Не терять пульс нагорно- карабахского процесса

На фоне резкого ухудшения взаимоотношений между Западом и Россией Тегеран увидел определенный шанс на то, чтобы воспользоваться случаем и попытаться занять определенный сегмент европейского энергетического рынка. Именно поэтому один из ведущих иранских аналитиков Кайхан Барзегар определил нынешний курс Исламской Республики на евразийском направлении в контексте украинского кризиса как «активный нейтралитет». Следовательно, и для Ирана сегодня Нагорный Карабах, хотя и остается важным сюжетом, отступает в тень.

Однако эта «тишина» не должна вводить в заблуждение. Постсоветское пространство стремительно меняется, позиции уточняются, делаются ставки на будущее, просчитываются ресурсы. И в этом плане было бы важно не терять пульс нагорно-карабахского процесса, несмотря на то, что шумовые эффекты от биения украинского сердца практически полностью заглушают его. В этом плане недавняя экспертная встреча в Швейцарии с говорящим заголовком «Нагорный Карабах: новые подходы к урегулированию?» была крайне полезной. Она дала прекрасный рентгеновский снимок того, в какой фазе на сегодня находится застарелая болезнь под названием «нагорно-карабахский мирный процесс».

Организатором экспертной встречи выступил Международный институт мира (International Peace Institute). Эта структура до начала 2008 года была известна как Международная академия мира. Однако в данном случае важно не претенциозное имя, а суть. Институт с самого первого дня своего существования тесно работает с ООН и его Секретариатом, специализируясь именно на многосторонних и многофакторных подходах к проблемам безопасности, разрешению кризисов и конфликтов. Достаточно сказать, что почетным председателем института является действующий генсек ООН Пан Ги Мун, а сама структура имеет помимо штаб-квартиры в Нью-Йорке офисы в австрийской Вене и в столице Бахрейна Манаме. Само же мероприятие, посвященное нагорно-карабахскому урегулированию, было приурочено к швейцарскому председательству в ОБСЕ.

Этот сюжет также требует своего отдельного прояснения. В Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе принято (в отличие от Евросоюза), что председателем в ней в течение года является одна из стран-членов. И на 2014 год приходился черед Швейцарии. Однако в 2015 году сменить ее должна была Сербия. С приходом Белграда на капитанский мостик ОБСЕ возникали резонные вопросы. Одной из целей организации является урегулирование конфликтов. Сказать, что на этом поприще ОБСЕ сильно преуспела, трудно. Свидетельство тому – как неразрешенные конфликты на постсоветском пространстве (Кавказ, Приднестровье), новые противоборства (Украина), так и неурегулированные противоречия в Европе. Той самой «единой Европе», которая многими экспертами и дипломатами по умолчанию считается «мирным континентом» и паттерном для соседей. Между тем, на территории сегодняшнего ЕС до сих пор остается разделенная надвое столица (Никосия/Лефкоша) и неурегулированный кипрский конфликт. Да и Косово при всей кажущейся там стабилизации до сих пор не признается пятью членами Евросоюза (Греция, Испания, Кипр, Словакия, Румыния). Как бы то ни было, а член ОБСЕ Сербия – сама часть неразрешенного конфликта, имеющая к тому же в недавнем прошлом вовлеченность в кровопролитные противостояния в Хорватии, а также в Боснии и Герцеговине. Непраздный вопрос – в какой мере опыт Белграда может быть полезен для Закавказья. Впрочем, Баку и Тбилиси не раз взывали к опыту недавнего оппонента Сербии Хорватии (кстати, одного из членов ЕС), которая в 1995 году успешно провела антисепаратистскую операцию (а фактически этническую чистку) в непризнанной республике Сербская Краина.

В этой связи ОБСЕ приняла решение о своеобразном неформальном двухгодичном дуумвирате. Берн и Белград будут стоять во главе организации соответственно в 2014 и в 2015 году, однако швейцарские дипломаты возьмут на себя функциональные обязанности по разрешению кавказских конфликтов и противоречий на Западных Балканах, а их сербские коллеги сосредоточатся на Приднестровье. При этом еще в декабре 2014 года Дидье Буркхальтер (действующий председатель ОБСЕ) подчеркивал, что Берн не имеет «намерений менять существующие форматы обсуждения и диктовать свои условия». Конкретизируя оценку возможных перспектив на Южном Кавказе, Буркхальтер заявил, что его страна считает приоритетной работу по минимизации имеющихся конфликтов, а именно – делать акцент на гуманитарном измерении. С тех пор Швейцария не ставила каких-то амбициозных задач, предпочитая сосредотачиваться на «малых делах». Более того, в отличие от многих других государств (в особенности так называемых «молодых демократий» из стран бывшего Варшавского блока и республик бывшего СССР) у Берна есть колоссальный опыт по ведению сложных посреднических переговоров. И это касается не только истории близкой и далекой, но и недавних кавказских сюжетов. Речь в первую очередь о переговорах между Турцией и Арменией, российско-грузинском диалоге относительно вступления РФ в ВТО, а также посредничестве между Ираном и Западом. Именно швейцарский дипломат Хайди Тальявини была председателем комиссии ЕС (и это притом, что Швейцария, хотя и входит в Шенгенское соглашение, официально остается вне Евросоюза), расследовавшей обстоятельства августовской войны 2008 года.

