Андрей Лапочкин: Российские офтальмологи лучшие в мире по всем показателям

– Андрей Владимирович, Вы – офтальмолог, хирург со стажем работы 20 лет, хотя выглядите очень молодо. Когда Вы успели отработать 20 лет? Тем более что на Вашем счету более 20.000 операций! Если честно, это сложно представить и сложно в это поверить, но факты – вещь упрямая, как говорится. Какой самый распространенный недуг, с которым к Вам обращаются пациенты?

– Один из самых распространенных недугов в офтальмологии, в частности в глазной хирургии, которой я много и с любовью занимаюсь, это катаракта. Катаракта – это помутнение хрусталика глаза. Чаще всего это происходит с возрастом. Обычно после 60 лет хрусталик постепенно мутнеет, и это влечет за собой снижение зрения. У кого-то это происходит довольно резко и прогрессивно, у кого-то этот процесс, это заболевание идет медленно. Но тем не менее это постепенно ведет к слепоте. Слава Богу, слепоте обратимой, тому виду слепоты, которому можно помочь хирургическим путем.

– А что Вы можете сказать про глаукому?

– Глаукома – это тоже один из распространенных глазных недугов. Больший процент заболеваемости ею случается у людей в возрасте – обычно после 50 лет. Соответственно крайне важно тем, кому 50 и более лет, измерять такой показатель, как глазное давление. Потому что глаукома – это заболевание, которое очень часто ассоциируется с повышением внутриглазного давления. Высокое глазное давление опасно тем, что оно механически начинает раздавливать сетчатку и зрительный нерв. По сути, что такое сетчатка и глазной нерв – это фотопленка нашего глаза, которая воспринимает свет, который идет к нам от окружающего мира и преобразует этот свет в картину окружающего мира. Глаукома – это заболевание, которое медленно, но верно уничтожает сетчатку и зрительный нерв.

– Какое спасение от этого недуга?

– Спасение может быть разное. Конечно же главное – это постараться вовремя диагностировать это заболевание. Коварство глаукомы в том, что очень долго заболевание протекает совершенно бессимптомно и незаметно. У человека не появляется каких-то ярких и веских причин, чтобы пойти и записаться к врачу-офтальмологу на проверку. Болезнь течет незаметно, и когда уже 60–70% зрительного нерва поражено, только тогда возникают симптомы, которые заставляют человека все-таки пойти к доктору. Он замечает ограничение поля зрения – то есть сбоку видно хуже, человек может ощущать тяжесть в глазу, ну и ряд других симптомов, которые все-таки сподвигнут его на диагностическое обследование. Поэтому хотя бы измерять уровень внутриглазного давления после 40– 50 лет – это очень важно и нужно. Даже если вас ничего не беспокоит.

– А есть разница в проценте заболеваемости у женщин и у мужчин?

– Определенная разница есть, хоть и не скажу Вам сейчас точную статистику. Наверное, у женщин все-таки больше, у мужчин меньше – потому что процентное соотношение мужчин и женщин в возрасте – оно все-таки в пользу женщин. И потому чаще мы будем находить заболевание именно у женщин. Но на диагностику, на лечение, на выбор метода лечения – мужчина это или женщина – это не влияет. И тех, и других надо будет лечить одинаковыми подходами.

– Для такого опытного врача (20 лет в хирургии) Вы довольно молодой человек. У меня есть Ваша статистика – за 20 лет – 20.000 операций. Получается, что в среднем Вы за год 1000 операций делаете? Это фантастическая цифра! Скажите, пожалуйста, что запомнилось из этих 20.000 операций? Какой-то уникальный, тяжелый или фантастический случай?

