешки в большой политической игре. Для многих из членов команды главы Украинского государства это наверняка станет неприятным сигналом, означающим, что и они рано или поздно могут стать следующими кандидатами «на вылет». Однако отставка правительства не говорит о том, что власти задействовали все свои ресурсы для удержания ключевых позиций. При этом не стоит забывать, что политика – это искусство возможного. Украина – не РФ и не Китай. Ее роль в международной политике не столь велика, а зависимость от мнения Европейского союза (куда Киев продолжает стремиться и после начала нынешнего кризиса, спровоцированного лавированием между Европой и Россией) чрезвычайно сильна, чтобы полагаться на внутреннюю самодеятельность и игнорировать мнение оппозиции.

Нравится это Януковичу или нет, но для того, чтобы не повторить судьбу президента соседней Белоруссии Александра Лукашенко, ему приходится предпочитать политические, а не силовые методы. Кроме того, после захвата целого ряда областных администраций западных и центральных регионов страны уже не до конца понятно, где начинается, а где заканчивается украинская власть. Остроты ситуации придает тот факт, что на территории некоторых западных областей Партия регионов, к которой принадлежит президент и парламентское большинство, оказалась под запретом. Даже если мы будем полагаться на формально-правовые нормы и признаем данное решение неконституционным или попыткой государственного переворота, политическая реальность на сегодняшний день такова. И опять же никто не сможет со стопроцентной точностью предсказать, когда ситуация на Западе и в центре страны вернется в правовое русло.

Но не менее запутанным представляется положение дел и в стане оппозиции. И до январского обострения было ясно: среди противников Януковича нет единства. Их объединяет конкретная ситуация. При всех других обстоятельствах трудно себе представить вместе таких разных деятелей, как подчеркивающий свой европейский выбор Арсений Яценюк, популист и лидер партии УДАР Виталий Кличко и националист Олег Тягнибок, чьи речи и выступления неоднократно вызывали негодование не только внутри страны, в России, но и в Европе. Однако после того, как в ходе уличных волнений в Киеве (а также серии захватов областных органов власти) на первый план выдвинулась так называемая «несистемная оппозиция» в виде «Правого сектора» и других менее известных сил, вопрос о том, кто является лидером протеста, отнюдь не праздное любопытство. На экранах ТВ многократно был показан кадр, в котором сторонники активной уличной борьбы атакуют Виталия Кличко из огнетушителя, а его и других «системных лидеров» освистывают и откровенно одергивают. Да и само «системное трио», хотя и с многочисленными оговорками, признает, что не контролирует всех тех, кто пришел «делать революцию, а не менять чиновников». Именно этот пафос отличает героев (а для кого-то они – антигерои) «горячего» украинского января.

Таким образом, для желающих ответить на вопрос, где сегодня на Украине власть, а где оппозиция, все не так просто, как покажется на первый взгляд. Особенно если принять во внимание закулисные переговоры, а также различные политические комбинации. Вспомним, что того же Тягнибока украинская власть «накачивала» в канун недавних парламентских выборов, надеясь получить его в качестве главного спарринг-партнера для Виктора Януковича в ходе президентской кампании 2015 года. В этом случае при всей условности параллелей украинский лидер мог бы повторять известное российское ноу-хау 1990-х

годов, когда команда Бориса Ельцина в своем общении с Западом апеллировала к «бедному выбору» народа России между коммунистами и, пусть хоть и несовершенными, постсоветскими «демократами». Уже сейчас ясно, что кампания-2015 (при условии, что выборы президента не будут досрочными), скорее всего, не станет двухцветной и не будет соревнованием «практика-хозяйственника» и националиста.

И хотя будущее украинской политики представляется до крайности неопределенным, некоторые предварительные выводы о феномене «Майдана-2» и его уроках уже можно сформулировать. Во-первых, Украина, которую еще вчера рассматривали, как пример относительно успешной постсоветской трансформации, превратилась в точку потенциальной нестабильности. Ситуацию в этой стране обсуждали в рамках саммита Россия – ЕС и даже в формате переговоров по Сирии «Женева-2». Украина все чаще попадает в сравнительные ряды с ближневосточными странами (Ливия, Сирия, Египет), Кавказом или Балканами. Вопрос о ее потенциальном распаде и вмешательстве в ее внутренние дела (и со стороны России, и со стороны Запада) оказался в текущей повестке дня.

