№7 (282) июль 2016 г.

Миклухо-Маклай и другие официальные лица

Просмотров: 3759

Начну с цитаты. Говорят, правда, что это плохая примета: кто с цитаты начинает, того самого цитировать не будут. А так хочется, чтобы и мои слова кто-нибудь когда-нибудь вспомнил. Сказать, что я в приметы не верю, было бы неправдой. Я верю в загадки, не поддающиеся точным наукам, а приметы – такого рода загадка. «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…» Но начать я хотел не с Гамлета. Эти строки – всего лишь преамбула, призванная аннулировать примету, о которой я говорил выше. Изловчился и начал, как видите, не с цитаты. Отсюда цитата, отсюда и читайте.

Cave Furem

«Римляне ставили на лица своих каторжников клейма: «Сave furem». А на эти лица ничего не надо ставить – и без клейма все видно». Иван Бунин, «Окаянные дни», менее всего известное у нас публицистическое произведение великого писателя. Я бы эту книгу отдельными кусками цитировал, чтобы кое-кто прозрел, но проблема в том, что незрячие неохотно прозревают. Незрячих следует обходить. Сказать хочу, что и ваш покорный слуга по лицам читать умеет. Впрочем, чтобы читать по нынешним лицам, особого умения не требуется. Просто отстранитесь и понаблюдайте. Гляньте в телевизор, пройдитесь по кварталам города, загляните к чиновникам, постойте в очередях, и вы поймете, кого имел в виду Бунин, когда говорил о новых лицах и «каторжных гориллах». Выражение оттуда же, из «Окаянных дней». Написано в 1918 году, когда наметились в обществе первые мутации. Хотя наметились они раньше; иные общества вообще постоянно подвержены мутациям. Кстати, «cave furem» у древних римлян означало «остерегайся вора». Или недоброго, непорядочного человека. Не знаю, как вам, а мне вот что обидно: проходят века, тысячелетия, и homo sapiens не меняется, а если создать ему благоприятную среду – то и вовсе обратная эволюция начнется. Оно, конечно, галстук носит, костюм, часы, смартфон, и клейма на нем нет, но это ровным счетом ничего не значит. Не торопитесь обвинять меня в мизантропии. Я о другом. Много говорят о казнокрадах и взяточниках; только и слышишь – коррупция, коррупция, да как с нею бороться. А спросишь: «почему же их не ловят сетями», отвечают: «фактов нет, с поличным надобно, постановление суда треба». Какие такие факты, какое такое постановление, какого такого суда? Да вы на лица посмотрите! Клейма не надо: и без него все видно! Про суд и судей промолчу, но если спросите меня, то определенной конфигурации фейс плюс должность, то есть возможность вершить судьбами – уже повод для недоверия, а чуть копнуть – так и заведения уголовного дела. Жулика видать за километр, это я вам говорю, и это куда проще хиромантии, это, если угодно, харемантия, прошу прощения за игру слов. Арестовывали же людей с первых лет революции и Гражданской войны только за интеллигентную внешность; знали, что делают. Пока аристократ и рафинированный интеллигент думали о мироздании да совестью маялись, матрос Железняк их территорию захватил, не заробел. Теперь, как известно, обратно новый мир строим, и тот же вопрос возникает: кто места под солнцем распределяет? Все тот же шустрый матрос со своим фейсом. Я вам больше скажу: посади на место этого гражданина индивидуума с нормальным, человеческим лицом – и его лицо со временем обретет другую конфигурацию.

