«Украинская Федерация»: как не расколоть страну, а сохранить ее

Ситуация на Крымском полуострове, которая еще вчера рассматривалась как маргинальный сюжет, вынесена на заседания Совбеза ООН. После того, как президент РФ Владимир Путин обратился к верхней палате российского парламента с запросом на применение вооруженных сил России на украинской территории и получил там единогласную поддержку (даже без особых дискуссий!), СМИ всего мира заговорили о возможности новой войны на просторах Евразии. Расхождения между Западом и Россией обострились до уровня, сравнимого с августом 2008 года.

Под угрозой оказалось не только участие семи стран «Большой восьмерки» в саммите в Сочи, но и прагматическая кооперация Вашингтона с его союзниками и Москвы. Снова отчетливо замаячил призрак «холодной войны». Пресс-конференция Путина в Ново-Огарево, где он подчеркнул необходимость мирного решения и заявил, что ввода войск на территорию Украины не требуется, успокоила алармистов. Но она не отменила острых вопросов.

В какой степени можно говорить о повторении кавказского опыта на украинских политических театрах? К чему приведет новый виток напряженности в отношениях РФ и Запада? Сохранится ли Украина как единое и целостное государство? Страна, превосходящая бывшую Югославию по численности населения в два раза и обеспечивающая транзит российских энергетических ресурсов в Европу?

Нынешний украинский вопрос состоит из нескольких уровней, которые и взаимосвязаны друг с другом, и в то же время имеют свою собственную динамику. Наверху этой условной «пирамиды» постсоветская политика и коллизии во взаимоотношениях России и Запада на украинском участке бывшего СССР. Многие эксперты уже обратили внимание на то, что вся риторика Москвы по отношению к Украине резко отличается от ее предыдущих позиций по Сирии, Ливии и Ирану. На Ближнем Востоке Кремль жестко и последовательно отстаивал принцип невмешательства в конфликты и приоритет суверенитета над интервенцией. В отношении Украины Москва столь же последовательно проводит тезис о необходимости вмешательства в дела соседней страны, если того потребуют обстоятельства. Владимир Путин прекрасно понимает, что для вмешательства существует серьезнейшее ограничение в виде совместных гарантий РФ, США и Британии относительно безъядерного статуса в обмен на территориальную целостность. Но в то же самое время, Украина – это не просто соседняя страна. Здесь находится 70% всей инфраструктуры Черноморского флота России, одного из ключевых компонентов российской безопасности на южном направлении, включая и Большой Кавказ. Потеря базы в Севастополе означает качественное изменение всей конфигурации не в пользу России. Любые другие варианты с ее размещением в Новороссийске или Туапсе неизмеримо хуже. Кроме этого, Москва рассматривает постсоветское пространство в качестве зоны своих не просто приоритетных, а жизненно важных интересов. И в отличие от мировой политики, Россия готова к тому, чтобы влиять на внутреннюю ситуацию в новых независимых государствах, предотвращая их разворот в недружественном для РФ направлении. Как следствие, формирование некоего аналога «доктрины Монро» для Евразии. В этом никакого ноу-хау России нет. Очевидно, что для Турции Ближний Восток, Закавказье или Кипр будут иметь значение, несопоставимое со значением Австралии, Венесуэлы или Науру. То же касается Израиля и Сирии с Ливаном (по сравнению с Афганистаном или Новой Зеландией). Для любой страны «соседство» – первостепенный приоритет.

В то же самое время США опасаются укрепления российского доминирования в ближнем зарубежье. Вот как описывает этот подход известный эксперт из вашингтонского Центра стратегических и международных исследований Джеффри Манкофф: «Основные интересы и приоритеты США на Южном Кавказе в принципе схожи со всем тем, что Вашингтон реализует на всем постсоветском пространстве. Среди них наиболее важными являются такие, как предотвращение региональных конфликтов (как, например, в Нагорном Карабахе) и других форм дестабилизации, а также продвижение геополитического плюрализма и обеспечение поставок каспийской нефти и газа в Европу». Последний сюжет – основа для расхождений между Москвой и Вашингтоном, ибо с точки зрения России, «геополитический плюрализм» – это не просто выбор той или иной страны, а политический курс, влияющий на интересы РФ.

