Татул Манасерян: Я верю в командную игру!
Интервью
Просмотров: 6839
Доктор экономики Татул Манасерян из тех немногих экономистов, которые периодически консультируют власть. «Википедия» считает его научным и политическим деятелем, хотя в партиях он не состоит и политическая его деятельность обусловлена скорее гражданским чувством, нежели политическими амбициями. Мы неоднократно обращались к его экономическим знаниям, приводили и обсуждали экономическую цифирь. Но в этот раз разговор зашел на темы, которые не принято обсуждать с позиций экономики. Впрочем, если верить новейшим исследованиям, в которых развитая культура является базисом развитой экономики, а не наоборот, то мало останется того, что не имеет к экономике прямого отношения.
– Г-н Манасерян, после выборов 2008 г., когда пролилась кровь, политологи, в частности Сергей Кургинян, утверждали, что у власти есть год-полтора для доказательства своей легитимности, для чего была необходима высокая концентрация благих дел в коротком промежутке времени. Однако грянул кризис, и на него стало возможным списать просчеты управления. Несмотря на заверения правительства, что кризис нас минует, он ударил по нам больнее, чем по другим экономикам, гораздо более причастным к кризису. Как, по-Вашему, вправе ли мы после подобных заявлений обвинить экономическую власть страны в некомпетентности?
– В кризис все правительства были не совсем адекватны, правда, ответственность перед своими народами осознавали по-разному. Конкретно наше правительство дебютировало своей программой в НС, которой не суждено было сбыться из-за кризиса. В 2009-м была разработана антикризисная программа, в 2011-м прозвучали заявления, что экономика Армении уже выбралась из кризиса и 2012-й – это уже год стабилизации и развития. Но каковы основные направления стабилизации и развития – мне так и не удалось узнать. В итоге о дебютной программе мы ничего сказать не можем – кризис ее отменил. Но о реализации антикризисной программы, к сожалению, тоже. По ряду антикризисных мер просто нет данных. По крайней мере, мне их узнать не удалось. Полагая, что правительство нуждается в помощи, мы предложили свой вариант антикризисных мер, но от него правительство просто отписалось.
– Редкое правительство обрадовалось бы чужой инициативе…
– Это не единственная проблема, с которой приходится сталкиваться экономисту. Хуже всего то, что из-за разных методик подсчета экономических параметров у нас складываются разные экономические картины. За одну из них правительство достойно критики, за другую – всяческой похвалы. Эти лучезарные картинки я привык называть «статистической живописью». В частности, в начале прошлого года появились цифры двузначных темпов развития сельского хозяйства. Но в феврале. Конечно, я рад, что у нас сельское хозяйство зимой развивается двузначными темпами. Но за счет чего? Ответа на этот вопрос мне получить не удалось. Еще один пример – платежный баланс. Поступления иностранной валюты, независимо от того, кредит это или грант, делают платежный баланс положительным. И чем больше мы берем в долг, тем положительнее баланс. Еще один парадокс учета. А без точной цифири и адекватных инструментов измерения мы так и не узнаем, в какой стране живем.
– Даже с неточной статистикой можно тем не менее делать определенные оценки состояния экономики. После эры двузначных темпов экономического роста, даже если он был существенно меньше за счет неточной статистики, у нас резко упали амбиции. Двум процентам роста радуемся, как дети, а когда он переваливает за 4% – мы приходим к выводу, что у нас гениальное правительство. За что же мы боремся и куда мы идем?
– Ваш вопрос – следствие неопределенности и отсутствия стратегических целей, которые считаются угрозой национальной безопасности. Ориентиры у нас есть, но они не основаны на конкретных измерениях и расчетах. Какие ресурсы – человеческие, природные, промышленные, финансовые – у нас есть и чего нам не хватает? Не имея представления о себе, мы не можем составить программу и тем более реализовать ее. Не можем знать, куда катится экономика и что нужно сделать, чтобы придать ее движению нужное направление. Кстати, те же двузначные темпы являлись темпами не развития, а восстановления. Мы достигли советского уровня процентов на 70, вряд ли больше. Правда, с новым экономическим качеством, которое, безусловно, образуется за счет упорства частного сектора. Отдельные компании стараются наладить свой бизнес и в отдельных случаях добиваются успеха. Что очень хорошо, но отдельные эпизоды современной экономики не делают ее конкурентоспособной в общем. Таковой она станет тогда, когда мы реально поймем, что имеем, чего у нас нет, в какой помощи мы нуждаемся и откуда ее получить. Какая модель успеха других стран применима в Армении? Способствует наш менталитет реализации данной модели или надо что-то подправить?
– В модели или в ментальности? Мне иногда кажется, что менталитет, о котором мы очень любим говорить, на самом деле – дело десятое. Всякий народ по много раз менял свой менталитет, чтобы ответить на вызовы эпохи и выжить. Турки иногда удивляют иностранцев трудолюбием вместо свирепости, русские проявляют сдержанность в выпивке и т.д. Нам кажется, что мы мудры и трудолюбивы, реально это касается явно не всех.