Иное дело, что нормальный индивид туда не сунется – не те параметры. Как раз параметры и стандарты определяют характер общества. Откуда они? Семья, школа, система социальных связей, образ жизни, национальные, региональные особенности, традиции, уровень культуры, умение учиться и перенимать… А еще – информация, пропаганда. Взять хотя бы телевидение. Штука приятная, от забот отвлекающая, от скуки спасающая и будто бы совершенно безвредная. Как беспорядочный секс, когда не знаешь о его нежелательных последствиях. С тем, что телевидение обязано сеять разумное, доброе, вечное, никто спорить не станет. Изредка и совершенно случайно, представьте себе, сеет. Армянское телевидение, к примеру. Я о нем писал и раньше. Само собой разумеется, что во всем мире телевидение одинаково в том смысле, что рассчитано не на интеллектуальную элиту, составляющую небольшой процент населения, а на среднестатистического, в меру, но не слишком образованного человека. Именно он, этот в меру среднестатистический гражданин, голосует на выборах; его знания, культура, профессионализм, нравственные и эстетические ценности, его трудолюбие и доброжелательность формируют лицо страны, судьбу всех и каждого, судьбу тех же высоколобых интеллектуалов. То есть при отсутствии перечисленных качеств у среднестатистической массы интеллектуалы могут исчезнуть как класс. И наоборот, если не будет интеллектуалов, то с обществом произойдет то, что описано в лучших антиутопиях – у Рэя Брэдбери («451 градус по Фаренгейту»), Джорджа Оруэлла («1984», «Скотный двор»), Пьера Буля («Планета обезьян»), Олдоса Хаксли («О, дивный новый мир»), у многих других. В двадцатом веке немало было таких предсказаний и предостережений. Предсказывали даже всемирный кризис и глобальное потепление, так ведь не обратили внимания, махнули рукой – подумаешь, беллетристика. Ан нет, литература – область мистическая. К слову сказать, на нашей территории насаждали противоположный, тоже нехилый жанр – утопию, по сей день не реализовавшуюся. На то и утопия, чтобы в космосе пребывать.

Был такой знаменитый роман у Ивана Ефремова – «Туманность Андромеды» – о коммунистическом будущем, сейчас о нем мало кто помнит. Хотя некий романтизм, навеянный советской утопией, помогал людям жить, работать и даже мечтать. Счастье, что ни говорите, индивидуально, а не социально. Всеобщего счастья не бывает, а несчастье может быть. Не всем суждено пережить исторический момент, когда нереализованная утопия постепенно перерастает в свою противоположность – в реализованную антиутопию. Мы этот момент пережили. Вот почему рекомендую почитать «Окаянные дни» Бунина. Равно как и «Страну Наири» Чаренца, повесть, которую давно не переиздавали. По праву человека немолодого настоятельно советую: если собственная память небогата, воспользуйтесь чужой памятью. Чтобы не увлечься утопиями. Чтобы периодически образующийся вакуум не заполнять шелухой. Всякой и разной. Например, сериалами.

Сверкающий автомобиль, силиконовые губы

Какой ужас эти сериалы вообще и армянские сериалы в особенности! Конец света! Ощущение, будто беспросветная глупость и пошлость реальной жизни благополучно переместились в прибор, который кто-то когда-то удачно окрестил «зомбоящиком». Что к большому кинематографу сериалы отношения не имеют, говорить не стоит. Скорее кинематограф имеет к сериалам отношение, потому что от фильма к фильму опускается до их уровня. Один мой приятель, эстонский сценарист, немного сноб, не устает повторять: «Старик, настоящее кино давно закончилось, да и культура тоже». Мне хочется с ним поспорить, я называю какие-то имена, а он говорит, что имена эти скорее исключение, чем правило. Возможно, он прав, имея в виду масштабы мира. В масштабах же региональных его интересует творчество близких друзей, например вашего покорного слуги, и это особенно приятно. Что касается творцов сериалов, то среди них у меня нет друзей (во всяком случае, не припомню), поэтому высказываюсь, не боясь кого-то обидеть. Хотя подозреваю, обидеть их невозможно. Абсолютный цинизм этих людей целиком оправдывает их необразованность, бездарность и фальшивость всего, о чем они рассказывают. Если спросите: что творите, ребята, – они вам скажут, что работают на зрителя, а зрителю нравится.

