Армяне Дома на набережной

Здание стоит на «золотом» острове Балчуг у Большого Каменного моста и выходит фасадом на Берсеневскую набережную. В комплексе размещается 505 квартир площадью от 70 до 140 кв. м. Высота потолков варьируется от 3,5 до 4,5 м. Из окон открываются виды на Кремль, памятник Петру I и храм Христа Спасителя. Дом построен в 1931 году.

Архитектор – Б.М. Иофан. Зданию присвоен статус памятника истории. Оно охраняется государством. Комплекс занимает площадь в 3 гектара. Объединяет 24 секции высотой 11-12 этажей и здания Театра Эстрады и кинотеатра «Ударник». Инфраструктура дома представлена: наземной охраняемой парковкой, магазином «Седьмой континент», почтой, службой быта, столовой, детским клубом, музеем. Сегодня в «Доме на Набережной» проживают дипломаты, академики, деятели науки и культуры, знаменитые актеры театра и кино, звезды шоу-бизнеса. Одна квартира принадлежит Патриарху Кириллу».

В Доме на набережной в разные годы проживали и проживают многие известные армяне со своими семьями. О них наше повествование. Мы с вами, дорогие читатели, совершим путешествие по избранным судьбам и именам – ведь из истории эпоху не выкинешь, и в ней для каждого будущего поколения есть свои обязательные уроки.

Его называли и Дом ЦИК (Центрального Исполнительного Комитета), и Допр – Дом правительства. Но для многих москвичей он навсегда останется Домом на набережной. Четыре столетия назад именно здесь поставили дом Малюты Скуратова – Берии времен Ивана Грозного.

В 1918 году правительство молодой советской республики переехало из Петрограда в Москву. Чиновники и их семьи заселились в гостиницы «Националь», «Метрополь», «Петергоф», которые в одночасье были переименованы в Дома Советов. Однако жилплощади для новых хозяев страны не хватало. Поэтому вскоре (24 июня 1927?г.) власти постановили построить Дом ЦИК и СНК (Совета Народных Комиссаров) СССР (Союза Советских Социалистических Республик) на Берсеневской набережной для ответственных работников.

Одна из самых масштабных советских строек началась 1 июля 1928 года. Чтобы укрепить болотистую почву, Борис Михайлович Иофан, любимый архитектор Сталина, спроектировал основание, состоящее из трех тысяч железобетонных свай, на которые должна была лечь бетонная «подушка» в метр толщиной. Главным наблюдателем на строительстве Дома правительства был заместитель главы Объединенного государственного политического управления (ОГПУ), а фактически руководитель спецслужбы Генрих Ягода.

Весной 1931-го первый корпус дома был сдан. Новая многоуровневая постройка, достигающая 11-12 этажей, до 1952 года считалась самым высоким зданием Москвы. Мебель для квартир была изготовлена по эскизам Иофана в столярных мастерских, расположенных в подвале дома. Мебельный эксклюзив дополняли дубовый паркет и фрески, выполненные приглашенными из Эрмитажа живописцами-реставраторами. На потолках красовались пейзажи разных времен года, цветы, фрукты. И этим чудеса не оканчивались. В новом доме были: магазины, парикмахерская, поликлиника, почта, телеграф, сберкасса, спортзал, столовая и прачечная. И все это только для избранных.

Театр Эстрады – одна из самых престижных нынешних концертных площадок Москвы – изначально задумывался просто как клуб, в котором высокопоставленные жители дома могли проводить культурный досуг. Да и кинотеатр «Ударник» тоже был частью его инфраструктуры.

В Доме на набережной 505 квартир. На одиннадцатом этаже пятого и шестого подъездов – детский сад. Во дворе дома возле фонтана пили шампанское летчики Валерий Чкалов и Михаил Водопьянов, играл на своей гармошке шахтер-рекордсмен Алексей Стаханов, пьяным танцевал всесильный и могущественный нарком Генрих Ягода, кормил голубей «креститель улицы», автор «Железного потока» писатель Серафимович, ждал свою запоздавшую любовь автор гимна Советского Союза композитор Александр Александров…

В доме жили Лаврентий Берия, Никита Хрущев, кинорежиссер Григорий Александров с женой Любовью Орловой, поэт Демьян Бедный, нарком иностранных дел СССР Максим Литвинов, полярный летчик Михаил Бабушкин, маршалы СССР Михаил Тухачевский, Климент Ворошилов, Георгий Жуков и Иван Баграмян, председатель Госплана Валерьян Куйбышев, хореограф Игорь Моисеев, писатель Михаил Кольцов, нарком безопасности Всеволод Меркулов, авиаконструктор Артем Микоян, архитектор Борис Иофан, председатель Совета Министров СССР Алексей Косыгин.

