Все начинается и заканчивается «вдруг»
Интервью с журналистом, участником писательского российского пенцентра Гагиком Карапетяном
Из «личного дела»:
«Родился в 1953-м в Тбилиси. Мечтал стать летчиком, потом дипломатом, но в 17 лет резко изменил курс. Публикации «крацовщика-отжигальщика Канакерского алюминиевого завода» появились под влиянием друга – лучшего очеркиста республиканской «молодежки» Ерванда Хечумянца.
После окончания МГУ работал в «Советском спорте», ТАСС, «Неделе» (литредактор), «Труде» (собкор по Армении, зам. редактора отдела), «Известиях» (зам. редактора отдела), «Новых Известиях» и «Русском курьере» (редактор отдела). Покинул журналистику после того, как в перечисленных и большинстве иных СМИ остались лишь названия.
Участник писательского Российского Пен-центра. Автор, соавтор, редактор и составитель примерно 20 биографических книг в жанре диалогов. Лауреат премий «Лучшие перья России», имени А. Боровика («От Молотова до Лаврова. Ненаписанные воспоминания Юлия Воронцова») и имени Л. Лосева «Бронзовый лев за смелость в литературе» («Сердце, которое не сокращалось». Памяти Александра Ткаченко)».
Из книги А. Друзенко, Г. Карапетяна, А. Плутника «С журналистикой покончено, забудьте!» (О друзьях-товарищах, драме «Известий» и распаде профессии)
– Давай не станем скрывать от читателей, что мы на правах земляков-тбилисцев и давнего профессионального знакомства общаемся на «ты».
– Конечно! Сам хотел предложить. Правда, мои Учителя напутствовали: брать интервью у коллег – моветон. Поэтому, уважая и тебя, и «Ноев Ковчег», предлагаю беседовать на равных, без обид за прямые вопросы и ответы.
– В таком случае расшифруй свои зигзаги – ключевой элемент твоей карьеры. Начни с того, как, имея пятерочный школьный аттестат зрелости, в 17 лет покинул родной дом и город, чтобы «командовать» страшными – из-за травмоопасности – печами и станками в цехе конденсаторной фольги КанАЗа? Всегда хотел, видя твою бойцовскую комплекцию, узнать: случаем, боксом или стрелковым спортом не увлекался?
– Попадаешь не в бровь, а в глаз. Точнее, бьешь по «больным» точкам.
Мне довелось учиться, вероятно, в лучшей школе Тбилиси – 66-й – тогда на улице Энгельса. Ее из-за готической архитектуры сегодняшние дети называют грузинским Хогвартсом (учебное заведение волшебников из вселенной «Гарри Поттера». – Ред.). Она ассоциировалась со строжайшей директрисой Мариванной (Махарадзе) и цербером-завучем Гергером (Георгий Георгиевич), а еще с известными выпускниками, начиная от генерала внешней разведки (уйдя на пенсию, стал светским тамадой и радиошутом) и кончая мультимиллионером, одним из владельцев – теперь бывшим – компании «Вимм-Билль-Данн».
Моя попытка № 1 стать школьником закончилась неудачей: Мариванна, не найдя лучшей «отмазки» для отказа пришедшему без подарка папе, посоветовала мне «подучить» русский язык. Что я и делал до и после того, выезжая летом вместе с братом и мамой в село Пушкино, где вблизи Степанавана жили молокане, чьи предки считались ссыльными со времен императора Александра I.
– Кстати, до тбилисского «Молоканского базара» пешком можно дойти уже от моей школы № 20.
– У нас все рукой подать. Словом, я переступил мраморный порог 66-й почти в 8 лет. Наш выпускной вечер провели в июньские дни 1971-го, когда мне, комсоргу школы, в поисках справедливости пришлось прилететь в Москву и обратиться за помощью к секретарю ЦК ВЛКСМ Сурену Арутюняну, ныне члену редколлегии «Ноева Ковчега». Его коллега и друг – Джумбер Патиашвили, возглавлявший грузинский комсомол (9 апреля 1989-го «прославился», упросив в качестве руководителя местной компартии командование Закавказского военного округа применить на проспекте Руставели саперные лопатки и неизвестного состава боевые газы против демонстрантов), воздержался от выдачи мне рекомендации для поступления в МГИМО. В тот вечер – 27 мая 1971-го – проходил прощальный матч Льва Яшина, великого вратаря «всех времен и народов» (дюжину лет спустя меня командировали к нему домой, чтобы взять интервью и подбодрить после ампутации ноги). На телеэкран я смотрел со слезами на глазах.