Четверть века назад никто бы не поверил в необходимость закадрового хохота, подсказывающего народу, где нужно смеяться. Самый невзыскательный, самый недалекий телезритель обиделся бы за такую подсказку. А сегодня и вполне вменяемый поклонник телевизора смеется под дирижерскую палочку. Так воспитывается стадное чувство, столь любимое дирижерами. Что еще сказать о сериалах?.. Есть сериалы мелодраматические, индийского толка, есть бандитские, где много «пиф-пафа», есть смешанные. Я смотрю их по десять минут. Актеры с мрачными лицами, одетые в черное, изображают безжалостных гангстеров, а актрисы, друг на друга похожие, будто из одного детдома, – их страстных подруг. Есть девушка, подруга главного героя, противостоящего бандитам и по топорности лица ничем от них не отличающегося. Есть также представители правопорядка с теми же топорными и хмурыми, якобы глубокомысленными физиями. А еще есть с особой любовью показанный мещанский быт, тот самый, что обожают демонстрировать в популярной телепередаче, когда съемочная группа является в гости к известным людям и нацеливает камеру на шкафы и серванты. Настоящих актеров в сериалах кот наплакал, и лучшие среди них незаметно теряют при такой работе профессиональный уровень. Скажи мне, кто твой партнер, и я скажу, в кого ты со временем превратишься. Телевизионным лицедеям и лицедейкам почему-то кажется, что надо кричать и строить страшные лица, чтобы показаться безжалостными, или намазать глаза тушью, наложить толстый слой грима, сложить силиконовые губки бантиком и хлопать глазками, чтобы выглядеть соблазнительными. Режиссеров тут будто и нет, задачи актерам никто не ставит. Наспех монтируют и пускают в эфир. Только что вспомнил: имеется все же пара знакомых актрис, играющих в сериалах! Совсем не бездарные, доложу вам, в иных условиях их можно было бы назвать даже талантливыми. Они обычно оправдываются: «Что делать, нужно зарабатывать, как-то жить». С этим не поспоришь, актеры – народ подневольный. Я бы такую профессию не выбрал, даже если учитывать, что некоторым шутам неплохо платят. Это кому как повезет, а везет далеко не всем, и те, кто раньше брезговал сериалами, теперь стоят в очереди в ожидании хоть какой-то роли. Картотеки актерских агентств битком набиты, а в Театральный институт из года в год поступают и поступают новые кадры. Глядя в телевизор, каждый юноша и каждая девушка не без основания думает: и я так смогу. Точно так же неумная и бездарная работа книгоиздательств способствовала появлению армии графоманов. Но от графоманов вреда меньше, чем от сериалов: телезрителей миллионы, и телевидение становится эталоном вкуса.

Мои друзья, проживающие в разных городах, от Москвы до Лос-Анджелеса, жалуются: включаешь армянское телевидение – то сериалы, то шоу, то долгие, изматывающие разговоры. Сидят за столом двое, беседу беседуют, и не видно словесному потоку конца. Через пятнадцать минут перестаешь понимать, о чем они говорят, зачем переливают из пустого в порожнее, отчего тянут эфирное время. А еще – любовь к автомобилям. Боже мой, как же любят наши соотечественники большие сверкающие автомобили! Целые передачи посвящены крутым тачкам и их счастливым обладателям. В тех же сериалах одни тачки сменяются другими, а персонажи только и делают, что говорят по смартфону, крутя руль. Оттого, что руки некуда деть, плохие актеры раньше курили; сейчас крутят руль или поигрывают смартфоном последнего поколения. Со смартфоном в лакированном автомобиле, да с красавицей-пассажиркой, да с пистолетом в бардачке – это кино! И почему они все небритые? Вот объясни мне, спрашивает друг по скайпу, почему у них там, в телевизоре, не принято бриться? Неопрятность рекламируют? Да нет, говорю, мужественность. А почему у девушек губы силиконовые? Это что, обязательная процедура, вроде детских прививок, или пластическую хирургию рекламируют? Да нет, говорю, сексуальность рекламируют. И сам в свой черед спрашиваю: хорошо, а есть в телевизоре что-то, что тебе понравилось? Только новостные блоки, отвечает. Но лучше всех высказалась моя давняя подруга, сценаристка из Германии. Я бы не стала писать для сериалов, говорит она, но смотрю не без удовольствия сериалы разных стран. По ним можно изучить быт и характер народа, появляется ощущение, что побывала в этой стране, зашла в эти дома, познакомилась с его обитателями, узнала их мечты, проблемы, радости, печали. С этой точки зрения, продолжает моя подруга, армянские сериалы проигрывают по всем параметрам; они убоги, провинциальны, от них веет самодеятельностью, дворовым театром. Иначе говоря, если кто-нибудь, кто не знает страну и народ, посмотрит любой наш сериал всего пару минут, выводы будут неутешительные.

