Приднестровская формула для Карабаха
В начале августа этого года произошло событие, которое встряхнуло процесс восприятия ситуации вокруг непризнанных государств. Во время конференции в честь 20-летия начала миротворческой операции в Приднестровье один из высших внешнеполитических чиновников России – заместитель главы МИД РФ Григорий Карасин заявил, что будущее Приднестровья Москва видит «в качестве особого района с особыми международно-признанными гарантиями в составе нейтрального молдавского государства».
Это вызвало серьезное оживление в политических и политологических кругах, где сразу же пошли разговоры о том, что Россия «сдает» Приднестровье и что в случае применения аналогичной формулы в других «спорных» зонах Россия таким же образом «сдаст» Карабах, Ю. Осетию, Абхазию и, таким образом, многолетние конфликты сами по себе разрешатся так, как этого требуют Баку и Тбилиси.
В самом деле, если представить, что эта формула сработает для Приднестровья и для Молдавии, то почему бы ей не сработать и в случае, например, карабахского конфликта? Вспомним, что целый ряд российских политиков, включая Владимира Путина, неоднократно говорили, что модель урегулирования в Косово должна универсальным образом распространяться на Абхазию и Южную Осетию, и вообще выступали за унификацию подхода к неразрешенным территориальным спорам современности. Казалось бы, теперь самое время применить свои собственные требования к конфликтам на Кавказе. Так ли это?
Думается, что нет, так как ситуация здесь значительно сложнее, чем это видится тем, кто пытается примерить это решение на другие сложные регионы. Боюсь, что в данном случае мы имеем дело с примерами двойных стандартов, которые нам явно демонстрируют лидеры как стран Запада, так и России. Не стоить тешить себя иллюзиями – в условиях кризиса международно-правовой системы никакого универсализма не может быть найдено. При наличии двух таких равнозначно важных принципов, как нерушимость границ и право наций на самоопределение, в каждом конкретном случае разные страны будут выбирать именно тот из них, который отвечает их интересам в данный момент. Это в равной мере относится и к США, признавшим Косово, но не Нагорный Карабах, Абхазию и Ю. Осетию, и к России, требовавшей универсализма в подходе к этому вопросу, но не распространившей свое признание на остальные «спорные» территории.
Если абстрагироваться от дипломатической риторики, то мы увидим, что пример Приднестровья не может быть, как шагреневая кожа, «растянут» на другие конфликты, и причин тому несколько.
Во-первых, это действительно в огромной степени разные случаи. Ажиотаж вокруг слов Г. Карасина и утверждений о «сдаче» Приднестровья не совсем понятен. Россия всегда признавала целостность Молдовы и утверждала, что решение конфликта Тирасполь должен искать в той или иной форме союза с Кишиневом. На этих позициях основывались и так называемый «план Козака», и проект «Медведева – Меркель», то есть в этом отношении ничего принципиально нового и сенсационного российский дипломат не сказал.
Со мной могут не согласиться, сказав, что Россия и сейчас признает территориальную целостность Азербайджана, так что, по аналогии, это не помешает ей в один прекрасный момент потребовать возвращения Карабаха в его состав, и что до августа 2008 года Россия ровно так же поддерживала целостность Грузии, что не помешало ей в конечном итоге признать независимость Абхазии и Южной Осетии.
Это все верно, однако это возвращает нас к двойным стандартам и как раз к тому, что единого метода урегулирования конфликтов в нынешней ситуации не может быть найдено. Я помню, как после 08.08.08 некоторые армянские эксперты находились в недоумении и даже обижались на Москву – они не понимали, как, требуя универсализма в решении конфликтов в непризнанных государствах, Россия признала Абхазию и Южную Осетию, но не признала Карабах и Приднестровье!
Хочется напомнить, что для Москвы универсализм в данной ситуации заключался не в том, чтобы признать чохом все непризнанные государства, а в том, чтобы показать стороне, решившей напасть на территорию, которую она считает своей, что в таком случае она может потерять все и сразу.
Во-вторых, повторюсь, случай Приднестровья самым кардинальным образом отличается от того, что происходило в Нагорном Карабахе, Абхазии и Южной Осетии. Откол Приднестровья от Молдавии не носил характера межнационального конфликта – и с одной, и с другой стороны находились люди, представлявшие тот же национальный состав – преимущественно молдаване, русские, украинцы. В отличие от конфликтов на Кавказе, военные действия в Приднестровье не привели ни к массовому отъему имущества у людей «проигравшей» национальности, ни к их настолько же массовому исходу – около 30% жителей этой территории являются молдаванами и в то же время в столице Молдавии – Кишиневе – проживает больше русских, чем в считающемся про-русским Приднестровье.
Отсутствие противостояния на национальной почве привело к тому, что, опять же, в отличие от кавказских случаев, острота приднестровского конфликта была несоизмеримо меньше – после краткосрочной войны стороны долгое время дискутировали о путях возможного совместного сосуществования, а тесные отношения между молдавским и приднестровским обществами жителю, например, Карабаха трудно даже представить – сохраняется транспортное сообщение, идет определенное экономическое сотрудничество, от 30 до 50% приднестровцев имеют молдавские паспорта, а тираспольский футбольный клуб «Шериф» регулярно играет в чемпионатах Молдавии.
