Россия – Украина: возможны варианты

Присоединение Крыма к России, вооруженный конфликт в Донбассе, ставший самым крупным вооруженным противостоянием в Европе после серии балканских войн 1990-х – начала 2000-х годов, поставили двусторонние российско-украинские отношения на низшую отметку за все время после распада Советского Союза. Возможно, накал страстей не был бы столь высок, если бы дело ограничивалось только спором двух соседних стран. Но помимо этого, украинский кризис спровоцировал жесткую конфронтацию между Россией и Западом, невиданную с момента завершения «холодной войны». Санкции и ответные контрмеры поставили крест на перспективах стратегического взаимодействия между Москвой, Вашингтоном и Брюсселем. Как минимум, в краткосрочной и среднесрочной перспективе.

Даже вызовы на Ближнем Востоке и в Афганистане, угрожающие безопасности и России, и Запада, не заставили их забыть о противоречиях вокруг Украины. При этом широко разрекламированный в РФ геополитический «поворот на Восток» (также детерминированный украинскими событиями) не принес тех результатов, которых от него ждали. Вмешательство Москвы в сирийский конфликт обострило противоречия между российскими интересами и подходами других региональных игроков, прежде всего Турции, что, среди прочего, актуализировало имевшиеся, но находившиеся до поры до времени в тени разночтения по крымскому вопросу в целом и проблематике крымских татар в частности. Как следствие, сближение официального Киева и Анкары, которая еще вчера виделась как «стратегический партнер» Москвы.

Что же касается евразийского гиганта Китая, то официальный Пекин предпочел не участвовать в конфронтации между Россией и Западом, пытаясь оставаться «надежным партнером» и для Кремля, и для Белого дома. КНР, в отличие от США или ЕС, не педалирует тему аннексии, однако, китайские политики остаются по-прежнему верны принципам территориальной целостности.

Впрочем, украинский кризис внес существенные коррективы не только во внешнюю, но и во внутреннюю политику России. Она приобрела отчетливо консервативно-охранительный характер, хотя многие алармистские прогнозы относительно сворачивания рыночной экономики и возведения «железного занавеса» не оправдались. Тем не менее, события в соседней стране отчетливо обозначили зазор между высокой планкой внешнеполитических устремлений (речь, прежде всего, о самостоятельной роли на мировой арене, независимой от установок мирового гегемона – США) и качеством управленческого аппарата, о чем регулярно сообщают не только оппозиционные публицисты, но и представители официальной российской власти. Включая и президента страны. И энергетический кризис в Крыму стал лишь одной из самых впечатляющих иллюстраций к этой проблеме.

Однако украинская тема, доминировавшая почти два года в информационном пространстве России, к концу 2015 года, казалось бы, ушла в тень. Даже во время традиционного президентского послания Федеральному собранию, а также большой пресс-конференции главы государства Украина прозвучала, скорее, вторым, если не третьим планом. На первое место по значимости выдвинулись Турция и борьба с террористической угрозой.

Такие трансформации не могли оказаться незамеченными. Был высказан широкий спектр мнений – от «слива» проекта «Новороссия» до возможности заключения «сделки» между Западом и Россией, в которой Украина рассматривается не как субъект, а как объект, вокруг которого «сильные мира сего» могут договориться. Между тем, не одна из описанных выше версий не может рассматриваться как удовлетворительная.

