Почему замалчивается факт армянского присутствия в Византии

Недавно появилась статья в «Независимой газете» с характерным названием: «Дело Владимира живет и побеждает». Все интеллигентные читатели знают, что эта газета рекламирует свою позицию цитатой из «Анналов» римского историка Тацита Sine ira et studio («Без гнева и пристрастия»).

Однако автор статьи Сергей Макин явно не лишен пристрастия. С помощью целого ряда сомнительных приемов он пытается вульгаризировать личность крестителя Киевской Руси. Нет смысла приводить тут все его мелкие приемы, укажем на главное. Чтобы принизить не только святого князя Владимира, но и православную веру, к которой приобщил праведник Русь и русских, Макин заявляет, что Владимир Святославович крестился и крестил свой народ… из «робости». Дескать, его ловко «охмурил» византийский богослов:

«Очень уж тонким психологом оказался приехавший к нему греческий богослов. Монах-философ показал киевскому варвару икону «Страшный суд»: праведники радостно шествовали в рай, грешники скорбно влачились в ад. Вздохнул Владимир и сказал: «Хорошо тем, кто справа, горе же тем, кто слева». Философ ответил: «Если хочешь с праведниками справа стать, то крестись».

Владимир не был рыцарем без страха и упрека: однажды он даже залез под мост, прячась от печенегов. Проницательный византийский монах почувствовал робость, скрываемую под маской брутальности, и сделал ставку на богобоязненность, сыграв на внутренней неуверенности князя».

Ученые считают, что сцена общения «греческого философа» с князем стилизована в духе распространенных в то время сказаний о крещении царя-язычника. Христианские катехизаторы часто использовали в своих проповедях рассказ о «Страшном суде». Этот рассказ содержится и в сказании о крещении болгарского царя Бориса (умер в 907 году).

Макин, как сказал бы Андрей Кнышев, «нахально, беспардонно» искажает свидетельство «Повести временных лет» о том, как святой Владимир принимал решение о принятии православия. Как утверждает летописец, князь, увидев картину «Страшного суда», сказал «философу» после слов последнего «Аще хощещи одесную с праведными стати, то крестися» следующее: «Пожду и еще мало, хотя испытати о всех верах». Потом держал совет с боярами и повелел послать «мужей», чтобы те посмотрели, как происходит богослужение у мусульман-булгар, у немцев-католиков, у иудеев-хазар и у православных византийцев. Посланники пришли к выводу, что у булгар «несть веселия», у немцев «красоты не видех никакой», зато у греков «такая служба паче всех стран… и не свеми, на небе ли есмы были, ли на земли».

Как видим, святой Владимир принимал решение, исходя из других мотивов, и православие наши предки приняли, исходя из светлого взгляда на мироздание.

Еще следует иметь в виду, что князь Владимир руководствовался государственными интересами. Византийский император согласился на брак сестры Анны с киевским князем на двух условиях. Во-первых, он хотел, чтобы войска Владимира помогли императору подавить восстание полководца Варда Фоки. Вторым же условием явилось принятие князем и его подданными христианства византийского толка.

По убеждению или бездумно повторяя расхожие мнения, Макин протаскивает «марксистско-ленинское учение» о том, что религия – это «вздох угнетенной твари».

Еще один объект диффамации Макина – кириллица, которая, по его словам, «замыкала страну в славянском кругу, могла завести в тупики провинциализма и маргинальности». Виновницей принятия кириллицы Киевской Русью Макин делает… жену Владимира Анну (963-1011):

«Дело в том, что византийская царевна, ставшая женой Владимира, была, возможно, не родной, а названной сестрой Василия II, дочерью плененного болгарского царя Бориса, жившая при константинопольском дворе, и привезла с собой болгарских священников».

Поистине беспардонности нет пределов. С таким же успехом можно утверждать, что Макин ведет происхождение, используя хрестоматийное выражение Пушкина, от «неразумного хазара».

Как свидетельствует византийский историк Скилица, Анна родилась 13 марта 963 года за два дня до смерти своего отца Романа II, отца Василия II и Константина – будущих императоров Византии. В этом же 963 году, по утверждению французского ученого Жан-Клода Шейне, умерла жена болгарского царя Петра (927-968) византийка Мария Лакапин, и он, чтобы восстановить мирные отношения с Византией, в 963 году отправил в Константинополь в качестве заложников сыновей Бориса и Романа. Так что болгарский царевич Борис никак не мог стать отцом Анны.

Она принадлежала к македонской династии Византии, правившей империей с 867 по 1028 год. В этническом отношении все императоры этого периода по отцовской или материнской линии, а то и по обеим, были выходцами из Армении. Армяне составляли до 25% профессиональной армии Византии и до 15% византийской знати. Ученый из Канады Черенис высказал мнение, что Византию в период царствования македонской династии можно определять как «греко-армянскую» державу:

«Греческой» она была, «поскольку, как всегда, ее цивилизация оставалась греческой; «армянской», поскольку элемент, управлявший ее судьбой и обеспечивавший большую часть ее оборонительных сил, являлся в значительной степени армянским или армянского происхождения. Более того, это была роль огромного исторического значения, так как во время этого периода империя добилась самого большого успеха, когда ее армии повсюду одерживали триумфальные победы, ее миссионеры распространяли Евангелие и с ним цивилизацию среди южных славян, ее ученые возродили греческую ученость и таким образом обеспечили сохранение ее литературы. В этом, возможно, важнейший вклад армян в цивилизацию».

