Призрак оперы
У каждой оперы есть свой призрак. Он разгуливает в плаще и в маске по темным подвалам и чердакам театра, следит, чтобы традиции не нарушались, чтобы атмосфера снаружи не повредила атмосфере внутри, чтобы не было за кулисами склок и распрей, а артисты не забывали славной истории оперных театров, которая – напомним – берет начало в Венеции в 1673 году.
Случилось так, что однажды призрак Ереванского оперного театра почувствовал себя неуютно. Специалисты могут выдвигать свои версии, но думается мне, началось это тогда, когда территория вокруг здания превратилась в арену политических игр. Иначе говоря, «рот-фронт» вытеснил бельканто, ибо два жанра на одном пятачке несовместимы. Тонкий слух потустороннего служителя муз не выдержал диссонанса многотысячных шествий, и, как всякий интеллигентный призрак, он уступил место призракам земным.
У каждой оперы есть свой призрак. Он разгуливает в плаще и в маске по темным подвалам и чердакам театра, следит, чтобы традиции не нарушались, чтобы атмосфера снаружи не повредила атмосфере внутри, чтобы не было за кулисами склок и распрей, а артисты не забывали славной истории оперных театров, которая – напомним – берет начало в Венеции в 1673 году.
Случилось так, что однажды призрак Ереванского оперного театра почувствовал себя неуютно. Специалисты могут выдвигать свои версии, но думается мне, началось это тогда, когда территория вокруг здания превратилась в арену политических игр. Иначе говоря, «рот-фронт» вытеснил бельканто, ибо два жанра на одном пятачке несовместимы. Тонкий слух потустороннего служителя муз не выдержал диссонанса многотысячных шествий, и, как всякий интеллигентный призрак, он уступил место призракам земным.
Увертюра
Кинорежиссер Борис Айрапетян, автор ряда игровых фильмов, обладатель нескольких международных кинематографических наград, президент и учредитель Открытого Российского ежегодного конкурса студенческих и дебютных фильмов на соискание национальной премии «Святая Анна», в 2002 году поставил на сцене Ереванского оперного театра оперу В. Беллини «Норма». Через год гастроли оперной постановки с большим успехом прошли в Москве, на новой сцене Большого театра. Спектакль был представлен в пяти номинациях «Золотой маски», в том числе как «Лучший спектакль». Событие само по себе значительное. Но Айрапетян не ограничился этим и на основе собственного спектакля снял фильм-оперу «Норма» со звездами мировой сцены, солисткой «Метрополитен-опера» и венской «Штаатс-опера» Асмик Папян и солистом Мариинского театра Гегамом Григоряном. Фильм дважды демонстрировался на российском телеканале «Культура», им заинтересовались европейские и американские телекомпании. Первая в мире киноверсия оперы Винченцо Беллини стала и первым российским проектом в этом жанре в постсоветское время. Крупнейшая американская компания Universal/Decca выпустила картину в формате DVD на шести языках. Тот редкий случай, когда лента становится киноклассикой, только появившись. Во всяком случае, занимает свое место в истории кинематографа, в том сложном жанре, который соединяет две, казалось бы, несовместимые условности – кино и оперу.
Либретто
Современный человек наслышан о гороскопе друидов, но мало что знает о самих друидах, жрецах древних кельтов, варварского народа Европы второй половины первого тысячелетия до нашей эры. Впервые упоминает о друидах Цезарь. Он отмечает, что они хранили свое учение в строгой тайне, чтобы оно не распространилось среди непосвященных. Известны были их обряды гадания, врачевания и жертвоприношений, в том числе человеческих. Римляне относились к друидам с высокомерием, как к дикарям, но в то же время с опаской, которую вызывает все мистическое и тайное.