Начнем с того, что проект «большой Новороссии» никогда в полной мере и последовательно на официальном уровне не поддерживался. Конечно, у части российского истеблишмента были надежды на мультипликацию крымского сценария на юге и востоке Украины. Однако они не нашли своего подтверждения на практике. Масштабное противостояние с Киевом имело место лишь в двух областях Донбасса. И весьма показательно, что? в начале января 2015 года политтехнолог и публицист Александр Бородай (занимавший с 16 мая по 7 августа 2014 года пост премьер-министра ДНР) заявил в своем интервью: «Новороссии-то нет. Мы все, конечно, употребляем этот термин, но это фальстарт, если честно. Новороссия – это идея, мечта, скажем так. Это идея, которая не воплотилась в жизнь. Не воплотилась по целому ряду объективных условий». Следовательно, нет предмета и для разговоров о «сливе». И согласившись на подписание Минских соглашений, Москва не только де-факто, но и де-юре это признала. Другой вопрос, что РФ выступает категорически против хорватского сценария 1995 года (когда под юрисдикцию Загреба были возвращены территории непризнанной республики Сербская Краина) применительно к районам Донецкой и Луганской областей. В их существовании в особом статусе в составе Украинского государства она видит инструмент для сдерживания евроатлантических устремлений Киева. Однако центральные украинские власти именно по этим же причинам опасаются реализации сценария мирной интеграции, ибо вернуться к ситуации апреля 2014 года не получится, а к идее «донбасской Чечни» украинские политики и провластные эксперты относятся скептически.

Если же говорить о «большой сделке» (Сирия в обмен на Украину), то она не представляется возможной в силу двух причин. Во-первых, Запад, и прежде всего США, не готов рассматривать Россию как равного себе игрока на мировой арене. Вопрос в данном случае не в том, плохо это или хорошо. Такова сегодняшняя реальность. Как следствие, любая сделка будет фактически утверждением иного миропорядка, в котором у Вашингтона будет важный, но не решающий голос. Не исключено, что в будущем американский истеблишмент решится на подобное. Но на сегодняшний день такой готовности не показывают ни представители действующей власти, ни их оппоненты (свидетельством чему предвыборные дискуссии в канун главного политического соревнования четырехлетия – президентской кампании).? Во-вторых, даже если по «сирийскому пакету» Россия и Запад договорились бы (а их объединяет немало общих вызовов), то наличие мощных региональных игроков (Иран, Турция, Катар, Саудовская Аравия, Израиль) с конкурирующими интересами и амбициями ставит под вопрос практическое исполнение любых достигнутых компромиссов без их участия. И как бы мы ни рассматривали Доху, Анкару или Эр-Рияд в качестве союзников США, степень контроля Вашингтона над ними небезгранична. И уж тем более Тегеран нельзя рассматривать как послушного вассала Москвы. Таким образом, если «сделка» и будет совершена, то не вокруг Украины, а по поводу будущего устройства Сирии. И не в формате Запад – Россия, а на основе договоренностей всех заинтересованных игроков,? не говоря уже о непосредственных участниках противостояния.

Но в чем тогда причина затухания вооруженного конфликта на юго-востоке Украины? И есть ли перспективы выхода из украинского кризиса в 2016 году, если понимать под этим достижение взаимовыгодного компромисса?

Для ответа на эти вопросы необходимо обратиться к анализу прошлогодней динамики. Весь 2015 год боевые действия в Донбассе проходили, говоря языком спортсменов, рывками. После новогоднего перемирия возобновилось вооруженное противостояние. В январе – феврале основным театром борьбы стал т.н. «дебальцевский выступ». Однако максималистские планки противоборствующих сторон (полный разгром «народных республик» вооруженными силами Украины или, напротив, отказ Киева от претензий на Донбасс) не были взяты. Эскалация насилия заставила и Россию, и Запад найти возможности поверх имеющихся противоречий для активизации т.н. формата «нормандской четверки» (Россия, Украина, Германия и Франция). Как результат, 11-12 февраля 2015 года в столице Белоруссии был подписан Комплекс мер по выполнению Минских соглашений. Подписанный документ стали называть «Минском-2», поскольку он развивал и конкретизировал положения сентябрьских соглашений 2014 года, нацеленных на деэскалацию конфликта. Россия добилась принципиально важных позиций. Так, восстановление контроля над границей со стороны правительства Украины согласно Минску-2 может быть реализовано только после проведения местных выборов и завершиться после всеобъемлющего политического урегулирования к концу 2015 года. Впрочем, именно на дипломатическом направлении в прошлом году достичь решающих прорывов не удалось. Попытки же военной «разморозки» противостояния (как это случилось летом во время боев за Марьинку) не приводили к радикальному изменению баланса сил по тем же причинам, что и зимняя кампания. Противоборствующие стороны и стоящие за ними союзники не смогли достичь решающей победы военным путем. Но при этом к дипломатическому компромиссу они так же не готовы, как и ранее.