Вторым измерением украинского вопроса является динамика двусторонних отношений двух соседних стран (часто их называют славянскими, что, конечно же, выглядит как не вполне точная метафора, учитывая хотя бы фактор крымских татар для Украины и народов Северного Кавказа для России). Назвать украино-российские отношения до февраля 2014 года безоблачными язык не поворачивается. Они выдержали испытания многочисленными «газовыми войнами», спорами вокруг НАТО и европейской интеграции. Однако по территориальным проблемам две страны уже к концу 1990-х годов достигли статус-кво, который позволял им не переходить «красных линий». После того, как Верховный Совет РФ, который в феврале 1992 года признал незаконной передачу Крыма Украинской ССР в 1954 году, а в июле 1993 года принял постановление «О статусе города Севастополя», вопрос о притязаниях Москвы более не поднимался. Более того, и в начале 1990-х годов администрация президента занимала иную позицию в отношении Крыма и города «русской воинской славы». После же того, как в 1998 году Госдума РФ ратифицировала т.н. «Большой договор», предполагающий признание Украины в границах УССР, вопрос о границах, казалось бы, был вообще исключен из повестки дня. Стоит заметить, что пролонгация «Большого договора» произошла вскоре после «пятидневной войны», когда у власти в Киеве был Виктор Ющенко, не просто президент, но и последовательный сторонник членства Украины в НАТО и друг Михаила Саакашвили. Почему же Москва столь жестко отреагировала на уход Виктора Януковича, к которому у нее был собственный счет? Ведь тот же Янукович не признал Абхазию с Южной Осетией и не изменил своего отношения к энергетическому партнерству с Азербайджаном без российского участия.

Не говоря уже о том, что четвертый украинский президент до ноября 2013 года делал все, чтобы подписание Соглашения об ассоциации с ЕС стало реальностью.

Думается, что причина нынешнего подхода Москвы (рассмотрение Януковича в качестве единственного легитимного президента Украины) вызвана не какими-то особыми симпатиями к нему и не короткой «скамейкой запасных», а боязнью нарушения статус-кво. В свержении Виктора Федоровича принимали участие политики, готовые к тому, чтобы снова поднять ту внешнеполитическую повестку дня, которая была при Викторе Ющенко. Это и вступление в НАТО, и пересмотр Харьковских соглашений по Черноморскому флоту от 2010 года, и новое обращение к «исторической политике» с оценкой России как оккупанта и поработителя свободолюбивого народа Украины. Как сказал автору этой статьи один российский дипломат, пожелавший сохранить инкогнито, назревала перспектива «превращения Украины в большую Латвию». И для такого вывода имелись веские основания. Достаточно сказать, что среди первых шагов новой украинской власти была не борьба с криминалитетом и коррупцией во власти (напротив, многие олигархи, получившие при Януковиче существенные преференции, стали бенефициариями), а отмена статуса региональных языков и потакание националистическим силам. Спору нет, новая власть (которую Кремль считает нелегитимной) является многоликой. Здесь и «технократы», близкие экс-премьеру Юлии Тимошенко, и олигархи, и идеалисты, и националисты. Однако последние (деятели типа депутата Олега Тягнибока) или их боевитые союзники (такие, как пресловутый лидер экстремистского «Правого сектора» Дмитрия Ярош) в медийном плане наиболее активны. И их активность носит символический характер. Чего стоят апелляции Яроша к северокавказским джихадистам и Доку Умарову! Все это накладывается на характерный для революции хаос и кризис легитимности центральной власти. Для Кремля разговор с разными центрами силы вместо единого «мозгового центра» нехарактерен. Таковы традиции, нравится это кому-то или нет. Добавим и психологический фактор. «Революционное творчество масс» для России, ориентирующейся на консервативную модель развития, неприемлемо и опасно.