Это произошло не в последнюю очередь из-за того, что протесты, начавшиеся как мирные, переросли в столкновения с человеческими жертвами. Конечно, на сегодняшний день они несопоставимы не то что с Ближним Востоком, но и с другими постсоветскими конфликтами. Однако «Майдан-2» (как стали называть последние события на Украине по аналогии с первым «Майданом» – массовыми акциями 2004–2005 гг.) уже не будет «бархатным». И если уличная революция победит, и если она провалится. Не факт, что в стране получится мирная передача высшей власти, хотя ранее именно Украина в отличие от Грузии, Азербайджана, среднеазиатских республик или Белоруссии не раз демонстрировала пример успешного перехода президентского кресла от одного политика к другому. Такой опыт в украинской постсоветской истории был уже трижды. И то, что в 2014 году политическая элита страны на поверку оказалась недостаточно зрелой, воочию продемонстрировало чрезвычайно важный урок. Для того чтобы страна считалась демократичной, мало иметь многопартийность и пережить смену высшей власти. Необходимо иметь мощные властные институты, с чем на Украине был сильный дефицит. Политика строилась и продолжает строиться не столько вокруг различных взглядов и стратегий, сколько вокруг отдельных личностей и групп (кланов). Только в отличие от других постсоветских республик на Украине ни одному из кланов не удалось добиться доминирующего положения и подмять под себя остальные. Отсюда – плюралистическая политика, но ровно до той степени, пока речь идет о межклановой борьбе. Внутри различных групп трудно говорить о демократии, поэтому для поиска оной лучшим способом видится образование своей собственной команды. И как следствие, борьба амбиций, постоянное дробление политических сил и противостояние авторитарной власти авторитарной оппозиции, обе из которых не имеют прочного и устойчивого положения.

Для расшатывания хрупкого украинского баланса сил немало сделал сам Янукович, который из покровителя группы крупных бизнесменов сам решил стать «самым крупным бизнесменом», попытавшись поставить интересы Семьи (не только непосредственных родственников, но и группы самых близких ему людей) выше интересов своей политико-административной команды. Это в итоге заставило некоторую ее часть искать сближения с оппозицией и задумываться о создании «крючков», которыми можно было бы удерживать их лидера от крайностей. В контексте борьбы кланов и групп влияния ощущается сильный дефицит идеологии и национального строительства, ориентированного на сглаживание противоречий между разными частями страны. В этом вакууме и появляются крайние националисты, предлагающие радикальные формы государственного позиционирования если и имеющие отношения к Европе и европейским ценностям, то не сегодняшнего дня, а первой четверти ХХ столетия.

Во-вторых, после январского обострения украинского политического кризиса «Майдан-2» становится своеобразным паттерном для постсоветского пространства. Если Россия сегодня видится как страна, ориентированная на консервативную, стабилизационную и даже антиреволюционную модель, то Украина воспринимается как государство, в котором возможно «потрясение основ». Конечно, революции и протестные движения не передаются с помощью вируса.

Для того чтобы украинский опыт сработал в Армении, Азербайджане или Белоруссии, нужны определенные предпосылки (особенности политической элиты, социально-экономического развития, возможности для внешнего вмешательства). Но сама модель, при которой самая политически активная часть общества, мягко или жестко нарушая право, апеллируя при этом к праву народа на смену авторитарной власти, добивается цели, видится чрезвычайно притягательной. При этом далеко не всегда эта часть общества является всенародно поддержанной. К слову сказать, сегодня даже Центр Разумкова, известный своей критической оценкой личности Януковича, отдает ему порядка 30% популярности среди избирателей. С помощью «права народа» и авторитаризма властей оправдывается практически все. В этой ситуации реализуется классический принцип Владимира Ульянова-Ленина о том, что в революции главное – это «не численный перевес вообще, а численный перевес в столицах». И есть надежда на то, что США и их союзники, как минимум, на первом этапе примут такую политическую философию, хотя впоследствии (как это бывало уже не раз) может прийти отрезвление и переоценка первоначальных завышенных ожиданий.

На сегодняшний день оппозиция в Армении и в Азербайджане крайне слаба и разрозненна, у нее нет мощных лидеров и новых идей. Однако несмотря на все это, в обеих странах присутствует недовольство властью. Есть и опыт массовых акций, не говоря уже об определенной их героизации (события 1 марта 2008 года в Армении, события 2003 года в Азербайджане). Как иначе объяснить неожиданные почти 37% Раффи Ованнисяна, который до этого демонстрировал намного более скромные результаты. И даже скромные 5,72% историка Джамиля Гасанлы в азербайджанском контексте (мощный административный ресурс и ограниченное время для участия в выборах малоизвестного претендента) при всех возможных оговорках можно считать определенным успехом. Таким образом, налицо зазор между запросом на перемены и отсутствием предложения на реализацию качественного оппозиционного проекта. Эта ситуация чревата тем, что против власти начинает собираться «синдикат недовольных», объединенных лишь тактическими задачами по устранению или полному сносу правящего режима (насколько хватит сил и ресурсов). О конструктивной и долгосрочной стратегии здесь, как правило, речи не идет.

В этой связи для любой властной системы постсоветской страны главный урок «Майдана-2» состоит в том, чтобы избежать полного «окукливания» и, напротив, поддерживать обратную связь с обществом, обеспечивая приток свежей крови. Говоря о таком притоке, следует иметь в виду привлечение и наиболее профессиональных и конструктивных представителей оппозиции, и прагматичных технократов, не связанных семейными и клановыми узами с высшим руководством страны. Необходимо и определенное заимствование оппозиционных лозунгов. Тот случай, когда плагиат не возбраняется, а наоборот, может считаться позитивным фактором. Любой иной сценарий, ориентированный на элитарность и закрытость, опасен консолидацией всего недовольного властью спектра. Улучшить ситуацию это не сможет, а вот для слома хрупкой стабильности вполне может хватить.