– На самом деле, если мы с Вами сейчас начнем говорить о тяжелых или необычных случаях, нам не хватит места в газете. Процент очень сложной хирургии настолько высок, что говорить об этом действительно можно долго. К большому сожалению, уровень запущенности здоровья в нашей стране пока еще остается ужасающе высоким. Государство и частная медицина делают очень много для того, чтобы стараться помогать нашим пациентам на крайне высоком уровне – это, конечно, касается и оснащения клиник высокотехнологичным оборудованием, и подготовки кадров, но наши с Вами сограждане очень часто приходят за медицинской помощью на поздних стадиях. Почему-то очень редко боятся идти вовремя или на ранних стадиях, когда болезнь лечить и проще, и намного дешевле.

– Да, к сожалению, это так. И касается не только офтальмологии.

– Да, это касается не только офтальмологии. На самом деле большим процентом сложных случаев и обусловлен опыт отечественных офтальмологов. Мы по многим параметрам обгоняем и американских, и европейских хирургов по уровню наших хирургических навыков, по степени сложности операций, которые мы делаем. Когда на западных конференциях (по крайней мере до СВО мы достаточно часто выезжали в Европу, в Америку на международные конгрессы, часто присутствовали на секциях сложных случаев, видеотрансляциях сложных случаев) мы видели то, что представляли западные хирурги, – мы с российскими коллегами тихонечко улыбались, потому что для нас это казалось легкой рутиной. Российские офтальмологи – лучшие в мире по всем показателям.

– Насколько мне известно, Вы занялись Вашим любимым делом – офтальмологией – не случайно. У Вас целая династия – и отец Владимир Иванович, и мать Марина Викторовна тоже занимаются лечением глазных недугов долгие годы. Насколько я знаю, и брат Ваш в этой области достиг определенных успехов. Расскажите о Вашей династии.

– С удовольствием расскажу. Действительно, мой выбор – пойти в медицину – не случаен. Если мы коснемся родителей моей мамы – мои бабушка и дедушка по маминой линии тоже были докторами. Бабушка была доктором-рентгенологом, дедушка начинал свою работу в медицине как детский доктор – педиатр. Со временем дедушка стал главным врачом, в руки ему досталась очень небольшая и совсем старая больница в одном из подмосковных городов. Мой дед, прошедший Великую Отечественную войну, будучи десантником, был человеком железной воли, инициативный. Он дошел в свое время до Совета Министров СССР. По тем деньгам, если я правильно помню, выбил финансирование примерно в 14 млн рублей – это сейчас, наверное, эквивалентно 14 млрд. И в чистом поле построил большой больничный комплекс, который до сих пор является прекрасным наследием моего деда, прекрасно функционирует.

– А где это?

– Есть такой город с красивым названием Ожерелье – это Московская область, недалеко от города Каширы. Теперь он стал составной частью Каширы. Комплекс является основной многопрофильной клиникой всего того региона, где, собственно говоря, находится больница. Это история моих бабушки и дедушки. Поэтому с самого раннего возраста, будучи еще совсем маленьким, я уже крутился в медицинской среде и видел, что такое медицина.

Моя мама – детский врач-офтальмолог. Хотя изначально она начинала как педиатр-реаниматолог. Она занималась реанимацией новорожденных. Но когда родился я, а потом позже появился мой младший брат, ей стало тяжело выносить постоянные дежурства. Она переквалифицировалась в детского врача-офтальмолога и стала заниматься этой областью. Мой отец – очень известный хирург-офтальмолог, ученый-офтальмолог, доктор медицинских наук. Наверное, он – основной мой учитель и наставник. Мой младший брат также является моим коллегой, он, как и я, кандидат медицинских наук, работает офтальмологом, высококлассно оперирует. Оперирует так же много, как и я. То есть более 1000 операций в год он делает, наравне со мной.

– В продолжение этой темы. У Вашей семьи есть такая клиника – «Леге артис» называется, верно? И также она называется научно-клиническим офтальмологическим центром.

– Да.

– Насколько я понимаю, это частная клиника – чем она отличается от государственной клиники?