На этажах по две квартиры. На кухне имелось отверстие в стене для самоварной трубы и выход грузового лифта, на котором вывозили мусор. Вахтер заведовал лифтом; наверх пассажир поднимался в компании сопровождающего, вниз приходилось спускаться пешком или стучать по металлической двери шахты, чтобы вахтер услышал и поднялся.

Подъезд дома № 11 – нежилой, в нем нет ни квартир, ни лифтов. Предполагается, что отсюда или прослушивали квартиры жильцов других подъездов, или за стенами скрыты какие-то тайные помещения. Помимо этого подъезда, в доме находились конспиративные квартиры чекистов. Они работали в нем под видом комендантов, консьержей, лифтеров и в своих квартирах встречались с осведомителями или прятали особых жильцов.

В годы большого террора 1937 – 1938 гг. из двух тысяч жильцов дома более 800 были репрессированы. Многие целыми семьями. В те годы дом называли «Ловушкой для большевиков», «Домом предварительного заключения». В период 1937 – 1953 гг. квартиры в доме не менее пяти раз меняли своих хозяев, а некоторые – почти двадцать.

После публикации в 1976 году повести Юрия Трифонова, который жил в этом доме в квартире 137 вместе со своими родителями до момента их репрессии в 1939-м, дом получил свое новое имя – его стали звать Домом на набережной:

«Серая громада висла над переулочком, по утрам застила солнце, а вечерами сверху летели голоса радио, музыка патефона. Там, в поднебесных этажах, шла, казалось, совсем иная жизнь, чем внизу, в мелкоте, крашенной по столетней традиции желтой краской».

Говорят, жители до сих пор иногда видят печальные силуэты в сгущающихся сумерках, слышат странные шорохи и едва различимые ухом сдавленные рыдания. Или это всего лишь игра воображения?

В Доме на набережной расположен музей, основанный 12 ноября 1989 года. Инициатором создания и первым директором музея была Тамара Андреевна Тер-Егиазарян, старейшая жительница Дома правительства.

Из домовой книги (ул. Серафимовича, дом 2, кв. 146):

Назаретян Амаяк Маркарович

Назаретян Клавдия Дмитриевна

Назаретян Александр Амаякович

Назаретян Григорий Амаякович

Назаретян К. Амаякович

Амаяк Маркарович Назаретян, участник революционного движения в России, советский государственный и партийный деятель, родился в 1889 году в Тифлисе в семье купца.

Член Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП) с 1905 года. С 1909 года учился на юридическом факультете Петербургского университета; в 1911 году арестован, выслан в Тифлис, эмигрировал в Женеву, где работал в большевистской организации. В 1913 году вернулся в Россию и вел подпольную работу. В 1917 – 1918 гг. член Тифлисского комитета и Кавказского краевого комитета партии. С апреля 1918 года нарком труда, заместитель председателя Совнаркома (СНК) Терской республики. В 1919 году один из организаторов партизанских отрядов в Грузии. В 1920 – 1922 гг. член и секретарь Кавказского бюро (Кавбюро) ЦК РКП(б), член Ревкома Грузии, затем ЦК КП(б) Грузии.

К слову, Назаретян «отличился» на известном заседании Кавказского бюро ЦК РКП(б), состоявшемся 4 июля 1921 года, на котором был поставлен на голосование вопрос: «Карабах оставить в пределах Азербайджана». Постановили: «за» – азербайджанец Нариманов, грузин Махарадзе, армянин Назаретян; «против» – Орджоникидзе, Мясников, Киров, Фигатнер.

Примечательно, что вопрос о пересмотре решения о передаче Нагорного Карабаха Армении, принятом накануне 4 июля, подняли Орджоникидзе и Назаретян. Кто и как персонально голосовал на заседании Кавбюро по Нагорному Карабаху 5 июля 1921 года, в протоколе не указывалось, но сообщалось, что «за» проголосовали четверо (мы абсолютно уверены, что это Нариманов, Махарадзе, Назаретян и Орджоникидзе. – М. и Г.М.), воздержались трое. Ни одного голоса «против».

В 1922 – 1923 гг. Назаретян – заведующий бюро секретариата ЦК РКП(б), одновременно работал в редакции газеты «Правда».

Назначенный Сталиным заведующим партийным отделом «Правды», Назаретян по прямому его указанию искажал результаты голосований в партийных организациях по важнейшим партийным вопросам и в удобном для Сталина и его сторонников в Политбюро ЦК виде печатал эти сводки в газете. Когда это случайно раскрылось и разразился скандал, Сталин просто «сдал» своего друга и помощника, доложив на заседании Политбюро, что расследованием выяснена личная виновность Назаретяна. Последний был немедленно отозван из партийного отдела «Правды» и удален из секретариата Сталина.

