После нас хоть... пустыня!

Проблема опустынивания, с которой столкнулись в разных уголках мира, не обошла стороной и Армению. Согласно международной классификации ООН, республика занимает далеко не самое последнее место в числе стран, подверженных процессу, – солидная доля земель нашей и без того скудной на этот ресурс страны в разной степени уже деградирована. Причем порядка 30% общей площади эродированной территории, согласно ряду публикаций в СМИ, эксперты вводят в разряд особо опасных. Это подразумевает их полный вывод из ранга пригодных к употреблению главным образом в сфере сельского хозяйства. Так ли это или мировая пресса все же несколько преувеличивает истинное положение дел в Армении – этот вопрос «НК» адресовал академику Международной академии экологии, доктору географических наук, профессору, международному эксперту Министерства охраны природы по вопросам проблем опустынивания и деградации земель Ашоту Хоецяну.

– К сожалению, должен признать истинность перечисленных вами фактов. Сведения, которыми оперируют разные источники, это результаты многолетних исследований, в том числе и моих. И, по сути, на сегодня – это официальные данные правительства Армении. Согласно им, ныне уже 80% земельных территорий Армении вошли в разряд в той или иной степени подверженных деградации. А 28% указанных площадей процесс опустынивания и вовсе захватил наиболее основательно. То есть почвы эти крайне эродированы и подвержены засоленности. И хотя говорить, что они утеряны безвозвратно, нельзя, тем не менее, их реанимация – процесс довольно сложный, а главное – крайне затратный.

– Но если речь идет о 80% лишь в разной мере подверженных опустыниванию, так стоит ли вообще проявлять обеспокоенность по этому поводу?

– Даже в случае, если речь идет о 5% или 10% земель, вовлеченных в нежелательный процесс, надо незамедлительно бить в набат. У нас же показатели довольно внушительные! Причем наши «пустынные проценты» усугубляет еще и присущая гористой Армении специфика. Дело в том, что все существующие в нашей природе ландшафты, экологические ниши, находятся в тесном соседстве друг с другом. И этот «пресс» способствует довольно быстрому распространению не только процесса опустынивания, но и любого природного изменения по всей высотной поясности. В итоге уже сейчас мы видим, как семиаридные ландшафты – пустынно-полупустынные, сухо-степные, степные – постепенно накрывают вышележащие зоны, то бишь леса, степи, высокогорные луга. И процесс аридизации – преобладания континентального климата – медленно, но верно охватывает всю республику. Стартуя с Араратской долины(с высоты 800 м над уровнем моря), сухость климата ощущается уже и высоко в горах (2800 м над уровнем моря). Явление это для иных опустыниваемых стран крайне редкое. Ведь обычно в процесс подпадают лишь равнинные местности. Но все же я не стал бы сгущать краски. Да, порядка 50% земель отечества уже подвержено процессу деградации. Да, 28% из них – это, по сути, голая земля без питательного верхнего слоя почвы, лицезреть которую без содрогания лично мне, как специалисту, довольно сложно. Но, опять же повторюсь, реанимировать эти территории возможно. Главное – взяться за решение проблемы, что называется, здесь и сейчас!

– Все же никак не могу представить, что в республике повсеместно можно будет видеть потрескавшиеся, покрытые слоем соли земли – почти как в кинофильмах, где действо происходит в Сахаре...

– Не понимаю, отчего вы говорите, употребляя будущее время? Поверьте, подобные картины уже давно наблюдает местное население разных регионов. Да и любому туристу достаточно выехать в марзы Армении, чтобы убедиться в сказанном. Поднимаясь к предгорьям Арагаца или далее к Гегамскому хребту, можно отследить интенсивный процесс так называемой бедлендизации («bad lend» – плохая земля). Где невооруженным взглядом видно, что ослабший верхний слой почвы давно уже вымыт проточными водами, причем так основательно, что обнажил материнские породы. Это означает, что полезный слой почвы там отсутствует напрочь. И самое печальное, что на сегодня в статусе бедлендов пребывает уже 4% территории.

– Вы отметили, что процесс опустынивания распространился повсеместно. Насколько же глубоко он охватил Араратскую долину – житницу республики?