– Подожди! Что значит Патиашвили «воздержался»? На каком основании?
– Могу его процитировать: «Будущий кадровый резерв нам нужно формировать из представителей титульной нации». Зато инструктор ЦК ВЛКСМ Юрий Казарян успокоил наивного юношу «разумным советом» – переехать в Армению. Отработав пару лет на КанАЗе, я поступил на журфак МГУ, куда и без приличных отметок принимали тех, кто имел партбилет и трудовой стаж. Большинство одноклассников остались в Тбилиси, остальные кое-чего добились (один выгодно маячит в свите министра иностранных дел России), обосновавшись на постсоветском пространстве и за океаном.
– А как тебя занесло в спортивную журналистику, благодаря которой можешь, как очевидец, часами рассказывать о летних и зимних Олимпиадах, проходивших в Лиллехаммере-1994 (Норвегия), Атланте-1996 (США), Нагано-1998 (Япония), Сиднее-2000 (Австралия), Солт-Лейк-Сити-2002 (США) и Афинах-2004 (Греция). И это не считая состоявшихся в те годы сессий Международного олимпийского комитета, XII Олимпийского конгресса в Париже-1994 и презентаций в штаб-квартире МОК в Лозанне (Швейцария) российских городов, претендовавших на проведение Игр?
– «Личное дело» изучил вдоль и поперек?! Однако меня манила к себе Пушкинская площадь. Редактор отдела информации и репортажей «Известий» Василий Захарько по-житейски посоветовал успешному практиканту, как до окончания университета получить шанс для штатной работы в любом московском издании. Сказано – сделано. Но Георгий Меликянц, сменивший неистового репортера, ставшего собкором «Известий» в Софии, попросил не загонять его в деликатную ситуацию: не может ведь он, армянин «ташкентского разлива», выдвигаться на новой должности с просьбы о зачислении соплеменника в число подчиненных.
Спасибо авторитетному столичному радиолюбителю Константину Хачатурову – при его содействии удалось переправить мой вопросник Юрию Сенкевичу, входившему в экипаж тростниковой лодки «Тигрис» Тура Хейердала. После публикации эксклюзивного интервью, занявшего целую полосу «Советского спорта», стал сотрудником олимпийского отдела. Если заметил, я никогда не писал о голах, очках и секундах. Мой перманентно любимый подзаголовок – «Чего не видел зритель».
– Знаю – ты так же назвал один из своих «кирпичей», где нон-стоп беседуешь с врачом, который несколько десятилетий работал в футбольной сборной СССР.
– Кроме прочего, спортивный цех советской журналистики в эпоху махрового застоя оказался творческим убежищем не только для меня, но и для тех коллег, кому не хотелось вставлять в каждую публикацию фразы из выступлений очередного генсека и постановлений ЦК КПСС.
– В ту пору «Эверестом» в жанре интервью считались публикации в «Неделе» – известинском воскресном приложении – под рубрикой «Гость 13-й страницы». Среди десятков твоих «восхождений» наши соотечественники оказывались в «связках»?
– Разумеется! Гоар Гаспарян, Арно Бабаджанян, Армен Джигарханян.
– Вспоминая общение с ними, мог бы поделиться тем, что не вошло в тексты под грифом «не для печати»?
– Ну и задачки ставишь для внутреннего «цензора»! Ладно, как могу отказать старшему товарищу, который постоянно выдает на-гора несколько интервью в каждом номере газеты, маскируясь легко отгадываемыми псевдонимами?