А история приключилась в завоеванной Римом Галлии. Римский проконсул Поллион (тенор) полюбил прорицательницу друидов Норму (сопрано) и сделал ей двух сыновей. В любовных утехах женщина с детьми менее привлекательна, чем женщина без них. Должно быть, по этой причине легкомысленный римлянин, разлюбив Норму, переключился на другую жрицу по имени Адальжиза (тоже сопрано, но помоложе). Та в страхе оттого, что преступная связь может раскрыться и верховный жрец Оровезо (бас) ее покарает, но не в силах противиться охватившей ее страсти дает согласие бежать с Поллионом в цивилизованный город Рим. Еще и некая проворная Клотильда (меццо-сопрано) бегает туда-сюда с вестями. Короче, узнает Норма об измене Поллиона и приходит в неописуемую ярость. Адальжиза понимает, что не на тот поезд села, прибегает к Норме, падает на колени перед старшей жрицей, прощения просит. Норма прощает юную деву, она и ветреного римлянина готова простить, потому что любит его страстно, можно сказать, на грани безумия. Готова даже убить собственных детей и чуть было не берет грех на душу. Только Поллион непреклонен: не мила ему Норма. Бас Оровезо, верховный жрец, тем временем взывает к восстанию против римлян. Обращаются к Норме, великой прорицательнице. Та: погодите, я тут один вопрос улажу. И выдвигает Поллиону ультиматум: либо ты со мной, либо сам не рад будешь – на костер сошлю вместе с Адальжизой. Заклинило Поллиона, стоит на своем римский атташе, не желает возвращаться к бывшей возлюбленной. Тогда Норма созывает друидов в округе и велит разжечь костер, дабы покарать виновника всех бед. Тут и наступает неожиданный финал. Вместо того, чтобы отправить на костер отвергнувшего ее чужеземца, она объявляет виновницей себя и бросается в огонь. А Поллион, потрясенный и пристыженный поступком Нормы, кидается в костер вслед за ней. Неприятная история. И странная к тому же. Хотя, переложенная на музыку и пение, совсем не странно выглядит. Завораживает. У оперы свои законы, в коих ваш покорный слуга мало разбирается. Более того, любит слушать оперные арии, но не смотреть их, потому как толстые дяди и тети, неподвижно вросшие в сцену с приложенными к груди руками, разрушают иллюзию сопричастности и сопереживания. Впрочем, это его, вашего покорного слуги, личная проблема. Однако вот что интересно. Опера, сформировавшаяся на рубеже 16-17 веков как массовое зрелище, нечто вроде современного шоу-бизнеса, по прошествии времени превратилась в элитарный жанр, адресованный преимущественно просвещенной аудитории. Новым жанром увлекались многие великие композиторы: Моцарт, Вагнер, Пуччини, Верди, Дебюсси, Мусоргский, Римский-Корсаков, Бизе, Гайдн, Гендель… Драма, переложенная на музыку и пение, привлекала королей, аристократов и высший свет общества как в Европе, так и в России. К 19-му веку внутри оперного жанра сформировались свои направления, появилась специфическая терминология, и каждая страна внесла в этот процесс свой неповторимый оттенок. Американцы включились в это искусство позже и со свойственной им коммерческой деловитостью тут же превратили оперу в мюзикл, придав ей ее изначальный массовый характер. Один мой знакомый, человек умный и к тому же страстный поклонник Америки, на мое ироничное замечание об усредненной американской культуре воскликнул: «В том-то и дело, что там есть все и на все вкусы!» Мне неизвестна степень востребованности «всего и на все вкусы», но знаю, что в Нью-Йорке есть «Метрополитен-опера», имеются также большие оперные театры в Сан-Франциско и Чикаго. Вообще, наличие репертуарного оперного театра свидетельствует об уровне культуры страны, о ее вовлеченности в современную общехристианскую цивилизацию. В этом убежден Борис Айрапетян.
Дуэт
– То же самое говорят армянские кинематографисты. Кино, мол, важнейшее из искусств, и страна без него загнется.
Борис Айрапетян. Я сам кинематографист, но так не считаю. Кино – это производство, 80 процентов которого нацелено на коммерческий успех и прибыль. И только 20 процентов, в счет тех восьмидесяти, работает на чистое искусство. Это в идеале. Есть страны (в той же Европе), в которых нет развитого кинематографа. Однако варварскими эти страны никак не назовешь. Разумеется, я не против развития кино в Армении, но опера – это другое. Как Матенадаран является лицом города, свидетельствующим о древней письменной и книжной культуре, так и существование оперы, с моей точки зрения, свидетельствует о том, что этот народ сегодня не прозябает на задворках азиатской цивилизации. Ты обращал внимание на то, что когда нормальную цивилизованную страну посещает высокий гость или серьезная делегация, то культурная программа начинается именно с посещения оперы? Это традиция.
– Но в Армении, насколько мне известно, опера худо-бедно функционирует.