– «Леге артис» – это действительно наша небольшая семейная клиника, где работаем мы вместе – и я, и мой отец Владимир Иванович, и мой брат Дмитрий Владимирович. Мы занимаемся в этой клинике диагностикой и хирургическим лечением различного рода глазных заболеваний. Почему он называется научно-клинический офтальмологический центр – потому что, помимо практической работы, нам нравится заниматься наукой. У нас вместе и с отцом, и с братом есть целый ряд совместных изобретений, множество научных патентов, которые не просто – как, к сожалению, нередко бывает с научными открытиями, – открыты и положены в стол. Целый ряд изобретений конвертированы в жизнь и приносят пользу окружающим.

– Человек, который хочет к вам попасть, как может это сделать?

– Вы задали вопрос, в чем отличие от государственной больницы. Давайте начну не с того, в чем отличие, а в чем общность – в том, что мы с большой любовью и удовольствием работаем и с государственными больницами. В нашей частной клинике мы принимаем большое количество пациентов, и всем, кому можем, естественно, помогаем – как терапевтически, так и хирургически, всем, кому это требуется. В чем отличие – наверное, в том, что в нашу семейную клинику конечно же проще попасть. Потому что нет серьезного бюрократического и сложного механизма записи.

– И потока нет.

– Поток, естественно, не сравним с огромной многопрофильной клиникой, но в то же время у пациента есть возможность, подняв трубку, позвонить и записаться к моему отцу, либо к моему брату на консультативный прием. Потому что это всегда является первичным, чтобы понять во время обследования, консультации, что же с пациентом творится, понять, как помочь, можно ли вылечить терапией или все-таки требуется хирургическое лечение.

– Основное Ваше место работы – Боткинская больница – это московский офтальмологический центр, где Вы вместе с 60 врачами, применяя новые технологии и во главе с руководителем центра Аржиматовой Гульжияной Шевкетовной оперируете до 100 пациентов в день!

– Да, Вы не ошиблись.

– Какие технологии Вы применяете, насколько они современны, если сравнить, например, с другими клиниками? Почему прийти в Боткинскую лучше, чем в какую-то другую клинику?

– Давайте начну с первого – это цифры. Действительно, наверное, среднее количество операций в день в нашем офтальмологическом центре – это около 100 операций. Бывает чуть больше, бывает чуть меньше, но цифра весьма ощутимая. Это обусловлено большой популярностью нашей больницы, потому что офтальмологический центр Боткинской больницы является продолжением офтальмологической клинической больницы, которая существовала и до сих пор частично существует в Мамоновском переулке. Это одна из старейших клиник России, Европы и мира. И в стенах этой больницы, где я работаю с 2004 года, собран высококлассный коллектив – и хирургов, и ученых.

Что касается дальнейшей судьбы офтальмологической клинической больницы, то в результате реформы здравоохранения мы стали частью Боткинской больницы. Это одна из современнейших клиник России, да и не только России. Это высокооснащенный центр, который занимается практически всеми известными видами патологий нашего организма. Это крупная многопрофильная клиника. Конечно же то, что мы стали частью огромной и современнейшей многопрофильной клиники – большое удобство, ведь мы можем принимать более тяжелых пациентов, которым может потребоваться лечение у других специалистов, не только у врачей-офтальмологов. Это большой плюс.

Если касаться вопроса оснащения – действительно, Боткинская больница, и, в частности, наша офтальмологическая клиника Боткинской больницы, оснащена по очень высокому современному уровню. Это современные роботы, с помощью которых мы работаем в хирургии, это современнейшее диагностическое оборудование, которое позволяет нам с максимальной точностью поставить необходимый диагноз. Если мы коснемся той же самой хирургии катаракты – одного из, как я сказал ранее, распространеннейших заболеваний, – то на самом высоком и современном уровне мы занимаемся и этим заболеванием. Если мы чуть-чуть углубимся в историю хирургии катаракты, то еще какое-то время назад приходилось делать достаточно серьезный разрез глазного яблока, чтобы вытащить хрусталик целиком, потом накладывать достаточно большие швы на глазное яблоко. Реабилитация занимала в среднем 3–6 месяцев. Сейчас же с помощью современных роботов мы делаем эту операцию через микропроколы, буквально 2 миллиметра этот прокол – всего лишь. Это, по сути, такая глазная эндоскопическая технология, позволяющая быстро, эффективно, качественно решить эту проблему в рамках операционной, подарить пациенту достаточно быструю и прогнозируемую реабилитацию.