В итоге к концу года интенсивность боев снизилась, конфликт оказался не в замороженном, а в подмороженном состоянии. Решающего военного перевеса ни у кого нет, и как следствие, нежелание лишний раз испытывать судьбу в лобовых атаках (как это было в кампании за донецкий аэропорт, например). Но политической воли для изменения положения вокруг Донбасса также не предвидится. Поэтому реализация Минска-2 де-факто перенесена на 2016 год. Киев не идет на уступки по статусу «народных республик». Максимум, на что он готов, это разговор об «особом статусе ряда районов», но не о признании де-факто государства в государстве. Москва же готова не повторять крымский сценарий в Донецке и в Луганске, но добровольно не желает отказываться от такого инструмента, как «особые регионы» в составе Украины, посредством которых она может оказывать влияние на политический курс соседнего государства. Она готова к мораторию. Запад же, с одной стороны, устал от конфликта в Европе с туманными перспективами урегулирования (особенно на фоне нарастающей проблемы с беженцами и выработки эффективной стратегии их интеграции), но с другой – он не хотел бы создавать прецедент самостоятельного решения территориальных споров третьими игроками (в данном случае Россией).

Именно с таким набором проблем все участники украинской партии вступили в 2016 год. Не исключено, что попытки «тестирования» противника будут иметь место, особенно по мере приближения к окончанию даты моратория на выборы в «народных республиках». Впрочем, и после этой даты возможны варианты, когда и почему это будет востребовано. Надежд на резкое улучшение российско-украинских отношений также нет. Напротив, в канун Нового года и сразу после окончания праздничных торжеств прозвучали жесткие заявления в адрес друг друга и из Киева, и из Москвы. Конфликт стал привычным делом для всех его участников. Сегодняшнее положение дел внутри Украины и вокруг нее характеризуется чрезвычайной хрупкостью всех имеющихся конструкций, начиная от самой украинской власти и непризнанных республик юго-востока страны и заканчивая взаимоотношениями внешних игроков по поводу перспектив разрешения опасного кризиса в центре Европы.

При таком наборе существует соблазн ускорить развитие событий и вместо скрупулезного распутывания узлов пойти на то, чтобы решительным образом разрубить их. Однако попытка быстрого силового решения может привести совсем к другим последствиям, что все вовлеченные в игру стороны должны понимать. В этой ситуации основным трендом будет, скорее всего, «заморозка» ситуации как на юго-востоке Украины и в российско-украинских отношениях, так и в отношениях России и Запада. Данный сценарий предусматривает заморозку решения вопроса вокруг статуса ДНР и ЛНР и сведение отношений Москвы и Киева к ситуативным сюжетам (транзит энергоресурсов, переговоры по поводу минимизации вооруженных инцидентов). В случае реализации этого сценария стоит ожидать периодических резких заявлений российской и украинской сторон в адрес друг друга, нового витка газового конфликта. Будет? сохранен образа России-врага в интерпретации украинских СМИ и Украины как агрессивной антироссийской страны (но с меньшей риторикой о нацизме и «бандеровщине»). Все это будет сопровождаться попытками с российской стороны ослабить санкционное давление Запада и, как минимум, подорвать консенсус внутри ЕС по этому вопросу. Украина же, напротив, будет стремиться всеми силами это единомыслие сохранить. Таким образом, будущий год вряд ли приведет к прорывам и выходу из тупиков. Но он может стать основой для прагматизации подходов друг к другу. В особенности если тренд последних месяцев 2015 года в Донбассе (снижение интенсивности боевых действий) будет продолжен. После двух лет противостояния, это, наверное, не так уж и мало.

Сергей Маркедонов, доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики РГГУ