– В том-то и дело, что худо-бедно. Иногда удается собрать труппу и показать один спектакль. Ты видел эти убогие декорации, этот тусклый свет? По этой причине я попросил не играть больше «Норму» в моей постановке. Ну, хорошо, «Норма» в мировой оперной практике считается сложным спектаклем. Где другие? Что мы имеем сегодня в нашем оперном репертуаре? «Ануш», «Давид-бек», «Аршак»… Репертуары всех оперных театров мира обязательно включают в себя: первое – итальянскую классику; второе – оперу двадцатого века; третье – образцы местной национальной оперы. Мы ограничились только третьим пунктом.
– Полагаю, для ностальгирующих соотечественников и падких на кавказскую экзотику туристов.
– Экзотики и без оперы хватает. Кавказская она или вообще восточная – поди разберись. Каждый раз, приезжая из Москвы, я диву даюсь. Город стал краше – это радует. Но не неоновыми вывесками, рекламными щитами, подземными переходами и стеклобетоном надо гордиться, этим сегодня никого не удивишь. В любой восточной столице этого добра навалом. А вот быт, вкусы, ценности, традиции – это гораздо важнее. И если мы тяготеем к европейской культуре…
– Кто это «мы» и сколько нас?
– …Эта восточно-мусульманская музыка, доносящаяся из кафе и ресторанов в центре города, эти полублатные песенки, привезенные, должно быть, вернувшимися из России гастарбайтерами… И ведь слушают, и ведь кому-то это нравится. Такое раньше в страшном сне не могло присниться. А эти жуткие свадьбы. Видел помпезные свадебные кортежи, что сигналят по городу и кружатся безумно по площади Республики? Ощущение, будто моторизованные дикие племена налетели.
– Друиды, наверное.
– Друиды были варварами, с точки зрения римлян, и, тем не менее, несли в себе некую обрядовую тайну, некое учение, они прислушивались к своим жрецам. А в этих никакой тайны, одна радость вседозволенности.
– Людям дают то, что им нравится. Каков слушатель, такова музыка.
– Не согласен. Слушатель таков, каким его воспитаешь. Я бы сказал, какова музыка, таковы танцы. Биологи говорят, мы состоим из того, что едим. То же самое с культурой. Армянской филармонией, например, я доволен: у них есть своя аудитория. И у оперы при правильной постановке дела была бы. Потенциальный зритель есть, в этом я убежден. Собственно, год назад видел полный зал. Допустим, половина приглашенные – знакомые, родственники, соседи, – тем не менее слушают, аплодируют, даже если спектакль слабый. Подозреваю, если бы мы с тобой пошли петь со сцены, и нам бы так же аплодировали. Тут уже надо говорить о подготовленности зрителя. А откуда взять подготовленного зрителя, если в последние годы в здании оперы проводятся юбилеи, отпевания усопших, соревнования по борьбе, попсовые концерты – все что угодно, но только не то, ради чего это уникальное сооружение было возведено.
Интерлюдия
Ереванский театр оперы и балета был основан в 1933 году. В 1940-м состоялось открытие нового здания театра, построенного по проекту академика архитектуры А.И.Таманяна. Проект был удостоен «Гран-при» на международной выставке в Париже в 1937 году. В строительстве были использованы лучшие традиции средневековой армянской архитектуры, стилизован традиционный национальный орнамент. Театральная часть здания была завершена в 1939 году, а спустя двадцать лет к ней пристроили большой зал филармонии. Окончательный вид здание обрело после реконструкции 1980 года. Театр вмещает 1260 человек, зал филармонии – 1400 человек. Оба зала имеют форму амфитеатра и обладают великолепной акустикой. В годы Второй мировой войны Театр оперы и балета им. А. А. Спендиарова осуществил постановки опер «Иван Сусанин», «Отелло», балетов «Кавказский пленник» и «Гаянэ»… После гастролей театра в Ленинграде балет Арама Хачатуряна вошел в репертуар многих театров СССР и мира.
Ария
Б.А. Меня спрашивают, отчего я который год борюсь за возвращение нашей оперы в нормальное состояние. В чем моя личная заинтересованность? Может, директором хочу стать или художественным руководителем? Наверное, трудно представить, что в наше время можно делать что-то ради самого дела. Да, я очень неплохо разбираюсь в этой области искусства. Началось в детстве. У отца были прекрасные пластинки – практически вся мировая оперная классика. Потом я получил музыкальное образование, потом философское, потом кинематографическое. Но опера всегда оставалась со мной. Скажу больше, интерес к музыке то и дело брал верх над иными интересами. Поэтому попытка соединения языка кино и оперы для меня вполне естественна. Это был к тому же своеобразный эксперимент: чего должно быть больше в конечном продукте – кино или оперы. В практике мировой кинооперы, от Бергмана до Дзефирелли, это соотношение было разным. В моей картине вопрос решился – не сразу, а в процессе работы – в пользу оперы.