Еще раз хочу обратить серьезное внимание на то, что очень и очень важно прийти по той же проблеме катаракты вовремя. Не нужно ждать, когда возникнет в глазу полная слепота – это очень резко нарушит безопасность вашей жизни, потому что невозможно нормально и безопасно перейти дорогу, порой люди начинают сильно спотыкаться, поднимаясь или спускаясь по лестнице, и так далее. Есть много факторов, которые на самом деле нарушают безопасность нашей жизни. И еще. Чем дольше человек ждет при диагнозе катаракта, тем степень ее сложности и степень изношенности ткани глаза становится сильнее. И риск получить серьезное осложнение на любом этапе операции кратно возрастает. Конечно, не хочу перехваливать себя и своих коллег, но наш опыт действительно огромен. И даже самые сложные случаи нам удается быстро и эффективно оперировать, реабилитировать. Тем не менее призываю не играть в русскую рулетку и приходить вовремя. И это касается не только хирургии катаракты, но и многих других глазных заболеваний, в том числе глаукомы. Как мы уже говорили, ранняя диагностика заболевания, профилактическая диагностика крайне важна с определенного возраста – например с 40–50 лет.

– Вернемся к Вашим коллегам. Я узнал, что руководитель вашего центра Аржиматова Гульжияна Шевкетовна является с недавнего времени главным офтальмологом Москвы. Это уже говорит о профессионализме, о компетентности, об авторитете вашей клиники и коллег, с которыми Вы работаете – возвращаясь как раз к 100 операциям в день.

– У нас действительно высококлассная клиника. У нас 7 операционных офтальмологических залов, прекрасные хирургические сестры, прекрасные врачи-анестезиологи. Вместе мы – команда. Конечно же один в поле не воин. Как хирург я не могу работать один, со мной работает целая команда. И мы умеем правильно, эффективно делать свою работу. Хочу акцентировать внимание на моем руководителе. Аржиматова Гульжияна Шевкетовна – это специалист с большой буквы. Прекрасный ученый, доктор, хирург, педагог. Она действительно имеет очень высокий авторитет и у пациентов, и конечно же среди наших коллег-офтальмологов. И то, что в конце прошлого 2023 года Гульжияна Шевкетовна стала еще и главным офтальмологом города Москвы – я считаю, это поистине по праву. Уверен, что московская современная офтальмологическая служба займет еще более высокую позицию под ее руководством.

– Очень приятно, что у нас есть такие специалисты. Андрей Владимирович, расскажите, пожалуйста, о Вашей семье. Как Вы проводите свободное время – если, конечно, оно у Вас есть, – чем Вы занимаетесь, есть ли у Вас хобби?

– Начну по порядку. Свободного времени у меня, к сожалению, немного. Потому что я работаю и в Боткинской больнице, и в нашей семейной глазной клинике «Леге артис». Конечно, хотелось бы, чтобы свободного времени было несколько больше, чтобы посвятить его и своей семье, и своим хобби. Но тем не менее стараюсь его иногда находить. Моя семья – это моя любимая жена, которая закончила Московский государственный университет, факультет государственного управления – очень серьезный факультет. У меня двое детей – старшая дочь, ей 13 лет, и младший сын, ему 8,5 лет. Что касается моих хобби, то они разные. Я очень люблю путешествовать, что мы и делаем достаточно регулярно всей семьей. Я очень люблю рыбалку и охоту. Для меня это такой глоток свежего воздуха и в прямом, и в переносном смысле. Это возможность покинуть мой любимый город Москву – иногда это надо делать – и переключиться. Переключиться от суеты большого города, переключиться от рабочего графика, насладиться природой, побыть в тишине, прогуляться. Могу это делать один, могу это делать в компании своих хороших друзей. Но мне это доставляет огромное удовольствие. Для меня это возможность насытиться энергией природы, получить новые силы, новое вдохновение и вновь рваться в бой на своих офтальмологических фронтах.