Что же касается постсоветской оппозиции, ей следовало бы для лучшего усвоения уроков «Майдана-2» познакомиться с таким понятием, как «ответственность». Мало сколотить группу противников власти и свалить ее. Необходимо удержать ситуацию от гражданского конфликта, а то и открытой войны и предложить обществу нечто более качественное, чем власть. В этой связи важнейшей задачей критиков власти является выработка стратегии будущего, что в случае возможного противостояния позволило бы «перехватить» падающую власть и не допустить негативных сценариев, при которых на место авторитарной или полуавторитарной власти пришел бы хаос. Просто потому, что, как правило, на смену хаосу приходит не демократия, а авторитарная модель.

И последнее (по порядку, но не по важности). Украинский кризис в очередной раз подстегнул дискуссию о том, является ли выбор в пользу Евросоюза или евразийской интеграции еще и ценностным выбором. Данная тема возникает не впервые. Еще в период «цветных революций» стремление бывших советских республик «сбежать от географии» путем наращивания связей с ЕС, США и НАТО воспринималось значительной частью экспертной аудитории, как на Западе, так и в Евразии, как важная предпосылка для их демократизации. В то же самое время стратегическая кооперация с Россией виделась как синоним сохранения авторитаризма и архаической системы управления. Но можно ли сегодня говорить о том, что данная схема применима к постсоветским политическим процессам?

Отождествление выбора внешнеполитических приоритетов с ценностным выбором базируется на представлении о том, что дипломатия ведущих международных игроков строится на основе идеологических приоритетов. Спору нет, в риторике представителей США и стран ЕС рынок и демократия занимают ведущее место, тогда как российские политики предпочитают говорить о стабильности, консерватизме международного права и примате национального суверенитета над внешним вмешательством. Но на практике риторика и национальный интерес далеко не всегда пересекаются.

«Контракт века», заключенный между Азербайджаном и ведущими западными нефтедобывающими компаниями в 1994 году, равно как и участие прикаспийской республики в поддерживаемых Западом энергетических проектах типа «Баку – Тбилиси – Джейхан» не сделали ее лидером по части демократии. Это единственная страна среди республик бывшего СССР, где власть перешла от отца к сыну. При этом Азербайджан никогда не входил в ОДКБ и не собирается присоединяться к Таможенному союзу, где доминирующую роль играет Москва. Об авторитарных порядках в Туркменистане многократно сообщали международные правозащитные структуры, включая и американские. Однако это не мешает ЕС и США активно развивать энергетическое партнерство. Схожим образом оценивается и Узбекистан, где президент Ислам Каримов безраздельно правит вот уже 22 года. Что, впрочем, не мешает видеть официальный Ташкент среди «ценных партнеров НАТО» по афганской операции. Кстати сказать, в прошлом году эта республика приостановила свое членство в ОДКБ и так же, как и Азербайджан, не намерена присоединяться к Таможенному союзу. Туркменистан же и вовсе имеет нейтральный статус. Однако вряд ли кто-то рискнет сравнивать его по уровню демократии со Швейцарией.

Долгое время в западных СМИ «маяком демократии» называлась Грузия. Однако после скандальных историй с разгонами массовых акций в Тбилиси в 2007 и в 2011 гг., а также публикаций материалов о насилии в системе тюремных учреждений образ Михаила Саакашвили как передового демократа на территории бывшего СССР поблек. Заметим, что у Грузии нет дипотношений с Россией начиная с 2008 года, а до этого Тбилиси долгие годы был одним из самых проблемных партнеров Москвы.

Между тем, многие постсоветские республики пытаются не делать жесткого выбора между западным и российским векторами. Кому-то это удается больше (Казахстан, Узбекистан), кому-то меньше (Армения, Украина). Но вопросы выбора ценностей в данном контексте отодвигаются на второй план. Заметим также, что развитие контактов с НАТО или с Евросоюзом отнюдь не означает ни гарантии принятия в ряды этих структур, ни тем более того, что западные интеграционные объединения будут строить демократические институты вместо самих новых независимых государств. Реальная жизнь – не схема. И для понимания сложных геополитических процессов на просторах бывшего Советского Союза вряд ли следует заменять одну линейно-прогрессистскую схему из арсенала «научного коммунизма» на «научный демократизм», выстраивающий искусственную зависимость национальных интересов от якобы ценностного и едва ли не экзистенциального выбора.

Да, сегодня Евразия совсем не похожа на «ближнее зарубежье» начала 1990-х годов. Помимо России здесь действует много новых игроков, а сами бывшие союзные республики расходятся в своих интересах все дальше. Даже три кавказские республики дали три разных ответа на выбор между европейской и евразийской интеграцией. Но сам этот выбор намного более сложен, чем следование той или иной риторической схеме. Чем раньше это осознают эксперты и практики, тем легче будет воздерживаться от ненужных завышенных ожиданий, неизбежно чреватых сильными разочарованиями.

Сергей Маркедонов, политолог, обозреватель газеты «Ноев Ковчег»