Раскол между Тирасполем и Кишиневом прошел по линии политики – это было нежелание жителей Приднестровья, считающих себя частью постсоветского, пророссийского мира, согласиться на политику румынизации народа, объединения с Румынией и следования курсу НАТО. Все это приводило к мысли, что если политические права приднестровцев окажутся урегулированными, то нахождение компромисса возможно и в рамках территориальной целостности Молдовы.
Эта модель выглядит реалистичной еще и потому, что, в отличие от Ю. Осетии и Абхазии (а также Армении с Карабахом), у России нет общих границ с Приднестровьем, а значит, даже при поддержке приднестровского суверенитета, в самом критичном случае, обеспечить непосредственную безопасность этой территории России будет очень трудно – на саму Молдавию надеяться в данном случае не приходится, а Украина, как мы видим, нередко ведет по отношению к России совсем не дружественную политику.
Вместе с тем, существует еще фактор приднестровского вопроса, и этот фактор – экономический. Здесь Приднестровье находится в полной зависимости от Москвы – несмотря на то, что промышленность этого региона считается самодостаточной, его экономика и социалка в огромной степени зависят от дотаций из Москвы – долг Тирасполя только Газпрому составил астрономическую сумму – 3 млрд долл., в то время как госдолг всей экономически отсталой Молдавии на конец 2012 года достигнет суммы 1,2 млрд долл. Некоторые эксперты считают, что в действительности без российской помощи через 2-3 месяца в Приднестровье наступит полный коллапс, и не исключено, что это порождает в головах некоторых «архитекторов» от политики соблазн принудить приднестровцев к решению вопроса таким образом.
В-третьих, еще одним препятствием на пути универсализации методов решения конфликтов является непомерно высокая цена, которую в действительности заломила Москва за возвращение Приднестровья в состав Молдавии. Давайте разберем, что московская формула подразумевает в практическом плане. Среди названных Г. Карасиным требований и тех, что озвучивались ранее, – нейтральность Молдовы, федерализация, отказ от объединения с Румынией, особый статус русского языка.
Если Кишинев примет эти условия, это будет означать федерализацию Молдовы, возможно, до уровня конфедерации с появлением полунезависимых Приднестровья и, возможно, Гагаузии с их широким представительством во всех ветвях молдавской власти и с правом вето на не устраивающие их решения; невозможность для Молдовы объединиться с Румынией и вступить в НАТО и предоставление государственного (в самом крайнем случае – регионального) статуса русскому и, возможно, гагаузскому языкам.
Все это поставит крест на прозападном векторе молдавской элиты, по которому она усиленно шла в течение всего периода независимости этой страны, и приведет к ее коренному развороту от Запада в сторону России. Политика, как и природа, не терпит пустоты – если Румыния и НАТО не будут иметь перспектив серьезным образом влиять на Кишинев, то это неминуемо будет делать Россия, а значит, для Москвы это станет тем вариантом, когда, отдав часть, ты получаешь все. По сути, результатом такого разрешения ситуации станет поворот Молдавии от Румынии, ЕС и НАТО в сторону России и Евразийского союза.
У меня есть глубокие сомнения, что, даже страстно желая возвращения Приднестровья, целиком прозападная молдавская элита согласится на подобные условия. Слишком велика их цена! Автоматическое предложение этой формулы Баку и Тбилиси приведет к тому же, а значит, делает эту возможность практически виртуальной.
Существует и еще несколько причин, которые обуславливают невозможность слепого копирования решений конфликтов. Главная – в том, что не стоит преждевременно бить в колокола и искать опасность там, где, судя по всему, ее пока нет.
Хочу сказать о другом. Все сухие политологические заключения, которые я привел выше, лежат на поверхности и, скорее всего, верны, но они не затрагивают еще одного важного аспекта приднестровского урегулирования – желаний самих людей. Как мы знаем, в ходе нескольких референдумов приднестровцы однозначно высказались за присоединение к России либо – в случае если это окажется невозможным – за независимость. Получается, что, убеждая их вернуться в Молдову, Россия тем самым отвергает своих сторонников и, как это наверняка видится многим, предает своих друзей.
Конечно же, с моральной точки зрения эта позиция российского МИДа не выглядит сильной, и я уверен, что, если дело получит развитие, нам предстоит еще немало услышать по этому поводу. С другой стороны, нам нужно быть реалистами – можно сколько угодно говорить, что Приднестровье – это состоявшееся де-факто государство и даже страстно в это верить, но если это государство не сможет обеспечить свой экономический, военный, внешнеполитический и прочий суверенитет, а страна, которая ему покровительствует, будет лишена многих возможностей к этому, то разговоры об иных методах решения конфликта рано или поздно начнутся. Вне зависимости от нашего желания и от степени нашего патриотизма.
Это тот урок, который нужно усвоить и другим непризнанным или «частично признанным» странам – Нагорному Карабаху, Южной Осетии и Абхазии. Возможно, именно этот принцип имеет форму универсальности для решения всех подобных конфликтов и именно соответствие или несоответствие ему, а не распространение каких угодно формул в действительности будет иметь самое важное значение для урегулирования любых территориальных споров.
Андрей Епифанцев, политолог, обозреватель газеты «Ноев Ковчег»
Оставьте свои комментарии