– Есть надежда, что Ваши дети продолжат Вашу династию офтальмологов?

– Думаю, что надежда есть. Буквально недавно моя старшая дочь начала активно меня просить, чтобы я привел ее в клинику, показал, что такое операционный блок и так далее. Желание я вижу, надеюсь, что смогу ее заинтересовать. В будущем я надеюсь, что смогу заинтересовать и своего младшего сына своей профессией, потому что профессия современного врача-офтальмолога – она действительно интересна. Уровень диагностических возможностей необычайно высок, учитывая то оборудование, на котором мы работаем. Работать на нем интересно, наша специальность еще и предоставляет нам возможность правильно, грамотно, современно помогать людям обретать зрение.

– Кто для Вас в жизни являлся или является авторитетом?

– В первую очередь это мой отец Владимир Иванович Лапочкин – это и прекрасный наставник-хирург, наставник-ученый, ну и врач-терапевт-офтальмолог, потому что он очень хорошо понимает в терапевтической офтальмологии. Конечно, он очень многому меня научил и помог создать во мне серьезную базу врача-офтальмолога. Конечно же есть еще много других прекрасных докторов, которые на разных этапах были моими учителями – это и Сергей Александрович Цветков, заведующий отделением травмы, у которого я был ординатором. Сразу после института я попал в офтальмологическую клиническую больницу и под его руководством проходил профессиональное обучение в рамках отделения глазной травматологии. На самом деле мы занимались не только травмой, мы занимались очень разными видами плановой хирургии, это и были мои первые официальные шаги в глазной хирургии. Гульжияна Шевкетовна Аржиматова – тоже моя коллега, с которой я знаком все 20 лет работы. Я считаю ее одним из самых высоких авторитетов, на который могу ориентироваться. С ней я часто могу посоветоваться, посмотреть, обсудить сложных больных. Она тоже один из моих учителей.

– Что Вы цените в людях?

– Ценю в людях порядочность, ценю в людях ответственность, ценю в людях умение держать слово.

– Насколько Вам удается общаться именно с такими людьми?

– Я стараюсь все-таки общаться с людьми, близкими мне по духу. С людьми интеллигентными, ну и наверное, с людьми, обладающими теми качествами, которые я только что перечислил. Я имею в виду именно порядочность, ответственность.

– Можете ли Вы сказать, что Вы – человек счастливый?

– Конечно. Счастливый. Я считаю, что у меня есть все составляющие счастья. У меня есть прекрасные родители, которые мне подарили жизнь, у меня есть мой любимый младший брат, с которым мы не только коллеги, но и очень близкие друзья. Моя семья – моя жена, мои дети, которых я очень-очень люблю. У меня прекрасная профессия, которой я дорожу, и я каждый день с огромным удовольствием иду на работу. Да, мой рабочий график ненормированный. Я могу в 7 утра выехать на работу, в час ночи только вернуться с работы, а в 5 утра у меня подъем, чтобы вновь собраться и ехать на работу.

– Вот это счастье!

– Многие мои друзья часто удивляются: «Как ты можешь выдерживать такой ритм, такой график работы – работать в 2 клиниках, столько оперировать!» Наверное, могу потому, что мне это действительно в радость. И я думаю, что не такой большой процент людей может похвалиться тем, что они очень любят свою профессию, что они с удовольствием идут на работу. Я считаю, что это взаимосвязано – любовь к работе и успехи, которые у тебя получаются на твоем профессиональном поприще.

– От имени многих и многих людей, которым Вы вернули зрение, которых я сам видел, которые Вам благодарны, и от себя лично хочу Вас поблагодарить за то, что Вы делаете. Будьте счастливы и здоровы!

– Спасибо огромное.

Беседу вел Григорий Анисонян