В 1924–1930 гг. Назаретян – секретарь Закавказского крайкома ВКП(б), одновременно председатель Центральной контрольной комиссии (ЦКК), нарком Рабоче-крестьянской инспекции (РКИ) ЗСФСР. В 1931 – 1934?гг. член коллегии Наркомата РКИ СССР. Делегат XI, XIII – XV и XVII съездов партии; на XIII – XV съездах избирался членом ЦКК и ее президиума, на XVII – членом Комиссии советского контроля.

Борис Георгиевич Бажанов, сбежавший на Запад, оставил в своих знаменитых «Записках бывшего секретаря Сталина» уникальный портрет Назаретяна:

«Амаяк Назаретян – армянин, очень культурный, умный, мягкий и выдержанный. Он в свое время вел со Сталиным партийную работу на Кавказе. Со Сталиным на ты сейчас всего три человека: Ворошилов, Орджоникидзе и Назаретян. Все трое они называют Сталина «Коба» по его старой партийной кличке. У меня впечатление, что то, что его секретарь говорит ему «ты», Сталина начинает стеснять. Он уже метит во всероссийские самодержцы, и эта деталь ему неприятна. В конце года он отделывается от Назаретяна не очень элегантным способом. Похоже на то, что этим их личные отношения прервутся. Назаретян уедет на Урал – председателем областной контрольной комиссии, потом вернется в Москву и будет работать в аппарате ЦКК и Комиссии советского контроля, но к Сталину больше приближаться не будет. В 1937 году Сталин его расстреляет».

Арестовали Амаяка Маркаровича по обвинению в организации покушения на членов Политбюро.

Из «расстрельных списков» Донского кладбища:

«Назаретян Амаяк Маркарович.

Год рождения: 1889. Национальность: армянин.

Уроженец г. Тифлиса. Место проживания: г. Москва, ул. Серафимовича, д. 2 (Дом правительства), кв.146.

Образование: высшее. Партийность: член ВКП(б). Место работы, должность: руководитель административной группы и секретарь бюро Комиссии Советского контроля при СНК СССР.

Арестован 27 июня 1937 г. Осужден Военной коллегией Верховного суда СССР по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации. Приговорен к расстрелу 29 октября 1937 г.

Приговор приведен в исполнение 30 октября 1937 г.

Реабилитирован 22 февраля 1956?г. определением ВКВС СССР. Место захоронения: Донское кладбище, могила 1».

Репрессировали и Клавдию Дмитриевну, вторую жену Амаяка Назаретяна (Мария Михайловна Назаретян, первая жена Амаяка Маркаровича, подарившая мужу двух сыновей, умерла в 1926 г.). Ее НКВД приняло в свои железные объятия с грудным младенцем. Если жены декабристов добровольно ехали в ссылку, чтобы быть рядом с мужьями, то ее с 5-месячным ребенком (известна лишь первая буква имени сына – К.) отправили в заключение в лагерь «Тьма». Она в общей сложности провела в исправительно-трудовых лагерях Мордовии и Ухты семнадцать лет.

Клавдия Дмитриевна Назаретян, девичья фамилия Борисова, родилась в 1904 году в деревне Сосенки Десенской волости Подольского уезда Московской губернии в крестьянской семье. После революции закончила рабфак, одной из первых вступила в комсомол, работала в секретариате ЦК ВКП(б).

Именно Клавдия Дмитриевна по освобождении в 1956 году и разыскала в Магнитогорске (в 350 км от Свердловска) старших сыновей Aмаяка Назаретяна – Александра (Сашу) и Григория (Гришу).

Дело в том, что в мае 1930 года ЦК партии утвердил Назаретяна председателем Уральской областной контрольной комиссии ВКП(б) и уполномоченным Наркомата Рабоче-крестьянской инспекции СССР по Уральской области. Областным центром Урала был Свердловск (ныне – Екатеринбург), куда и переехал с семьей Амаяк Маркарович.

Еще в Москве Александр Амаякович, окончив ЦИТ (Центральный институт труда), стал станочником высшей квалификации, трудился на Уралтяжмашстрое. А Григорий Амаякович по совету Серго Орджоникидзе приобрел профессию шофера и уехал в Магнитогорск, который по службе часто посещал отец. Из многотиражной газеты «Магнитогорский металл» следует, что Г.А. Назаретян в 1963 году занимался изготовлением цинковых клише для типографской печати.