Оперная дива, мягко говоря, неважно изъяснялась по-русски, но по понятным причинам. Пришлось самому сочинять большинство не только вопросов, но и ответов. Поэтому в порядке исключения не визировал беседу. Что касается замечательного композитора, то роль агента, администратора и пресс-секретаря успешно исполняла по совместительству его жена Тереза Сократовна. Когда она ненадолго отложила «поводок» и вышла из рабочего кабинета, изрядно вспотевший из-за моей кучи вопросов Арно Арутюнович по секрету признался: «Когда будешь звонить мне и услышишь фразу «Он занят – вовсю работает», не верь. На самом деле мое любимое занятие – заполнять кроссворды до последнего слова!».
Отдельного повествования заслуживает дружба с Арменом Борисовичем на протяжении 18 лет. Началась она с необычного для популярнейшего еженедельника «Футбол-Хоккей» разговора (чего стоил только снимок из гримерки Маяковки, где народный артист РСФСР и Армении в хитоне Сократа держал в руках мяч). Продолжилась на моей свадьбе, где он считался крестным. А закончилась скверно: его ныне скандально известная экс-супруга Татьяна Сергеевна облыжно «отсекла» меня от дальнейшего общения. Впрочем, я оказался не первой ее «жертвой» – «власовский расстрельный список» возглавили некогда верные друзья Джигарханяна (кинорежиссер Эдмонд Кеосаян, актер и режиссер Хорен Абрамян), а замкнул его, судя по всему, недавно ушедший от нас кинорежиссер Нерсес Оганесян.
– Как-то мы скатились на минорную ноту.
– Нет-нет! Позитив в моем мини-мемуаре преобладает: Армен Борисович по-отцовски помогал по многим статьям – приглашал на все свои театральные и кинопремьеры, «раскрыл глаза» для восприятия окружающего мира без «розовых очков», влюбил в театр и кино, познакомил со многими неординарными личностями, «подарил» коллекцию прекрасных афоризмов.
– Вспомни, пожалуйста, тот из них, который чаще всего озвучиваешь.
– Однажды великого русского и американского педагога и актера Михаила Чехова попросили одним словом дать определение жизни. И он нашел гениальную формулировку: «Вдруг».
– Прости, но лучше о тебе не скажешь – вдруг бросаешь Москву, всех и вся, став собкором «Труда» по Армении. Что произошло?
– 7 декабря 1988-го, 10.41 (время московское). Моя жизнь – работа, семья, родные, друзья, коллеги – разделилась на «до» и «после» катастрофического землетрясения. Никто не представлял масштабы трагедии, когда я, сидя на 6-м этаже известинского здания на Пушкинской, получил из Тбилиси от мамы срочную телеграмму о том, что папа вместе с одноклассником (не виделись 20 лет!) в тот день утром приехал поездом в Ленинакан к его сыну.
Когда их не нашли среди живых и раненых, в текущем выпуске «Недели» редакция выразила мне соболезнование, а «Труд» предложил написать статью в ближайший номер (профсоюзный орган имел 20-миллионный тираж). Я остался на ночь в своем кабинете и к утру распечатанный беловик отнес в соседний Настасьинский переулок.
После того, как вышла в свет исповедь «Прости меня, отец», редакция предложила подумать о переходе на вакантную должность собкора по Армении. Перевесили аргументы «за»: новый творческий вызов и возможность разрешения проблем вроде подготовки памятника на кладбище и переезд мамы к нашей родне в Гавар после акций против армян со стороны президента Грузии Гамсахурдиа (несмотря на это, спустя пару лет мой будущий собеседник велел показать в записи наше интервью для «Труда» в прайм-тайм по республиканскому ТВ).
– Итак, ты занял номенклатурный пост с отсюда вытекающими приложениями вроде служебной автомашины, правительственного телефона, копеечных харчей в столовой ЦК компартии, оплаты командировок и продуктового пайка.
– Плюс многолетнее проживание в ереванской гостинице «Раздан» с окнами на дачи руководства республики (забавно, но собкор «Советской культуры» приходил ко мне с биноклем, чтобы после наблюдений сочинять конспирологические комментарии).
Для подстраховки моего назначения главреду профсоюзной многотиражки позвонил его коллега по службе в аппарате ЦК КПСС Оников (вскоре у нас, тбилисцев, завязалась творческая дружба). Леона Аршаковича об этом, как я позже узнал, попросил его тезка Бокерия, тогда зам. директора Института сердечно-сосудистой хирургии – мой первый «Гость 13-й страницы».