– По поводу Араратской долины сердце болит особенно сильно. Ведь это единственная более-менее равнинная территория, остальные регионы круты – даже 5–10 градусов их крутизны весьма осложняют развитие сельского хозяйства. Ширакское и Лорийское плато тоже не панацея – уж больно они высоки (1500–1800?м над уровнем моря). А Севанский бассейн и вовсе взметнулся до отметки 1900–2000 м над уровнем моря. Вот почему вся наша надежда в плане поставки продуктов сельского хозяйства возлагается на Араратскую долину, где есть все условия для развития сельхозсферы. Но, увы, и здесь опустынивание дает о себе знать. Нельзя сказать, что наиболее деградированы именно плодородные земли нашей житницы. Но! Своего рода фирменный «бренд» опустынивания Армении – это засаливаемость земель. И присуща она, как назло, исключительно Араратской долине. Здесь грунтовые воды находятся очень близко к поверхности земли и, испаряясь, распространяют соли на все новые и новые территории. Это, несомненно, плюс для наших предприятий, производящих соль. Но это огромный минус, особенно с учетом хищнического процесса опорожнения недр Араратского артезианского бассейна. Речь о множестве прудовых рыбхозов, нещадно расходующих грунтовую воду на нужды своего бизнеса. Причем нередко без всякой на то лицензии. В итоге в угоду чьим-то интересам страна теряет пахотные земли. А это неумолимо ведет к обеднению крестьянства и дальнейшей неспособности вести борьбу с процессами опустынивания.

– Сколько же земель Араратской долины уже являются необрабатываемыми?

– Точных данных вам не скажет никто. Но, на мой взгляд, уже спустя несколько десятилетий и только в Араратской долине мы будем иметь более 30 тысяч гектаров солончаков. Чтобы оценить серьезность ситуации, скажу: в Армении 3 млн га земель, из которых пахотных менее половины! Так что еще лет 10–20 – и Араратская долина вообще не сможет выполнять свою сельскохозяйственную функцию. Ведь, будучи не в состоянии обрабатывать сложные земли, крестьяне все чаще отправляются на вольные хлеба, окончательно забрасывая участки.

– Но ведь в правительстве в конце минувшего года обратились к проблеме прудовых хозяйств. А парламентарии даже приняли в первом чтении соответствующий законопроект, нацеленный на экономию артезианских вод. Тариф на воду для прудовых рыбхозов хотят увеличить аж в 10 раз! Значит, вот-вот – и все наладится?

– Вряд ли. Ведь в поле законодательной власти попала лишь одна из сотни проблем. К тому же сильно сомневаюсь, что она найдет разрешение. Да, в конце года был закрыт ряд несанкционированных рыбхозов. Но, по имеющимся у меня неофициальным данным, запломбированы были порядка 35–36 из огромного числа подобных скважин. Немудрено: ведь владельцы большинства прудовых хозяйств – бизнесмены или те же депутаты, которые едва ли пойдут против себя, в том числе и в вопросе принятия закона уже во 2-м чтении.

– Да, но ведь с каждым годом процесс охватывает все больше и больше территорий. Опять же опустыниванию подвержены уже города. И даже водные бассейны – в частности озеро Севан.

– Увы, это так. Ереван, в связи с географическим положением, являет собой довольно сложную территорию. Он как бы вписался в некий котлован. И для сохранения нормальной экоситуации в столице следует принимать в расчет даже самые тонкие нюансы. Мы же развиваем наш мегаполис без учета даже элементарных правил градостроительства: уже не первый год идет массовая застройка, причем без оглядки на самые элементарные геодинамические процессы. Скажем, на ту же «розу ветров». Оглянитесь, и всюду вместо зелени и деревьев вы увидите выросшие крыши и толщу асфальта. Через этот мощный заслон зимой сложно пробиться солнечным лучам, а летом организовать должную теплоотдачу – асфальт и камень поглощают тепло. И даже на выезде за пределы столицы многолетний средний температурный фон летом превышает показатели отдаленных от него областей как минимум на 2–3 градуса. Ныне ереванцы живут в некой клоаке, на фоне которой уже подняли голову разные заболевания – бронхиальная астма, масса людей жалуется на воспаление глазного дна, на разные виды аллергии. Столичные власти немедля должны обратить взор к мировому опыту, переняв практику ландшафтного проектирования. Иначе не исключено, что «пойдут в атаку» и тяжелые металлы.