Доклад по итогам многомесячной работы (известный как Доклад Хайди Тальявини) и по сию пору считается одним из наиболее объективных и взвешенных взглядов на предысторию и ход конфликтов в Абхазии, Южной Осетии, отношений между Тбилиси и Москвой на протяжении всего постсоветского периода. Недавно Хайди Тальявини оказалась снова востребованной на поприще урегулирования политического кризиса на Украине. Все это дает надежду на то, что обсуждение нагорно-карабахской проблематики хотя бы в формате ОБСЕ в ближайшие два года будет на должном уровне. Оно, скорее всего, будет лишено дидактизма, свойственного «новым демократиям» (Литва), а также бойкого европейского неофитства (Украина, Казахстан). Впрочем, никаких гарантий, что швейцарской взвешенности и объективности не будут брошены различные вызовы.

Участие в экспертной встрече трех действующих сопредседателей Минской группы ОБСЕ (Игорь Попов, Джеймс Уорлик и Жак Фор), а также их предшественников (таких, как американец Джон Мареска) и преемников (французский дипломат Пьер Андрие) и личного представителя председателя организации (Анджея Каспшика) должно было придать ей определенную солидность. Забегая вперед, стоит сказать, что дипломаты не нарушили старой как мир заповеди

о языке, данном для сокрытия мыслей, и не произвели на свет никаких сенсаций. Они повторили несколько принципиально важных тезисов. Во-первых, о консенсусе, существующем между ними, и стоящими за ними государствами и их главами. Во-вторых, сопредседатели подчеркнули необходимость мирного решения застарелого конфликта. В-третьих, каждый из них фобиям, страхам и алармистским оценкам предпочитал оптимистические прогнозы. Наверное, в нынешнем контексте это следует рассматривать, скорее, как плюс, а не как минус. Значит, среди сопредседателей как минимум нет антагонистических противоречий (споры, расхождения и дискуссии присущи любым переговорным процессам по умолчанию). Несмотря на украинский кризис и самые худшие за весь период после распада Советского Союза отношения между РФ и Западом (два представителя которого, США и Франция, являются сопредседателями Минской группы ОБСЕ).

Однако на этом основании было бы неправильно говорить об отсутствии новых подходов в экспертном сообществе и среди отставников, продолжающих консультационную деятельность и сохраняющих определенное влияние (как неформальное в своей профессиональной среде, так и медийное). И в этом плане попытки представить Россию как страну, эксклюзивно ответственную за дестабилизацию постсоветского пространства и международной политики в целом, выглядят тревожным симптомом. Встреча в формате так называемых The Chatham House rules (не ссылаться на выступления экспертов в ходе дискуссии или круглого стола) не позволяет дать детальный обзор выступлений с цитатами. Однако некие общие тренды дискуссии было бы возможно (и даже крайне полезно) обозначить. Что же ставят России в вину? Почему ее статус подвергается сомнению? Во-первых, пересмотр статуса Крыма видится в качестве опасного прецедента, который нарушает Хельсинкские соглашения. Во-вторых, Москву обвиняют в параллельном военном сотрудничестве с Арменией и Азербайджаном, то есть в вооружении двух сторон конфликта. В-третьих, считают ответственной за сохранение статус-кво, который сам по себе видится как опасное и даже нетерпимое положение. Россия обвиняется в пассивности и отсутствии интереса в продвижении мира, что зачастую отождествляется с нежеланием оказывать прессинг на стратегического союзника Москвы Ереван. Попробуем разобрать эти аргументы.

Сегодня апелляция к «духу Хельсинки» становится новой модой в экспертных и дипломатических дискуссиях. Однако в этом есть известное лукавство. Того «хельсинкского мира», благодаря которому и возникла ОБСЕ, более не существует. Среди «подписантов» тогдашних соглашений были Советский Союз, Югославия, ГДР, Чехословакия. Надо ли объяснять, что с ними стало в начале 1990-х годов, как и с ялтинско-потсдамским миром после прекращения холодной войны и блокового противостояния. Более того, даже после распада СССР в 1991 году на постсоветском пространстве проходит уже вторая волна пересмотра его итогов (и события на Украине – проявления этого). Между тем, с итогами первой волны, похоже, еще не до конца разобрались (не осознав, в частности, тех причин, которые были заложены в ней для событий 2004-2014 годов, в первую очередь для разморозки конфликтов). И кризис на Украине снова подтвердил тезис о том, что с новыми идеями и системным осмыслением вызовов европейской безопасности (в широком смысле этого понятия) сегодня дефицит. И как его преодолевать, похоже, не знают ни великие державы, ни малые страны. И нагорно-карабахский конфликт – лишь частный случай этого общего кризиса.