Анна прибыла в Киев в 988 году с большой свитой. Возглавлял свиту митрополит Феофилакт, который являлся митрополитом Севастии, населенной армянами. Анна пригласила из Византии архитекторов и техников для строительства. Ряд фактов заставляет предполагать, что многие из этих специалистов были армянами. Прежде всего, потому, что архитектура и строительство при македонской династии испытали влияние традиций Армении. В церковном строительстве преобладающей тенденцией стало создание архитектурных условий для такого ритуала, который позволял бы верующему полностью предаваться молитве. Это достигалось уменьшением количества нефов и объемов центральной части за счет добавления боковых пространств. Десятинная церковь в Киеве при Владимире и Анне была возведена только с тремя нефами. Археологи пришли к выводу, что в ней имелись каменные плиты с резьбой, в которой армяне отличались особым искусством.

Вероятно, можно говорить о долговременном влиянии византийского искусства периода македонской династии на русское церковное зодчество. Собор Святой Софии, возведенный при Ярославе Мудром в 1037 году, имеет пять нефов, но выстроен в форме крестовокупольного храма, распространенного именно в Малой Азии и Месопотамии. В плане Софии Киевской отчетливо выступает система квадратов, перекрытых куполами.

Резьба Дмитриевского собора во Владимире, заложенного в 1194 году, также заставляет предполагать, что в ее исполнении участвовали армянские мастера. Вот что пишет искусствовед М. В. Егорова в своей книге «Золотое кольцо» о красоте Дмитриевского собора:

«Простота кладки белого камня соединяется с кружевным великолепием сложнейшей и разнообразной каменной резьбы, подобно сказочному восточному ковру, покрывающему ее стены и барабан купола. Впервые мы встречаем в русском зодчестве такую изобильную скульптурную декорацию.

Точное смысловое значение рельефов установить трудно. Наряду с образами христианского характера здесь множество изображений растений, зверей, птиц, грифонов, словно пришедших на русскую землю из фантастического мира романского или восточного средневековья. Быть может, возглавляли работу по украшению собора те пришлые, иноземные мастера, которых, как о том повествует летопись, приглашал Всеволод».

Тот, кто видел собор Святого Креста на острове Ахтамар в Васпуракане, не может не провести аналогии между резьбой на нем и резьбой на Дмитриевском соборе, а также с резьбой на Георгиевском соборе (после 1152 г.) в Юрьеве-Польском. Приведем описание Георгиевского собора искусствоведа М. В. Егоровой:

«Резьба заполняет целиком все стены собора, скрывая под витиеватым узором конструкцию отдельных архитектурных деталей… Все рельефы соединялись в космическую картину мироздания. Система декорации церкви делилась на три яруса: «земля», «земная церковь», «рай». В нижнем ярусе картина цветущей Земли символизировала процветание Владимиро-Суздальской земли как основы Руси. Причудливыми «древесами» поднимались ветви узора с земли, собирая в своем сказочном райском саду добрых зверей, птиц и чудищ. Сильные и грозные, они как бы охраняют стены собора.

До сих пор трудно ответить на вопрос об авторстве этих уникальных рельефов».

Известный австрийский исследователь архитектуры Йозеф Стржиговский в своей вышедшей в 1918 году в Вене книге «Архитектура армян и Европы» полагал, что армянское церковное зодчество оказало огромное влияние не только на Грузию и Византию, но и на страны Западной Европы. В частности, Стржиговский доказывал, что европейская готика во многом есть местное развитие тысячелетней традиции армянской церковной архитектуры. Он писал:

«Речь идет о примерах великого религиозного искусства, которое тем более волнует нас, что они обязаны своим возникновением самым ранним попыткам одного из арийских народов основать национальное государство на христианской почве… Прежде всего искусствоведам необходимо порвать с представлением об армянах как о варварах, перенявших культуру от Рима или Византии».

Однако вернемся к Анне. Она во всех просветительских начинаниях святого Владимира выступала его соратницей. Что зафиксировано в Церковном Уставе, созданном крестителем Киевской Руси: «Се яз, князь Владимир, сгадав есми со своею княгинею Анною и со своими детьми…».

Макин превратил Анну в «плод» прелюбодеяния жены Романа II с болгарским принцем Борисом, как нам кажется, не только потому, что увяз в «социальном заказе» расписать «тупиковость» православия, основанного на кириллице. Еще его статья показывает отношение в определенных средствах массовой коммуникации к «армянскому вопросу», которое можно сформулировать, перефразируя известное выражение De mortuis aut bene, aut nihil («О мертвых или хорошо, или ничего»), так:
«Об армянах или плохо, или ничего!»

Какое-то время назад некоторые искали «армянский след» в террористических актах и криминальных правонарушениях. Потом сменили тактику на полное умолчание о конструктивном вкладе армян в прошлом и настоящем.

В частности, укажем, что по случаю столетия со дня начала Первой мировой войны практически ничего не говорилось широкому российскому читателю об участии армян в этой войне в составе армии Российской империи. А ведь в свое время немецкий генерал Гофман, который видел боевые действия армян на Западном фронте, посчитал необходимым описать их в своих «Записках и дневниках 1914-1918 гг.». Он писал:

«Русским войскам, которые состояли из кавказских частей, удалось закрепиться на левом берегу Вислы и навести мост. Несмотря на все наши дальнейшие усилия, нам уже не удалось прогнать с левого берега противника, который сражался с выдающейся храбростью».

Уинстон Черчилль тоже отметил героизм армянских военнослужащих на Западном фронте в своем труде «Мировой кризис».

А сколько можно было бы рассказать о Кавказском фронте, где армия Российской империи, значительную часть которой составляли армяне, одержала ряд блистательных побед.

Но, видимо, те, кто недоволен выбором святым равноапостольным князем Владимиром православия, а не иного вероисповедания, непреклонно придерживаются правила: «Об армянах или плохо, или ничего!»

В. Арцруни, А. Василенко