– Какими личностями расширился твой круг общения за годы работы собкором «Труда»?
– Авантюрная идея выдвинуть меня в армянский парламент осенила народного депутата СССР, члена Военного совета генерал-лейтенанта Михаила Суркова. Будущий член Политбюро ЦК КПСС и аудитор Счетной палаты России, пообещав обеспечить голоса солдат-избирателей, по-военному настоял на моем сборе рекомендаций от коллег по Съезду народных депутатов СССР – Балаяна и Старовойтовой. После кончины Андрея Дмитриевича Сахарова Галина Васильевна передала мне уникальные документы для подготовки моей первой книги «И один в поле воин», изданной в Ереване, посвященной памяти великого гуманиста и защитника арцахских армян и иллюстрированной потрясающими снимками моего старшего коллеги Юрия Роста.
Накануне выборов я собирался улететь в Москву, когда в полночь позвонила Старовойтова, которая всегда селилась в «Раздане»: «Твою кандидатуру собираются выставить против следователя Николая Иванова – напарника Тельмана Гдляна, уволенных из Генпрокуратуры СССР. Команда председателя Верховного Совета СССР Анатолия Лукьянова, видимо, намерена втемную использовать тебя». Пришлось успокоить Галину Васильевну, заверив о нежелании заниматься «грязной» политикой.
Еще раньше Сурен Арутюнян во время вручения мне «верительных грамот» заметил, что если бы знал меня раньше, пригласил бы в свой аппарат.
Кстати, и Старовойтова, и Сурков, и Юрий Аракелян, бывший собкор «Правды», вошли в число моих собеседников, когда я по просьбе местных телевизионщиков целый год вел каждое воскресенье в прямом эфире часовую передачу на русском языке. Тогда же одна из моих «параллелей» сошлась с заслуженным строителем России Арцруни, замом председателя Совета министров республики, курировавшим восстановление зоны бедствия после землетрясения. Однако после смены «караула» в штаб-квартире ЦК КП Армении Варткез Багратович стал персоной нон грата.
Предыдущий местный лидер Демирчян после отставки, инициированной в Кремле и на Старой площади, возглавил родной для себя завод «Армэлектро». В конце 1991-го Карен Серопович пригласил меня на продолжительную (почти три часа) беседу. Когда сели за стол, попросил: «Разговариваем без диктофона». После кровавого расстрела в армянском парламенте, где среди жертв оказался Демирчян, я ругал себя за верность мужскому и журналистскому слову.
– Почему же ты решил – снова вдруг – вернуться в центральный аппарат «Труда», хотя армянские власти тебе, как и иным собкорам центральных СМИ, предложили переселиться в новую квартиру в центре Еревана?
– «Сказочная» идиллия длилась примерно год-полтора. До тех пор, пока события в Арцахе не ускорили падение сгнивших конструкций советской системы. Правда, кабинеты начальников заняли страшно голодные и ненасытные «дЭмократы в волчьих шкурах». То есть удары землетрясения, выйдя наружу, распространились по Армении вдоль и поперек. Разбежавшаяся к независимости республика погрузилась во тьму и хаос. Во всех смыслах.
Вернувшись в Москву, я не только расширил границы профессиональных интересов, но и переехал под уютную и заботливую крышу нового семейного очага, где мы с женой Татьяной сотворили общую победу – родилась дочь Виктория. Вскоре давнишние друзья-известинцы (среди них в те годы на Пушкинской собралась аж дюжина тбилисцев), позвав к себе, поставили необычный ультиматум: на новом месте службы ждут без бороды, которая оказалась финальным фрагментом армянской главы моей биографии.