– Скажем так: мы совершенно не работаем над тем, чтобы составить рабочее представление о своем менталитете. Чему мы подвержены и чему – не очень. Какая среда оптимальна для проявления одних качеств и какая – для проявления других. И какой менталитет нам нужно сформировать. Мы говорим сейчас не о чистой экономике с темпами роста и объемом ВВП. Мы говорим о духовности, культуре, без чего попросту невозможна развитая экономика, о стремлении к которой заявляли и заявляют правительства Армении за все время независимости. Мы говорим об идеологии, которой в общем-то нет. Разрозненному патриотизму, о котором заявляют политические силы, до идеологии еще расти и расти. Народы с идеологией способны на многое, хорошее и плохое, и определяющим является качество идеологии. Если патриотизм переходит в национализм, то это чревато деградацией и грядущими катастрофами. Если вам удается гуманизировать и перевести самурайский кодекс бусидо на современный язык, то у вас начинается развитие и процветание. То есть именно идеология, которая почему-то считается неэкономическим фактором, определяет облик экономики.
– Каким должен быть армянин, что он себе не может позволить в принципе, а допустив это, должен подать заявление о выходе из слитных рядов армянства?
– Примерно так. Четкая идеология определяет и инвестиционное поле. Те, для которых она комфортна, будут инвестировать в эту страну, те, которым она не нравится, будут искать другие поля для инвестиций. Нравственные ценности, честность, доверие… Кстати, современный мировой кризис я называю еще и кризисом доверия в мировом же масштабе. Народы не доверяют правительствам, правительства не доверяют друг другу, международные организации не доверяют правительствам и т.д. Взаимное недоверие везде и во всем.
– Недоверие есть серьезный изъян и в нашей ментальности. С экономическими же последствиями. Из-за этого дефекта у нас практически отсутствует крупный корпоративный капитал, который среди прочего означает и отсутствие сложения возможностей. Каждый должен в одиночку дойти до величины капитала, позволяющей крупные проекты.
– И потому нет рынка ценных бумаг – очень важного инструмента современной экономики. Однако называть это чисто национальным недостатком я бы не стал. Понятно, что 70 лет советской власти тоже чего-то стоят, но мне этот недостаток кажется больше результатом отсутствия ориентиров новейшего времени. И потому советы тех, кто имел возможность выстроить новую экономику, но вместо этого погубил то, что попало им в руки, воспринимаются как минимум с недоумением. И эту их болезнь – отсутствие ориентиров и программного мышления – мы не преодолели до сих пор. Тогдашним лидерам казалось, что либеральная модель сделает все сама, а их долг – это удивить мир семимильными шагами в либерализм, без учета специфики периода.
– Получается, что мы плывем без руля и без ветрил. И вместо того, чтобы дать чисто экономический совет, типа, вложить куда-то денег побольше, а налоги сделать поменьше, Вы предлагаете создать национальную идеологию, которая и приведет нас к развитию.
– Примерно так. Более того, национальная идеология должна быть общей для всего армянства, это должен быть совместный продукт Армении и диаспоры, являющейся нашим конкурентным преимуществом. Кстати, попытки формализации идеологии делались и делаются, нравственные подходы в определенной степени отражены в уставах цеховых союзов, есть кодексы воинской чести, формализованные понятия благопристойности и т.д. Все это может послужить нравственным и моральным стержнями идеологии. После чего будет гораздо проще выработать конкретные модели национальной экономики. К сожалению, международные организации воспитаны на примерах уже развившихся экономик с высоким налогообложением, у нас же экономика недоразвитая, и подходы, соответственно, должны быть другими. И тут без собственных мозгов и интеллектуальных ресурсов диаспоры не обойтись. Сперва нужно выработать ориентиры, потом провести инвентаризацию преимуществ и недостатков, дальше – взяться за составление программ.
– Программ у нас, кажется, и так хватает.
– Причем – стратегических. Стратегическая программа сокращения бедности, стратегическая программа борьбы с коррупцией, стратегическая
программа перехода на экономику знаний и т.д. Программы есть, но нет результатов. Мы много говорим, например, о развитии наукоемких отраслей. Но если мы хотим их развить, то необходимо финансировать науку. А если не хотим раскошеливаться, то тему эту можно закрыть. У нас наряду с фармацевтикой и коньячным производством провозглашен приоритет развития точного и сверхточного машиностроения. И если с медпрепаратами и коньяком более или менее ясно, то совершенно непонятно, чего и как можно достигнуть в области точного машиностроения, в этой, к сожалению, утраченной для Армении сфере, оставшейся без кадров даже среднего и низового звена. Это идея без расчетов, без ресурсов, и речь идет именно об этом – всякая идея должна быть подкреплена точными представлениями и расчетами. Экономика знаний – это финансирование науки не менее 3% ВВП, это, как минимум, один рейтинговый университет.
– Мы много говорим о развитии образования, но этот проект может состояться только в том случае, если общество испытывает потребность в интеллекте. Если нет – то остается питать своими мозгами экономики других стран, причем задешево.
– Безусловно. Потребность в интеллекте должны испытывать не только области, основанные на знаниях, но в первую очередь – правительство. Оно должно быть основано на знаниях, с высоким образовательным цензом управленцев. Когда же целыми отраслями управляют люди, скажем так, с не очень высоким образовательным уровнем, то экономика знаний не имеет шансов на становление.