Берег Маклая

Несколько лет назад я написал очерк под названием «У каждого лилипута свой лилипут». Вспомните Гулливера и его самоощущение, когда он попал в страну лилипутов, затем в страну великанов, и представьте себе, что так же примерно распределены отношения между народами и цивилизациями. Каждому лилипуту хочется иметь своего лилипута, а также и своего великана, который, в свой черед, для другого, более крупного великана является лилипутом. Я вспоминаю об этом, когда, например, вижу, как принимают в Армении известного заезжего гостя. Или берут у него интервью журналисты. Непременный вопрос: «Как вам понравилась наша страна, наша столица, мы сами?..» Будто возможны варианты ответа, будто человек может сказать: «Не понравилось, очень не понравилось, просто мерзопакостно!» Клещами вытягивают комплимент: «Скажите, что любите нас. Ну, скажите, что вам стоит!» Да ничего не стоит. Тот же гость поедет в соседнюю страну и скажет примерно те же обтекаемые слова. Это стародевичье желание услышать комплимент, затем радостно размахивать им, как флагом – вот, мол, похвалили! – проявление то ли наивной провинциальности, то ли комплекса малого народа. Я хорошо помню, как в прежние времена встречали высокопоставленных и не слишком высокопоставленных гостей из Москвы и Ленинграда. Оно, конечно, ковры перед ними стелили, столы от яств ломились, и вино лилось рекой, но комплименты клещами не вытягивали. Комплименты звучали самопроизвольно, естественно и искренне. Равно как и замечания. Один известный писатель, не буду его называть, сказал однажды: ребята, все у вас хорошо и замечательно, только чинопочитания многовато. Я понимаю, Восток – дело тонкое. Да какой же мы Восток, возмутились мы, мы – Европа! Советские люди тогда еще не совсем понимали, что такое Европа. Осип Мандельштам, кажется… или Максимилиан Волошин…. Нет, все же Осип Мандельштам писал в 1923 году о Грузии: какая у них замечательная культура, поэзия, прекрасные художники, только не пойму, почему они упорно стараются походить на французов. Я в 70-е работал в Союзе писателей Армении и хорошо помню искренний, не туристический интерес писателей, искусствоведов, журналистов к культуре советских республик (они тогда назывались шербетным словом – «братские»). Были и деляги, которые распределяли между собой эти братские республики, подобно тому, как у Ильфа и Петрова дети лейтенанта Шмидта разбили Советский Союз на зоны влияния. О них забавно рассказал хороший писатель Эфраим Савела. Но в целом интереса друг к другу было, безусловно, больше, чем сегодня, и всех принимали, как королей. Нет, гостеприимство – качество прекрасное, редкое. Этим качеством можно гордиться. Если оно не перерастает в преклонение.