Карьера театрального руководителя ничуть не привлекает. В Москве я вполне обустроен, дай Бог каждому. Сделать новую постановку – с удовольствием. И опять же с учетом того, что привнесешь в работу свое видение классики, иначе какой смысл повторять пройденное. В такой работе все важно – декорации, свет, движение, жесты… Малейшая неточность – рушится концепция. В Ереване я столкнулся вот с чем. С одной стороны, огромное желание труппы работать в проекте, с другой – прохладное отношение к режиссерскому видению, к любому новшеству. Стоит отвернуться – тут же срабатывает принцип «сойдет и так». Можно поставить на софиты фильтры, а можно обойтись без них, можно натянуть палатки, чтобы контуры были абсолютно ровными, а можно слегка, чтобы они провисали, можно спеть арию, стоя здесь, а можно – стоя там, и так далее. Короче говоря, даже творческая заинтересованность сопряжена с большой головной болью. Поставил спектакль, уехал, через какое-то время, вернувшись, понимаешь, что к этому спектаклю отношения уже не имеешь. Кое-кто скажет: это не повод бить тревогу.
Возможно, я несколько романтичен, но никак не наивен. Опера в моем восприятии – явление знаковое, символ того, что с духовной жизнью народа все благополучно. Ведь точки соприкосновения общественных институтов напоминают принцип домино: стоит упасть одной фигуре – падают остальные. Более всего меня поражает равнодушие наших чиновников. Культура не частная собственность, она не принадлежит ни мне, ни тебе, и распоряжаться ею по собственному усмотрению, по меньшей мере, недальновидно. Маленький пример. Нашей «Норме» дали сцену Мариинского театра. В. Гергиев пригласил труппу Ереванского оперного театра в Санкт-Петербург на празднование 300-летия города. Не поехали, хотя дали предварительное согласие.
Финал
– Возможно, в бедности причина.
Б.А. Возможно. Только слово «бедность» я бы употребил здесь в самом широком смысле. У меня лично не вызывает сомнения то обстоятельство, что для оперы следует создать особые условия. Прежде всего, она не должна относиться к ведомству Министерства культуры наравне с другими, так сказать, культурными объектами. Бюджет должен выделяться отдельно. Не исключено, что этой проблемой следует заняться президенту непосредственно. В этом нет ничего из ряда вон выходящего: такая практика во многих странах имеет место. В России, например. Не потому, что президент – оперный фанат. Причина проста: задачи большей значимости решаются на высоком уровне и в первую очередь. А когда значимость культуры подменяется значимостью политики, мы имеем то, что имеем…
…Мы с Борисом Айрапетяном сидим в открытом кафе, коих так много в центре города. Уже октябрь, но еще тепло и солнечно. Люблю это состояние расслабленного созерцания. Можно поговорить, а можно помолчать: мимо проходят люди, проезжают машины; за соседними столиками улыбчивые мужчины и женщины пьют кофе, пускают струи табачного дыма и сообщают друг другу что-то несущественное, но, должно быть, приятное.
– Помнишь, ты спросил: «Кто это «мы» и сколько нас»? – прервал молчание Борис. – Обрати внимание: чуть выше, через перекресток, другое кафе, и там другая публика. Те же ереванцы, но все же другие. Завсегдатаи этого кафе туда не пойдут, хотя расстояние тут метров сто. И пока эта публика (он повел рукой вокруг себя) пребывает в счастливом самосозерцании, той становится больше. Вот такое соотношение сил.
Я присмотрелся. Существенной разницы не заметил, но здесь и правда было уютнее, чем там. В посетителях дело или в расположении столиков? Что, если тех пересадить сюда, а этих туда?.. Что изменится? Я не успел сделать вывод. Мое внимание привлекла странная фигура в плаще и маске, пересекавшая перекресток. Я привстал, чтобы разглядеть экзотического странника, но он мелькнул в толпе и сразу же исчез, испарился, будто и не было его.
Руслан Сагабалян,
Ереван
Оставьте свои комментарии