Что же касается вооружения, то и здесь картина заведомо упрощается. Москва сотрудничает с Ереваном в рамках интеграционного проекта ОДКБ, а с Азербайджаном – по рыночным ценам. При этом основа интереса к военному партнерству – это финансовые возможности прикаспийской республики, закупающей вооружения и у Израиля, и у других стран. И вовлечение в военно-политическое сотрудничество с двумя странами, как бы цинично это ни звучало – это возможность удерживать баланс сил и гонку вооружений (слава Богу, обычных) под контролем. Не стоит также забывать, что так называемый «энергетический плюрализм», обеспечивающий полноценную кооперацию между Западом и Баку, помогает последнему увеличивать военный бюджет и приобретать по рыночным ценам вооружение не только из России. Стоит ли на этом основании обвинять Запад в поддержке реваншистских устремлений Азербайджана или первичны все же сами эти устремления и неготовность к компромиссу?

И последнее (по порядку, но не по важности) касается якобы имманентного «русского ослиного упрямства» по поводу статус-кво. И снова риторический вопрос – а какие выгоды получает Россия от его разрушения? У Москвы было немало негативного опыта, когда изменение статус-кво было зарифмовано с попытками вытеснения ее из тех политических процессов, в которых у нее имелся свой интерес. Так было в Южной Осетии, Абхазии, Приднестровье. В последнем случае речь о провале Меморандума Дмитрия Козака, который, к слову сказать, ориентировался на единство и территориальную целостность федеративной Молдовы (а как удержать некогда конфликтующие стороны в рамках одного государственного проекта?). Какие выгоды получит Москва от того, что «надавит» на Армению? Например, в вопросе о районах за пределами бывшей Нагорно-Карабахской автономной области? Баку скажет спасибо и переориентирует свой энергетический комплекс на РФ? Сомнительно. Зато разрушение прежней ОДКБ вполне возможно. Добавим к этому непростой фон Донбасса, который многие рассматривают как неоправданную сдачу позиций. Стоит ли создавать новые поводы для укрепления таких восприятий? Почему, собственно, ради идей абстрактного мира Россия должна играть против самой себя? Увы, на эти вопросы не было получено ответов. Собственно, и трудно было ожидать их получить там, где во главу угла ставится не анализ и поиск мирного решения, а ангажированная цель вытеснить Россию из постсоветского пространства. Эта цель де-факто отождествляется с успешной демократизацией и европеизацией.

Нельзя сказать, чтобы эти оценки приветствовались большинством экспертов, занимающихся карабахской проблематикой. Но они звучат все сильнее по мере эскалации украинского кризиса. И нельзя сказать, что партнеры России по урегулированию не давали бы косвенных сигналов тем, кто заинтересован в таких спорных интерпретациях. Взять хотя бы недавнее выступление американского сопредседателя Минской группы Джеймса Уорлика в Фонде Карнеги. С одной стороны, было сделано просто добротное изложение старых знакомых «базовых принципов» урегулирования, названных «шестью элементами». Даже количество пунктов совпадает! С другой стороны, «элементы» были презентованы не как общая позиция трех стран-сопредседателей, а как подходы американской администрации. Подобный подход опасен тем, что провоцирует на необоснованные ожидания и надежды на некий «иной план» в обход России. Такие ожидания уже сыграли свою злую шутку с Грузией в 2004-2008 годах. И не факт, что не сыграют еще с нынешним триумфатором президентской кампании на Украине Петром Порошенко, который предпочел визит в Варшаву на встречу с лидером США Бараком Обамой посещению воюющего Донбасса. Следовательно, крайне важно для сдерживания подобного развития противопоставлять ангажированным подходам экспертную грамотность и прагматику. И ни в коем случае не давать возможность нагорно-карабахскому процессу превращаться в заложника украинского (да и любого другого) кризиса.

Таким образом, нагорно-карабахские дискуссии крайне важны, как и постоянный апдейт ситуации в зоне конфликта. Не только на дипломатическом, но и на экспертном уровне. Однако без попыток обсуждения прагматических мер по выходу из тупика они будут обречены на повторение хорошо знакомых деклараций и мантр. У Запада и России крайне мало точек, где кооперация достигла хотя бы минимального успеха. И было бы непозволительной ошибкой разрушить уже имеющуюся нагорно-карабахскую площадку.

Сергей Маркедонов, доцент кафедры
зарубежного регионоведения и внешней политики РГГУ