Украина: когда проходит мода на войну

Вопрос, однако, в том, было ли достижение этих чисто военных целей основной задачей противоборствующих сторон. Судя по всему (и, по крайней мере, на данный момент), это не так. Намного актуальней было достижение целей политических, пусть и промежуточных. И вот тут результаты выглядят очень неплохо. Киеву удалось остановить поддержанное Россией наступление повстанцев, которое угрожало не только распространением войны на сопредельные южные области Украины – вплоть до румынской границы, но и общей дестабилизацией обстановки в стране с вполне возможной сменой власти в финале. Перемирие дало возможность стабилизировать фронт и приступить к серьезной армейской реформе, требующей много времени и еще больше средств, а также начать подготовку к зиме. Успехи России – косвенного, но при этом самого важного участника конфликта – выглядят еще существенней. Москва, Киев и Евросоюз договорились отложить применение соглашения о зоне свободной торговли Украины с ЕС до конца будущего года. Как заявил в этой связи еврокомиссар по?вопросам торговли Карел де Гюхт, «это дает определенное время для?того, чтобы обсудить все проблемы, которые могут возникнуть». По словам де Гюхта, решение принято с целью «оказать полную поддержку стабилизации на?Украине». Предполагаем, что именно это стало главным условием приостановки наступления повстанцев в Донбассе. При этом прагматики в Киеве (а президент Петр Порошенко как миллиардер-олигарх по определению не может не быть прагматиком) также должны быть вполне довольны. Украина постепенно становится тем «полигоном», на котором ЕС и Россия начнут обкатывать возможности реального торгово-экономического сотрудничества в условиях резкого похолодания политических отношений. То есть из Москвы, Киева, Брюсселя будут продолжать звучать самые радикальные заявления, но экономическое взаимодействие будет продолжаться – на радость серьезным деловым людям и могучим компаниям, потому что иначе кризис и впрямь может достичь таких масштабов, за которыми – только война, причем война большая.

Противодействие такому развитию событий со стороны как украинских, так и пророссийских радикалов и экстремистов более чем вероятно. Именно поэтому они должны быть оперативно нейтрализованы. И вот через неделю после заключения перемирия приходит весть о том, что в Ростове на частной квартире найден в петле экс-командующий силами донбасского ополчения Игорь Гиркин (Стрелков). Сведения, впрочем, не подтверждены. Напомним, покинув Донбасс, он вернулся в Россию и выступил с рядом заявлений, которые выглядели, мягко говоря, неоднозначно: борьба с «пятой колонной», мешающей становлению Новороссии, объединение всех российских «правых» и «левых» и т.п. и т.д. Заявка на серьезную роль в политической жизни России прозвучала во всем этом вполне внятно. Была ли предполагаемая смерть Гиркина-Стрелкова насильственной или он покончил с собой в результате «общего разочарования» на фоне «крушения идеалов», умер ли он вообще – неизвестно, да и вряд ли важно. Существенно, что практически одновременно стало известно о гибели под Донецком главаря украинских радикалов – лидера «Правого сектора» одиозного Дмитрия Яроша. И опять же эти данные официально не подтверждены. Но слухи продолжают шириться, и уже одно это свидетельствует, что мода на войну миновала (пока?), радикалы свою роль отыграли, пришло время собирать камни.

В свете этого любопытно рассмотреть возможные перспективы относительно мирного сосуществования донбасских повстанцев с остальной Украиной. Они, правда, утверждают, что передышка носит тактический характер, а общий курс на отсоединение от Киева будет сохранен. Но уже понятно, что эта стратегическая цель, во-первых, не может быть достигнута одномоментно, предстоит немало промежуточных шагов. Во-вторых, теперь уже совсем не факт, что, например, Россия реально пожелает видеть Донбасс совершенно независимым, тем более – повторить «крымский вариант» с присоединением новых областей. Уж слишком болезненными могут быть последствия. Намного выгоднее выглядят иные расклады.