В том парадокс, что с обретением независимости культурный интерес бывших советских народов друг к другу упал, каждый замкнулся в своем мирке и стал любоваться собой. «Свет мой зеркальце, скажи да всю правду доложи, я ль на свете всех милее…» А может, и не парадокс это, а вполне естественный процесс под названием «мы сами с усами». Тем не менее, гость в маленькой стране – редкость. Некий писатель, слова которого я привел выше, когда-то говорил о нашем чинопочитании; так я бы добавил также инопочитание. То есть преувеличенное значение, придаваемое представителю другого народа. Режиссер-армянин, приехавший в Ереван, рассказал о такой закономерности: к его советам местная съемочная группа неохотно прислушивается, опыт его не учитывает (только потому, что свой), однако готова выполнять любые указания менее опытного приезжего человека другой национальности. Об этом я знал и раньше, много было тому подтверждений в моей творческой биографии. Снова обращусь к классике, вспомню роман Перча Прошяна «Из-за хлеба». Не читали? Зря. Его, кстати, тоже давненько не переиздавали. Жуткие безобразия творятся в Аштаракском районе Эриванской губернии, и простые труженики ждут не дождутся, когда, наконец, приедет из Петербурга белый человек, высокий государственный муж, благодетель, дабы могли пожаловаться ему и восстановить справедливость. Чиновник приезжает, виновных наказывает, справедливость восстанавливается. Как в сказке.

Есть известная теория, разделяющая народное мировоззрение на два основных типа – городское и крестьянское. Крестьянское мировоззрение характеризуется недоверием и нелюбовью к своим и повышенным интересом к чужим. К своему испытывают зависть, к чужому – нет. Своего пытаются надуть, чужого – боятся. Чужой достоин почестей изначально и по определению. Чужой снизошел до тебя, чужой – загадка. Набившее оскомину, лишенное смысла выражение помню с советских времен: «друг армянского народа». Звучит по сей день. Кто знает, что это? Особенно гордились «друзьями» малочисленные советские народы (за исключением разве что прибалтов). К примеру, мой рано ушедший из жизни добрый друг, литературовед, поэт и журналист Евгений Сергеев числился другом каракалпакского народа, потому что перевел «Сагу о каракалпаках». Потом несколько раз приезжал ко мне из Москвы в Ереван, написал о своих армянских впечатлениях хороший очерк, а также несколько статей о ереванских художниках, с которыми я его знакомил, перевел на русский стихи армянских поэтов. Словом, чуть было не стал не только моим, но, что важнее, другом всего армянского народа. Строго говоря, дружба – качество личностное, могут ли быть друзья у целого народа?.. Или враги?.. Если кому-то выгодно настроить один народ против другого, враги, безусловно, найдутся. Но есть ли у отдельно взятого народа друзья? Я всего лишь спрашиваю. Есть, например, друзья у французского народа, у немецкого, английского или испанского?.. Может ли

Б. Пастернак, например, считаться другом англичан потому, что перевел Шекспира, или Н. Любимов – другом испанцев, потому что перевел «Дон Кихота»?..

Николай Николаевич Миклуха, он же Миклухо-Маклай, был, как известно, большим другом папуасов. Великий этнограф и путешественник два года прожил с аборигенами Новой Гвинеи, изучая их быт и нравы, и сделал все возможное, чтобы примирить воюющие племена. Для этого (возможно, не только для этого) он взял в гражданские жены папуаску, родители которой были из враждующих племен, так сказать, местные Монтекки и Капулетти. Ни загса, ни церкви в тех благословенных краях не было, а соответственно не было ни светских браков, ни разводов. Правда, позже Николай Николаевич нашел себе в Австралии цивильную женщину, урожденную Маргарет Робинсон, дочь богатого человека, на которой не без труда женился, но на Берег Маклая его по-прежнему тянуло, и он периодически туда возвращался. Маклай прожил недолгую, но чрезвычайно интересную и содержательную жизнь. Однажды он в последний раз вернулся на Берег Маклая и встретил там… Но это, пожалуй, совсем другая история.

Руслан Сагабалян

Поставьте оценку статье:
5  4  3  2  1    
Всего проголосовало 22 человека

Оставьте свои комментарии

  1. Автор по полочкам разложил понятие "дружба народов" - интересно
  2. Миклухо-Маклай друг армянского народа. Шутка.
  3. Глубокая философия просматривается в статье Сагабаляна.С интересом прочитал.
  4. Прав автор.Безобразные сериалы.Позор!
  5. Вообще,армянское ТВ очень слабое,но это не значит,что целые сутки надо критить безмозглые сериалы.Правда новостной блок ТВ не плохое.
Комментарии можно оставлять только в статьях последнего номера газеты