Армянский круг Михаила Булгакова
Выдающийся русский писатель ХХ века Михаил Афанасьевич Булгаков (1891-1940) довольно тесно был связан с армянами. Кавказ, который, несомненно, являлся своеобразной Меккой почти для всех русских поэтов и писателей ХIХ – ХХ веков, в силу личных и литературно-общественных обстоятельств жизни писателя не был обойден и Булгаковым.
Еще в годы Гражданской войны он оказывается на Северном Кавказе, а позднее и в Закавказье. Владикавказ, Грозный, Тифлис, Батум стали теми «точками», куда забрасывала молодого киевского врача, окончательно решившего посвятить себя перу, бурная противоречивая действительность России конца десятых-начала двадцатых годов. Белые сменяли красных, и наоборот: зачастую люди утром просыпались и не знали, чья же власть сегодня в городе…
Выдающийся русский писатель ХХ века Михаил Афанасьевич Булгаков (1891-1940) довольно тесно был связан с армянами. Кавказ, который, несомненно, являлся своеобразной Меккой почти для всех русских поэтов и писателей ХIХ – ХХ веков, в силу личных и литературно-общественных обстоятельств жизни писателя не был обойден и Булгаковым.
Еще в годы Гражданской войны он оказывается на Северном Кавказе, а позднее и в Закавказье. Владикавказ, Грозный, Тифлис, Батум стали теми «точками», куда забрасывала молодого киевского врача, окончательно решившего посвятить себя перу, бурная противоречивая действительность России конца десятых-начала двадцатых годов. Белые сменяли красных, и наоборот: зачастую люди утром просыпались и не знали, чья же власть сегодня в городе… Именно к этому «веселому» периоду российской истории относятся и первые встречи и знакомства Булгакова, в частности, с кавказскими армянами. В своих воспоминаниях первая жена писателя Татьяна Кисельгоф упоминает, как «осенью 1919 г. пришла повестка от белых… дали френч, шинель и отправили во Владикавказ… Булгаков жил тогда в комнате у каких-то армян…» Вне сомнения, даже это недолгое «житье-бытье» среди местных армян уже дало ему какие-то представления как о конкретных людях, так и в целом о нравах и обычаях армянского народа, широко расселенного в то время, как известно, по обе стороны Кавказского хребта.
Однако среди первых тесных знакомств следует выделить в качестве конкретной и долговременной настоящую дружбу – на всю жизнь – между русским писателем и тифлисской красавицей-армянкой Марией (Марикой) Чмишкян. Уже обосновавшийся в Москве Булгаков в 1928 г. загорается желанием ехать на юг – сначала в Тифлис, затем в Батум. В воспоминаниях второй жены писателя, Любови Белозерской, уделено довольно много места этому знакомству, как она пишет, «с молодой и очень хорошенькой девушкой», которая впоследствии много лет была связана с их семьей и которой «выпала печальная доля дежурить у постели умирающего писателя Булгакова в качестве сестры милосердия и друга». Кстати, Марика, приехав в Москву в 1929 году, с легкой руки Булгакова выходит замуж за его приятеля Сергея Ермолинского. Супруги Ермолинские долгие годы составляли незыблемый круг тепло принимаемых в булгаковском доме армян и «полуармян».
В 1927 году супруги Булгаковы знакомятся с семьей выдающегося армянского композитора Александра Спендиарова. Л. Белозерская писала, что центром внимания была интересная «светло- и обильноволосая девушка армянского типа», которая подружилась с ними и стала их преподавательницей английского языка. Дочь Спендиарова Марина обладала незаурядными творческими способностями: «Она пела, рисовала, проявляла артистический дар, была и талантливым педагогом». В свою очередь, Марина Спендиарова вспоминала об одной из их встреч: «…мы с папой были у Булгаковых. Когда я пришла, Михаил Афанасьевич, Любовь Евгеньевна и папа сидели вокруг стола. Меня поразило то, что папа такой грустный, поникший… Чувствовалось, что в сутолочной Москве он соскучился по Армении…» Летом 1930 г. Булгаков вместе с женой слушал оперу Спендиарова «Алмаст». Л.Белозерская в своих опубликованных воспоминаниях сообщает, в частности, о том «неизгладимом впечатлении», которое произвело на их семью «прекрасное произведение армянского композитора».
В середине двадцатых годов МХАТ осуществляет постановку пьесы Булгакова «Дни Турбиных», а Театр им. Вахтангова – «Зойкиной квартиры». С 1930 года писатель уже работает в МХАТ в качестве режиссера-ассистента. Именно в этот период он сближается с московскими армянами Георгием Якуловым и Рубеном Симоновым. Якулов, живописец и театральный художник, живя в том же доме, что и Булгаков, был тесно связан с литературной и актерской средой. Любопытно, что именно в студии Якулова, где перебывала, наверное, вся московская богема, произошла встреча «шумного» поэта Сергея Есенина с американской танцовщицей Айседорой Дункан, вылившаяся затем в знаменитый на всю страну роман… Московская знаменитость Булгаков также был в этом кругу. Современники и друзья писателя считали, что пьеса «Зойкина квартира» навеяна «якуловскими реалиями», находя, что прототип героини пьесы – жена Якулова, экстравагантная еврейка Наталья Шиф, а после блестящего спектакля вахтанговцев, декорации которого были «откровенно списаны» с дома на Садовой, за студией Якулова прочно утвердилось прозвище «Зойкина квартира»…
Блестящий исполнитель роли Аметистова в «Зойкиной квартире» известный актер и режиссер Рубен Симонов неоднократно встречался с Михаилом Булгаковым – как по творческим делам, так и по не менее «творческим» армянским застольям. Работа над интереснейшей пьесой шла успешно, и Симонов как-то заметил: «Можно понять, как я был счастлив и как дорого для меня было доверие Булгакова». Сам актер всегда подчеркивал, что они, живя рядом, часто виделись, и их встречи доставляли обоим большую радость. Об этом свидетельствуют также дневниковые записи третьей жены Булгакова – Елены Шиловской, которая отмечала, что дружба артиста с Булгаковым длилась до последних дней жизни писателя.