В оборот вновь вошли рассуждения относительно «особого статуса» Донбасса в составе Украины, «самой широкой автономии», создания «украинско-донбасской конфедерации», «ассоциативного государства» и т.п. и т.д. Отметим, что планы подобного рода очень характерны для всех постсоветских конфликтов. И не только постсоветских. На самом деле идея первоначально родилась у американцев, которые обкатали ее на экс-Югославии. Причем – не без успеха. В результате известных «Дейтонских соглашений» 1995 года республика Босния и Герцеговина (БиГ), где до этого шла ожесточенная и крайне кровопролитная война межу сербами, хорватами и мусульманами, была разделена на две части – сербскую и мусульманско-хорватскую. Обе получили очень высокий уровень самоуправления (фактически – стали почти независимыми) при сохранении формального единства БиГ. Проект показался удачным, и впоследствии его с некоторыми незначительными изменениями пытались внедрить в Нагорном Карабахе во второй половине 90-х гг. и в Приднестровье в 2007 году («Меморандум Козака»). Однако и в том, и в другом случае такие усилия оказались безрезультатными. Но это, заметим, совершенно не означает, что разработка аналогичного соглашения для Донбасса также заранее обречена на неудачу. Ведь совершенно ясно, что очень многое будет зависеть от позиции Москвы, а для Кремля подобный вариант может оказаться вполне приемлемым. Почему – скажем чуть ниже. Пока же расскажем, какое преломление «дейтонский план» получил в случае с Нагорным Карабахом, когда посредники – сопредседатели Минской группы ОБСЕ – вынесли на рассмотрение сторон конфликта соответствующий документ.

Отметим, что полный текст этого документа и тогда был секретным, да и сегодня он известен очень ограниченному кругу людей. Тем не менее, о некоторых подробностях сказать можно. Сопредседатели Минской группы ОБСЕ в тот период еще считали, что карабахское противостояние может быть разрешено на основе фундаментального повышения уровня самоуправления реально существующей уже около 10 лет, но никем не признанной Нагорно-Карабахской Республики. Согласно этим предложениям, НКР получала право на все признаки и атрибуты государственности, включая собственного президента, парламент, правительство, армию (которая должна была называться Национальной гвардией), полицейские, правоохранительные и судебные структуры, а также приобретала возможность иметь за рубежом свои торговые и культурные представительства. При этом ни одно решение Баку, так или иначе касающееся Нагорного Карабаха, не могло быть реализовано без согласия последнего. За этим должна была следить, в числе прочих структур и институтов, группа карабахских депутатов в парламенте Азербайджана (численность этого представительства должна была быть оговорена раз и навсегда). В паспортах жителей НКР предлагалось поместить указание на особый статус их республики (как бы «облегченный» аналог двойного гражданства). Были и другие преференции – например, возможность получения фиксированных выплат с азербайджанских доходов от нефти и газа (говорили о 7%) и свободное хождение в крае любой валюты. Как доверительно разъясняли в то время компетентные комментаторы (повторим, число их было крайне ограниченно), по сути, данью принципу территориальной целостности Азербайджана стало бы лишь то, что на политических картах территория НКР окрашивалась бы в оттенок, схожий с цветом территории Азербайджана. При этом гарантами особого статуса НКР становились страны – сопредседатели Минской группы ОБСЕ и Армения, с которой также устанавливалась бесперебойная наземная связь. Тогдашний президент Армении Левон Тер-Петросян был склонен обсуждать и развивать это предложение, с тем чтобы, «выжав» из этих планов все, что только можно, в конечном счете принять его. На возможность такого развития событий Тер-Петросян прозрачно намекнул в своей обширной статье «Война или мир? Пора призадуматься», которая была опубликована с целью постепенной подготовки общественного мнения к соответствующим переменам в политике Еревана и Степанакерта. Однако вскоре Тер-Петросян был вынужден подать в отставку. Вся проблема была в том, что армянский лидер в данном вопросе (как, впрочем, и во всей своей политике) сделал ставку на кремлевских «голубей» и демократов, ставленником которых он и был, однако тогдашние «ястребы» в российском руководстве (в основном – военные) сумели убедить президента Бориса Ельцина в невыгодности подобных планов для России. Очень скоро против Тер-Петросяна выступили его ближайшие соратники во главе с министром обороны Вазгеном Саркисяном, и первый президент Армении был вынужден уйти в отставку.