Но, пожалуй, эпицентром украинского кризиса стал Крым. В СМИ Крымский полуостров называют самым пророссийским регионом Украины. Это и так, и не так одновременно. Было бы крайним упрощенчеством, говоря об этническом большинстве полуострова (русские составляют чуть более 58%, или 1 млн 400 тыс. человек) и его интересе к России, не видеть и других настроений. После распада СССР здесь во весь голос заявило о себе крымско-татарское национальное движение (на полуострове крымские татары составляют около 12% от всего населения, или 246 тысяч человек). Еще в 1991 году здесь были созданы органы самоуправления крымских татар (фактически параллельные структуры власти). Это Курултай (национальный парламент, в который каждые пять лет проводятся выборы, в которых участвует все взрослое крымско-татарское население) и Меджлис (подобие правительства). С ноября 2013 года его возглавляет Рефат Чубаров.

В течение всего периода независимости Украины крымско-татарское движение, с одной стороны, выступало в поддержку нового государства, нерушимости его границ, критикуя пророссийские устремления. Эти подходы поддерживала и центральная власть в Киеве, опасаясь сепаратистских угроз. Но в то же самое время оно претендовало на особый статус на Крымском полуострове, не слишком считаясь с всеукраинской правовой базой. В особенности это касалось земельного вопроса (практика самозахватов участков для репатриантов строилась не на правовой основе, а на апелляциях к исправлению сталинских преступлений). Нельзя игнорировать и особые отношения крымско-татарского движения с Турцией, и интерес Анкары к обеспечению безопасности этой группы населения полуострова. Более того, крымский вопрос является для Турции не только фактором большой геополитики, но и внутренним сюжетом. Ни один турецкий политик не сможет игнорировать позицию своих многочисленных избирателей, имеющих крымско-татарское происхождение и так или иначе связанных с Крымом.

И хотя «украинский фактор» в Крыму менее выражен (украинцы составляют 24,3% от общего числа жителей полуострова, или 576 тыс. человек), его невозможно полностью игнорировать, в особенности если говорить о чиновниках или правоохранителях, являющихся выходцами их других регионов страны.

О «крымском сепаратизме», как о реальной проблеме, не говорили с середины 1990-х годов. Осенью 1993 года на полуострове был сформирован политический блок с символическим названием «Россия». Кандидат от этого блока Юрий Мешков 30 января 1994 года во втором туре стал президентом Республики Крым. На выборах же в крымский парламент в мае 1994 года блок «Россия» получил около 80%. Юрий Мешков обещал привести Крым в рублевую зону, заключить с РФ военно-политический союз, предоставить крымчанам российское гражданство, ввести московское время. Одним из первых шагов нового президента стало приглашение известного российского экономиста Евгения Сабурова (не имевшего гражданства Украины) на пост премьер-министра правительства автономии. Новый состав Верховного Совета, как и президент, взял курс на эскалацию конфликта с Киевом. Однако авторитарно-популистский стиль Мешкова (его нередко сравнивали со Звиадом Гамсахурдиа или Абульфазом Эльчибеем) привел его к конфликту со вчерашними соратниками, депутатами крымского парламента. В результате парламент начал урезать президентские полномочия, а в сентябре 1994 года президент Мешков издал указы о роспуске Верховного Совета и советов всех уровней. В ходе конфликта и крымский президент, и спикер тогдашнего Верховного Совета Сергей Цеков обращались как к арбитру к Киеву, а не к Москве. Этим воспользовалась украинская центральная власть, стремившаяся избегать открытого противостояния с Симферополем. 17 марта 1995 года в соответствии с Законом Украины «Об отмене Конституции и некоторых законов Автономной Республики Крым» Мешков был лишен своего поста. С этого времени в структуре власти Крымской автономии не имеется поста президента. 4 апреля 1996 года принимается новая Конституция Крыма. 23 декабря 1998 года принимается ныне действующий Основной закон и новое название административно-территориального образования – Автономная Республика Крым.