Естественно, у Михаила Булгакова было множество контактов и деловых отношений с руководством МХАТ, в частности с Рипсимэ Таманцевой – секретарем дирекции театра и личным секретарем К.Станиславского. Рипси (так ее звали в театре) имела огромное влияние на выдающегося режиссера и порою «делала погоду» в МХАТ. Эта умная и обаятельная армянка привлекла также симпатии четы Булгаковых, была даже посвящена в их семейные дела, и жена писателя очень тепло отзывалась о Рипси в своих воспоминаниях. Так, она писала, что «Рипси одна из немногих, которая приветствовала наш брак» (напомним, это был уже третий, воспринятый многими в штыки брачный союз знаменитого писателя). Елена Булгакова замечала, что эта «весьма колоритная и влиятельная личность» правит театром вместе с заместителем директора по финчасти Егоровым…
Другой влиятельный армянин в театре – директор МХАТ в 1939 г. Григорий Калишьян – оказался «на пути» Булгакова в связи с намечавшейся постановкой его новой пьесы «Батум» о молодом Сталине, так, впрочем, и не состоявшейся, насколько известно, из-за нежелания самого «вождя народов» фигурировать каким-либо образом на театральных подмостках...
С середины тридцатых годов прослеживается связь М. Булгакова с выдающимся музыкантом и дирижером Большого театра Александром Мелик-Пашаевым. По воспоминаниям жены писателя, Мелик, как его обычно звали в московском дружеском кругу, – не только душа всех приемов и вечеринок, но и деловой и серьезный участник читок и прослушиваний на квартире Булгакова. Заметим, реакция на его новые пьесы и вообще сочинения таких талантливых и умных людей, как, например, Рубен Симонов и Мелик-Пашаев, была очень важна для легкоранимого и где-то даже мнительного Булгакова, а полные огня, жизни, армянского темперамента и гостеприимства друзья всегда «соответствовали» обстоятельствам, поднимали творческий и «боевой» дух писателя, окружали его искренней любовью и дружбой порою в самые сложные минуты.
В последние годы жизни М.Булгакова гостей в его доме поубавилось, – но не потому, что его преследовали неудачи и от него «отстранились», отошли, а лишь потому, что самому писателю уже серьезно нездоровилось. Шумные застолья и встречи со множеством «действующих лиц» сменились у Булгакова все нарастающей тягой к уединению, даже к какой-то отрешенности. Он предпочитал теперь, чтобы приходили только «свои».
Один из безусловно «своих» – Мелик-Пашаев. Мелик вспоминает, как в минуты душевного подъема они веселились и даже озорничали, как дети, в доме писателя, комически изображая тех или иных деятелей МХАТ. Как отмечает С.Ермолинский, муж Марики Чмишкян, «как мало людей бывало у Булгаковых и видело его в таком дружеском окружении, таким неподдельно веселым, естественным, позабывшим на миг будничные заботы, вечное ожидание неприятностей, вечной чиновной власти над собой…»
Старые верные армянские друзья не забывали гостеприимный дом и когда писателя не стало. Многим из них трудно было теперь переступать этот порог, где всегда царили приподнятая артистическая атмосфера, шутки, смех, веселье, и теперь встречать сковывающую и непривычную тишину.
В апреле 1940 г., спустя несколько недель после смерти писателя, Мелик-Пашаев писал вдове Булгакова: «Милая, дорогая Елена Сергеевна! Все, что привелось бы сказать, таким было бы неделикатным, было бы таким пустым и не соответствующим моему чувству к незабвенному Михаилу Афанасьевичу. Передо мной лежит открытка. С нее глядят на меня вдумчивые ласковые глаза. Большой умный лоб перерезан размашистым, крупным почерком. Все! Все во внешнем мире, что осталось мне от любимого друга, - да еще четырехручный «Щелкунчик», подаренный им давным-давно, в первые дни счастливого знакомства. Как ужасно сознавать, что все это было!»
Выдающийся дирижер сокрушался, что все, связанное с Булгаковым, осталось в прошлом и ничего уже не вернуть, не возродить. Мы же, окидывая взглядом это славное противоречивое прошлое, отмеченное выдающимися взлетами творческого духа, подлинными страстями и жизненными бурями, изредка выпадавшим на долю писателя житейским покоем и «штилем», подлинным человеческим, пусть недолгим, счастьем, наполняемся гордым сознанием того, что все это действительно было: в неуемной череде десятилетий рядом с самобытным творцом-самородком и в радости и в печали, но особенно в самые тяжелые и горькие годы были и незаурядные личности – наши соотечественники-армяне, и обогащение их было взаимным и подлинно духовным...
Армянский круг Михаила Булгакова не сужался никогда, радуя и согревая душу русского писателя до последних его дней.
Роберт Багдасарян,
доктор филологических наук
Оставьте свои комментарии