Сегодня практически так же (или очень похоже) выглядят разработки для донбасской квазигосударственности. Повстанческие лидеры признают, что для них на данном этапе более-менее приемлемо сохранение общего с Украиной культурного и экономического пространства – но не более того. «Особый статус» Донецкой и Луганской республик должен, по их мнению, включать в себя такие элементы, как возможность устанавливать свою выборную и исполнительную власть без вмешательства Киева, наличие собственных вооруженных сил, право назначать своих судей и прокуроров, признание русского языка официальным в обоих регионах… А самое главное – Донецк и Луганск должны получить право всемерно развивать экономическую интеграцию с Таможенным союзом и находиться в едином оборонном пространстве с Россией.

Последние два пункта имеют критически важное значение. Их возможная реализация однозначно закрывает Украине путь в НАТО (невозможно представить, чтобы одна часть страны состояла в ОДКБ, а другая – в Североатлантическом альянсе) и, возможно, в Евросоюз. То есть Украина прочно «сядет на донбасский крючок», сорваться с которого ей станет крайне затруднительно. С Евросоюзом, правда, не все так однозначно – формальное сохранение украинской территориальной целостности может позволить Брюсселю постепенно, очень неспешно продолжать сближение с Киевом, чтобы когда-нибудь, лет эдак через 15-20, поставить страну в число соискателей членства в ЕС. Может показаться парадоксальным, но, думается, для Евросоюза подобное развитие событий видится, в принципе, столь же приемлемым, как и для Москвы.

Несомненно, главные противники таких планов находятся в Киеве. Но если отбросить звучащую сегодня и неизбежную в нынешних обстоятельствах непримиримую «соборную» риторику, то выяснится, что в настоящее время у украинской стороны нет реального военно-политического и экономического ресурса для серьезного противостояния подобным планам. Собственно говоря, само по себе вынужденное согласие украинской стороны на перемирие стало в тактическом отношении следствием осознания грозящего военного разгрома – точно так же, как в 1994 г. Азербайджан по аналогичной причине был вынужден заключить перемирие с Нагорным Карабахом. А перемирие, в свою очередь, означает начало нового этапа в развитии кризиса – этапа длительных, очень тягучих и сложных переговоров, в ходе которых каждая из заинтересованных сторон (РФ, Украина, республики Донбасса, Европа) будет преследовать свои цели и стремиться к их достижению. На этом пути вероятны возникновение и распад самых неожиданных, можно сказать – противоестественных альянсов, временных ситуативных сближений и расхождений, непредсказуемых соглашений, попыток использовать «фактор Крыма» и т.п. В общем, как говорили (по совершенно иному, разумеется, случаю) А. и Б. Стругацкие, «назревало нормальное, основательное, вдумчивое толковище». Прибегаем к этой терминологии, поскольку она должна быть внятна и близка, по крайней мере, донбасским переговорщикам, вышедшим из «гнезда» их бывшего лидера – «дважды несудимого», как шутят на Украине, беглого президента Виктора Януковича. Как бы то ни было, любое «толковище» лучше войны. Потому что война – это только кровь, смерть и разрушения, результатом которых рано или поздно все равно становятся переговоры о мире. Дорога к миру, как известно, зачастую бывает длинна и очень терниста (и пример того же Карабаха свидетельствует об этом лучше любого другого), но ведь иного пути нет.

Армен Ханбабян