Из «Всемирной истории в лицах. Берия» Антона Антонова-Овсеенко:

«Решительно воспротивился бериевской политике Амаяк Назаретян, второй секретарь Заккрайкома ВКП(б). Вслед за Орахелашвили (в 1931 – 1932 гг. 1-й секретарь Заккрайкома. – М. и Г.М.) он написал в Москву, отстаивая свое особое мнение. Сплошная коллективизация – кампания для Закавказья нереальная, даже вредная. Все средние и зажиточные крестьяне, предупреждал Назаретян, уйдут за кордон, прихватив свой скот и инвентарь.

Так и случилось. Из Азербайджана и Армении нелегально эмигрировали в Иран десятки тысяч семей. Ушли бы и грузины, но турецкая земля (через которую лежал путь в Иран. – М. и Г.М.) их не манила…»

Он слишком многое сделал для победы революции в Закавказье. Потом был одним из руководителей Терской республики, а в начале двадцатых – секретарем Кавказского бюро ЦК РКП(б) и секретарем ЦК Грузии... Еще в одном провинился Назаретян перед Сталиным и Берией: дружил с Серго Орджоникидзе и Кировым. Интеллигентен был к тому же и образован. Но главное – он знал прошлое самозваных вождей, знал их без официальных партийных масок.

Взяли Амаяка Назаретяна в 37-м… На Лубянке ему предъявили одно из тех дежурных обвинений, которые не оставляли никаких шансов остаться в живых, – террор.

Жена Назаретяна, Клавдия Дмитриевна, недавно родила сына. Ее тоже арестовали – 27 июля 1937 года.

Анна Аллилуева (сестра жены Сталина. – М. и Г.М.) и жена Павла (брата Надежды Аллилуевой. – М. и Г.М.) Евгения кинулись к Сталину:

– Мы знаем Клаву с детских лет, мы за нее ручаемся... Зачем ее взяли, да еще с грудным младенцем?

– Назаретян совершил тягчайшее преступление, – ответил жестко Сталин, – он готовил террористический акт против членов Политбюро.

– Она-то здесь при чем?

...Сталин выпроводил наивных женщин, но Клавдию Назаретян все же выпустил. Она вышла из внутренней тюрьмы 1 августа, на пятый день после ареста, – случай редчайший, если не единственный. То была, конечно же, ошибка, порожденная минутным капризом вождя. Через три месяца, 7 декабря, молодую мать забрали опять. Божий свет она теперь увидит не скоро, через семнадцать лет. Следствие и суд были разыграны в темпе, в январе тридцать восьмого ее доставили на котласскую пересылку. В тот день прибыл свежий этап из Москвы. На вечерней поверке соседом оказался один из вновь прибывших. Многих узников расспрашивала Клава, обратилась и к этому:

– Ты случайно не встречал Назаретяна, Амаяка Назаретяна?

– Знаю такого, сидели вместе в Бутырке, в камере смертников. Мне вышак заменили десяткой, а он там останется...

– Почему ты так думаешь?

– Он такое о Сталине рассказывал... Нет, они его не выпустят.

Через десять лет арестантская судьба свела Клавдию Дмитриевну в Ухте с Оганесом Александровичем Мебермутовым (врач-терапевт. – М. и Г.М.). Они с Амаяком учились в Тифлисской гимназии, основали там нелегальный марксистский кружок.

Взяли Мебермутова в тридцать седьмом, долго держали на Лубянке, потом – в спецкорпусе Бутырской тюрьмы. Допрашивали по делу Карахана (Лев Михайлович Карахан – в 1934 – 1937 гг. полпред СССР в Турции. – М. и Г.М.), а заодно требовали показаний против Амаяка.

В пятьдесят шестом Клавдию Дмитриевну, уже реабилитированную, принял генеральный прокурор СССР. Ей хотелось узнать, в чем обвиняли Назаретяна. Руденко открыл папку: «Давайте посмотрим вместе».

Эти страницы протокола допроса запомнились Клавдии Дмитриевне навсегда.

«Следователь: Вы создали в ЦКК террористическую организацию с целью физического уничтожения товарища Сталина и его соратников.

Назаретян: Это провокация…

Следователь: Следствие располагает данными о ваших террористических связях с военными руководителями. В частности, вы дважды встречались с командармом Уборевичем.

Назаретян: Нет.

Следователь: Я назову вам место встречи и дату.

Назаретян: Не было никаких встреч.

Следователь: Вы напрасно упорствуете. Мы устроим вам очные ставки с соучастниками.

Назаретян: Нет никаких соучастников, нет никакой организации. Нет, нет и еще раз нет».

Руденко придвинул дело ближе к Клавдии Дмитриевне и показал это место: ответы Амаяка «Нет, нет, нет» были перечеркнуты и – такой знакомый почерк! – сделана приписка: «Да! Сукин сын! Л. Берия».

Продолжение следует.

Марина и Гамлет Мирзоян, Москва