– Ладно, но читатели нас не поймут, если не обсудим сегодняшнюю ситуацию на родине. Тем более, что премьер-министр республики, напомню, – бывший журналист оппозиционных СМИ, его супруга до сих пор исполняет обязанности шеф-редактора газеты «Айкакан жаманак»…
– ...в переводе на русский – «Армянское время». А если без кавычек, на армянское время, образно говоря, ориентировались, помнишь, многие демократические силы в мире и особенно прогрессивные слои диаспоры 27 лет назад. Когда в начале 90-х после триумфально выигранных выборов властные структуры независимой республики заполонили родственники и приятели, однокашники и коллеги, телохранители и соседи членов «Комитета Карабах». Лишний раз не хочу вспоминать, насколько позорно «завяла» та, по сути, первая «бархатная революция» на постсоветской территории. Например, в качестве анекдота из уст в уста передавали назначение малограмотного пресс-секретаря Левона Тер-Петросяна на место посла Армении за океаном.
Теперь на наших глазах разворачивается попытка № 2. Ее главных действующих лиц не знаю – поэтому не имею вкусовых предпочтений. Зато давно и категорически уважаю Рубена Варданяна, который, по английскому определению «self-made man», сам себя вырастил до уровня разнообразных и объективных списков журнала «Форбс». Весьма показательна его публичная дискуссия с главой республиканского правительства, прилетевшего в первые сентябрьские дни в Москву на 12 часов и успевшего встретиться не только с российским президентом, но и с армянской бизнес-элитой. Варданян поинтересовался у Пашиняна, как и у его предшественников (О. Абрамян, К. Карапетян), относительно гарантий предсказуемости как решающей составляющей потенциальных инвестиций предпринимателей диаспоры. Ответ премьер-министра, судя по отчетам наших осведомленных коллег, прозвучал ошеломляюще неконкретно.
– Значит, действия новых властей у тебя пока не вызывают восторга и оптимизма?
– Знаешь, почему? Если одним словом, пусть и французским, – «дежавю» («ранее увиденное»). Кажется, знакомый мне еще по началу 90-х тотальный дефицит профессионалов приведет к повсеместному и плачевному делению общества на «наших» и «ваших». Тогда как на поверхности лежит необходимость скорейшего включения постоянного «зеленого света» для благоразумных проектов авторитетных представителей диаспоры. Что имею в виду? Ради жизненно необходимого скачка в экономике, например, нужны революционные реформы в сфере налогов и финансовых инструментов с использованием блокчейна и криптовалют. Даже в Минске об этом задумались.
Многие болельщики (и не только) заметили попытку реанимации армянских футбольных клубов – ведь первенство страны скукожилось до их невиданно минимального количества. Однако после того, как ряд московских состоятельных соотечественников стали опекать три из девяти команд, случился долгожданный и тихий переворот в республиканской федерации футбола: полукриминального персонажа сменил руководитель службы национальной безопасности. Лиха беда начало – «свежая кровь» должна реанимировать все сферы общества! Не станешь возражать, если задам тебе вопрос не на засыпку, а по профилю?
– Попробуй! Хотя дирижировать беседами – твой конек.
– Насколько мне известно, «Ноев Ковчег» уже 21 год подряд (!) без какой-либо финансовой или иной помощи государственных или небедных общественных структур вроде Союза армян России аккумулирует на своих полосах разнообразные мнения миллионной русскоязычной армянской диаспоры. Хотя бы однажды тебе, бессменному главному редактору, звонили из Еревана, из соответствующих властных структур с предложением провести совместный «круглый стол» с участием руководителей республики или с идеей подготовить к печати объединенный выпуск «Ноева Ковчега» и, допустим, того же «Айкакан жаманак» на русском и армянском языках?
– О чем ты, наивный московский мечтатель, спрашиваешь? Конечно, нет! Вероятно, имеет смысл начать с тебя – что предложишь для будущих номеров нашей газеты?
– Могу диалогами с тем же Варданяном и его коллегами-бизнесменами продолжить со страниц «Ноева Ковчега» уже заочную полемику с Пашиняном в преддверии анонсированного им «армянского Давоса». Наконец, в качестве десерта постараюсь выкроить время для возобновления своей фирменной рубрики «Чего не видел зритель», но с армянским акцентом. Доволен?
– Надеюсь, твои слова, в отличие от слов некоторых краснобаев, не разойдутся с реальными делами, точнее, с будущими публикациями.
Беседу вел Григорий Анисонян
Оставьте свои комментарии