Во второй половине 1990-х годов снижению активности пророссийских сил в Крыму способствовали четыре важных фактора. Первый – достижение военно-политического компромисса между РФ и Украиной по Черноморскому флоту, а также подписание «Большого договора», в котором Москва признала границы независимой Украины. Вторая статья Договора о дружбе, сотрудничестве и партнерстве между РФ и Украиной (был подписан в мае 1997 года и ратифицирован Государственной думой РФ в декабре 1998 года) гласила: «Высокие Договаривающиеся Стороны в соответствии с положениями Устава ООН и обязательствами по Заключительному акту Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе уважают территориальную целостность друг друга и подтверждают нерушимость существующих между ними границ». Второй – снижение «антиимперских мотивов» в идеологии украинской власти с приходом на пост президента Украины Леонида Кучмы (1994-2004 гг.). И хотя с приходом к власти «оранжевых» отношение Киева к Крыму как к «антиукраинской Вандее» изменилось, нарастающие всеукраинские противоречия не позволили центральным властям конфликтовать с Автономной Республикой. Тем паче, что Виктор Янукович на крымском направлении фактически продолжил курс предшественников. Третий – снижение уровня радикализма лидеров пророссийского движения. В 2000-х годах оно постепенно трансформировалось в движение по защите прав русских, а также Крымской автономии в составе Украины. Более того, опасения роста крымско-татарских претензий объективно сближали позиции Киева и Симферополя. Четвертый – наращивание деловых контактов между Крымом и остальными регионами Украины.

Однако свержение Виктора Януковича и страхи относительно сворачивания прежнего курса «разбудили» политические настроения, дремавшие годами. И дело здесь не только в личности главы государства. Жесткая антироссийская направленность новых властей и хаос в столице страны с перспективами «экспорта Майдана» спровоцировали население Крыма на более радикальные действия, что совпало с опасениями Москвы и ее готовностью остановить «майданизацию». Сегодня Крым все чаще сравнивают с Абхазией, Южной Осетией или Нагорным Карабахом. Между тем даже при поверхностном рассмотрении данный тезис не выдерживает критики. В отличие от Закавказья, на Крымском полуострове после распада Советского Союза не было многолетних вооруженных конфликтов с беженцами, перемещенными лицами и человеческими жертвами. Здесь не было и непризнанных государств со своей отдельной неукраинской и внеукраинской инфраструктурой. И даже сегодняшнее влияние Москвы на судьбы Крыма вовсе не означает его автоматического включения в состав России. Возможностей здесь по-прежнему достаточно. На референдум о статусе Крымской автономии, намеченный на 30 марта 2014 года, выносится вопрос не о полном отделении, а о расширении полномочий региона и возможном подписании договора между Симферополем и Киевом. Таким образом, совсем не исключена возможность превращения Крыма не во вторую Абхазию или Южную Осетию, а в украинскую разновидность Татарстана и Башкирии. В данном случае речь идет не об этническом факторе (тюркские народы), а о принципе «договорной федерации», которая в 1990-х годах позволила России предотвратить многие опасные конфликты. До сих пор «татарстанская модель» является примером для урегулирования межэтнических противостояний, к которой апеллируют и в Тбилиси, и в Баку.

Таким образом, украинский вопрос со всей очевидностью снова продемонстрировал опасность нарушения статус-кво там, где нет никаких альтернатив нынешнему состоянию дел. Хорошо бы, если бы этот урок восприняли должным образом в Тбилиси и особенно в Баку, где ведутся речи о недопустимости «вечной заморозки» и пролонгации состояния «ни мира, ни войны». Говоря подобное, надо иметь в виду, что отказ от такого состояния приближает не столько мир, сколько войну, которая является, по сути, лотереей. И шансов на выигрыш в ней не так уж и много. Ряд украинских политиков, не желая компромиссных решений и стремясь разом устранить «донецкого бандита», получили всплеск и сепаратизма, почти уже забытого, и кризиса в отношениях центр – регионы, и хаос в самом центре, не говоря уже о превращении страны в поле битвы геополитических гигантов. «На Западе уверены, что Киев окончательно проиграл Москве Крым и уже не сумеет восстановить контроль над автономией», – это заявил не сотрудник путинской администрации, а влиятельный британский эксперт из известной структуры Chatham House Бобо Ло. Впрочем, политолог пытается упорно не замечать другой вещи. Столь отрицаемый на Западе федерализм для Украины мог бы не расколоть эту страну, а сохранить ее. Конечно же, не в рамках проекта, где украинизация объявлена высшей добродетелью, а противостояние Москве считается главным приоритетом внешней политики, а в форме содружества всех народов Украины на основе гражданской идентичности. Впрочем, для этого всем заинтересованным сторонам необходимо продемонстрировать просто чудеса креативности и готовности к компромиссам.

Сергей Маркедонов,
доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики
Российского государственного гуманитарного университета