Что касается Севана, то сенсации тут никакой нет. Опустынивание озера действительно идет, и выражается оно на данном этапе в стартовавшем процессе его заболачивания. О потенциальной угрозе я говорил еще в 2003 году, но был поднят на смех. Ныне многие коллеги признают факт. Но время потеряно, и воды из Севана утекло немало. Это и стало поводом его нынешнего плачевного состояния. Шли мы к нему, правда, давно: еще в 30-е годы прошлого века применялся неграмотный подход к озерным ресурсам. Позже был введен в строй каскад Арпа–Севан. А затем нагрянула блокада, воду попросту воровали. Поредели и промысловые запасы рыбы: удержать местное население от безудержного отлова того же сига в голодные 90-е было нереально. Далее кризис миновал, но взамен по всему побережью «выросли» увеселительные объекты, пансионаты, сооружаемые без учета экологических норм: ни тебе коллекторов, ни очистных станций аэрации. В результате начался процесс эвтрофикации озера – озерное дно заболачивается, вода «цветет». По последним данным, уже 7–8% озерных глубин по всем биопараметрам трансформировалось в болото. Если процесс продолжится, то вместо вполне естественного исхода – обычно озера «умирают» спустя миллионы лет – наш Севан примется агонизировать уже совсем скоро. Возможно, на наших глазах!

– Но ведь в таком случае будет нанесен двойной удар. Севан – мощнейший резервуар питьевой воды. Стало быть, мы лишимся важнейшего ресурса?

– И не только мы. Специалисты находят Севан общим источником живительной влаги для всей территории Южного Кавказа. Если же он будет «иссушен», то из строя выйдет важнейшее звено водного баланса всего региона: Армении, Азербайджана, Грузии.

– Что же делать?

– Выход, пожалуй, один – подобно Турции соорудить мощное водохранилище и придержать 90% бесцельно утекающих в направлении Азербайджана вод в пределах нашей страны. Я предлагал внедрить такой подход еще лет пять назад. В ответ – арабские и турецкие СМИ окрестили меня международным террористом. Но я и поныне придерживаюсь того же мнения. Ведь, принимая к сведению факт 25-летней блокады Армении со стороны Азербайджана, слишком сложно смириться с тем, что 65% сельхозугодий этого государства подпитываются водами, вытекающими из недр нашей страны!

– Оставив в стороне политическую составляющую вопроса, я все же попытаюсь уцепиться за «соломинку» и спрошу о состоянии лесов Армении. Ведь если лесные массивы наличествуют, стало быть, о скором опустынивании речь может и не идти?

– Да, леса у нас пока есть. Однако если еще две тысячи лет назад зеленые территории занимали 37–40% территории Армении, то ныне речь идет уже максимум о 8–9%. И важно не только то, что лесной покров сократился вчетверо (!), а то, что активно идут сукцессионные процессы: если сейчас мы наблюдаем некое пышное дерево, то спустя время оно может превратиться в кустарник, затем в кустик, а после от него и вовсе ничего не останется.

– Неужели же нельзя предотвратить подобный исход ситуации?

– В одной из многочисленных книг, изданных мной, оговариваются пути выхода. Как ни банально, но нам следует вдоль и поперек изучить международный опыт стран, подверженных опустыниванию. Кроме того, государству следует пойти, наконец, навстречу землепользователю, заметно облегчив налоговое бремя, а также применив определенные льготы. Чтобы крестьянин мог хотя бы посевные работы проводить полноценно. Чтобы вспахивал землю не единожды, а сколько потребуется, сдабривая насаждения не самым дешевым, а пригодным для данного вида растения удобрением. Нам следует экологизировать экономику – каждый шаг любого хозсубъекта должен быть обоснован с экологической точки зрения. Скажем, решил разводить овец – будь добр, выпасай не на высоте 2000 м над уровнем моря, где мелкий рогатый наносит непоправимый ущерб водным источникам, а сообразно нормам ландшафтного планирования. Одним словом, предложений такого рода еще множество. Жаль, что пока их никто особо не слышит. Да и вообще, складывается ощущение, что соответствующие госструктуры предпочитают жить сегодняшним днем, руководствуясь перефразированным принципом: после нас хоть... пустыня!..

Ася Цатурова