– Эта проблема, насколько я знаю, имеет свою историю. При светлой памяти Андранике Маргаряне был запущен в оборот тезис об управлении страной не технократами, а политиками. По тем временам это была формула примирения политических сил, которые таким образом получали доступ к министерским и прочим портфелям.
– Политика и менеджмент – это, безусловно, разные сферы деятельности. Однако во времена того же Андраника Маргаряна, в августе 2000 года была впервые в эпоху независимости разработана очень конкретная программа правительства по отраслям, вплоть до предприятий. По срокам, ответственным лицам и т.д. Ваш покорный слуга тоже приложил к этому руку. Сказать, что эти программы реализовались полностью, я бы не стал. Но была попытка программного управления, то, чего я не вижу сегодня. Говорить, что отсутствие грамотного планирования происходит из преданности либерализму, я бы не стал – либеральные экономики давно перешли на пятилетнее планирование, причем на всех уровнях. Чиновник у них отвечает за результаты своей работы, и ответственность его может простираться вплоть до уголовной. А много вы знаете случаев наказания чиновников у нас за срыв обязательств?
– Ну, это объяснимо. Ни одно правительство в мире не станет обременять себя излишними обязательствами, чтобы потом себя же и наказать за срыв обязательств.
– Первое, чему нужно научиться – это осознать, что правительство существует на средства налогоплательщиков, т.е. на наши с вами деньги, и потому подотчетно нам. Нам же кажется, что своих чиновников кормим не мы, а кто-то другой. Когда у нас сложится психология налогоплательщика, тогда и правительства станут ответственнее. Американские армяне, выдвигающие требования своему правительству по армянским проблемам, вполне осознают зависимость чиновников от граждан. Нас же это чувство по отношению к своим чиновникам пока не посетило. Когда посетит – тогда изменится многое, если не все. Мы проигрываем в этом плане не только развитым странам. Мы проигрываем и России, в которой правительство Путина несколько раз отчитывалось в Думе в период кризиса. Наше же правительство своими отчетами парламент особо не баловало.
– Не исключено, что и парламент не испытывал особого любопытства к антикризисным отчетам правительства.
– Вот еще одна экономическая проблема – когда парламент перестает быть народным представительством. Избиратели не могут отозвать депутата, и депутат вполне логично перестает испытывать ответственность перед своим электоратом. У нас есть прекрасные исключения из этого правила. Но всего лишь исключения, правило состоит в безответственности, и потому роль законодательной власти совершенно не соответствует конституционной норме. Она практически не контролирует исполнительную власть, которая является основным поставщиком законов в парламент. Естественно, облегчающих ей жизнь, а не добавляющих ответственности.
– Тот путь, о котором Вы говорите – это долгая эволюция на пути в цивилизацию, с обязательной сменой поколений и прочими условностями цивилизованного развития.
– Вот тут я абсолютно с вами не согласен. Я общаюсь со студентами и вижу, что образуется новое качество. В прошлом году наше общество сумело внести в свой актив очень важную победу. Это история с водопадом
Трчкан, который властью был отдан бизнесу и там планировалось соорудить ГЭС, уничтожив тем самым природный памятник. И именно молодежь сумела заставить тех, которые полагают, что им все дозволено, вернуться в лоно нормальных представлений. Для меня это очень важно, это означает, что у нашего общества есть перспектива. Причем это движение по спасению водопада было абсолютно неполитизированным, оно началось и оставалось до конца сугубо гражданским.
– В общем, два пути. Первый – становление гражданского общества с ответственностью власти перед избирателем. И второй путь – это колоссальное везение, когда нам вдруг удастся выбрать человека масштаба Ли Кван Ю себе в начальники…
– Я думаю, что Ли Кван Ю удастся выбрать в начальники тогда, когда мы станем гражданским обществом. И станет это возможным тогда, когда мы станем требовательны к власти. А такие победы, как спасение природной красоты, добавляют нам уверенности. Более всего же они придают уверенности молодежи, которая уже знает, что организованными и последовательными действиями можно победить даже тех, кто всем своим опытом привык ко вседозволенности.
Примерно в этом же ключе прозвучал призыв к избирателям: пусть патриоты, готовые защищать свою страну, защитят свои избирательные участки от фальсификаций. Это, если хотите, призыв к командной игре во имя национальных ценностей. А я свято верую в командную игру и себя считаю командным игроком. Я умею лидировать, но умею быть и рядовым игроком, если того требует ситуация. Пока же, имея огромный потенциал, мы практически ничего не делаем, чтобы добиться успеха. Все успешные страны начинали одинаково: выбирали руководителей, которые заботились об избирателях, не справлялись с задачей – уходили. У многих задача растянулась на поколения. Мы же, я уверен, можем пройти этот путь гораздо быстрее. И начать нужно с того, чтобы точно его обозначить. Что мы так и не удосужились сделать.
Арен Вардапетян
Поставьте оценку статье:
Всего проголосовало 13 человек
Оставьте свои комментарии