Константин Орбелян: «Половина успеха любого музыканта принадлежит его семье»
Константин Гарриевич Орбелян – пианист, дирижер, заслуженный артист России, основатель и музыкальный руководитель двух музыкальных фестивалей – «Музыкальные сокровища в музеях Кремля» и Международного фестиваля камерной музыки «Дворцы Санкт-Петербурга», который он организовал вместе со своей супругой Марией Сафарьянц. С 1991 по 2009 год он возглавлял Государственный академический камерный оркестр России, один из легендарных оркестров мира, созданный в 1956 году Рудольфом Баршаем. Сегодня Константин Орбелян – художественный руководитель и дирижер Московского камерного оркестра Театрально-концертного центра Павла Слободкина. Наша встреча состоялась в московской квартире маэстро, в той комнате, чью, кажется, большую часть занимает великолепный черный рояль. На его крышке мини-экспозицией представлены памятные фотографии, наградные дипломы, чуть поодаль – бронзовый бюст друга, Вана Клиберна…
– Константин Гарриевич, в 4 года Вы берете первые уроки игры на фортепиано в детском отделении консерватории Сан-Франциско, в 6 лет – побеждаете на фортепианном конкурсе Баха, в 9 лет – первый сольный концерт… В одиннадцатилетнем возрасте Вы дебютируете с симфоническим оркестром Сан-Франциско… Вы помните свои детские страхи накануне этих концертов?
– Каких-то страхов и переживаний не было! Дети-музыканты редко чувствуют стресс, для них музыка – это игра, источник бесконечного удовольствия. Я до сих пор остался таким….
Музыканту с самого детства приходится много работать - это правда. Я всегда знал, что буду музыкантом. Когда мой старший брат стал учиться музыке, я поначалу подслушивал, а потом сам втянулся. Очень важно не изменять любимому делу. Бывает, конечно, что люди резко меняют свою профессию, крайне редко, кстати, выигрывая от этого, – но это все не для меня. Столько всего хочется успеть сделать, а времени так мало. В сутках всего двадцать четыре часа, и я чувствую, как иной раз они сжимаются темпом моей жизни - так много надо успеть… Вот и этот декабрь насыщен событиями и концертами: 10 декабря в Государственном Кремлевском дворце с Дмитрием Хворостовским мы представили новую программу из цикла «Хворостовский и друзья», 9 декабря в том же Кремлевском дворце прошел концерт, посвященный 80-летию Микаэла Таривердиева, еще записали концертную программу со Стингом, а также новогоднюю программу для канала «Культура».
– Долгие годы Вы возглавляли Государственный академический камерный оркестр России. Одной из славных страниц его деятельности были двухмесячные гастроли на Международном фестивале в честь 50-летия образования ООН в мае 1995 года в Сан-Франциско. Тогда Вам рукоплескал сам Джимми Картер.
– Я возглавил оркестр в январе 1991 года и сложил с себя эти полномочия в прошлом году, потому что меня попросили возглавить молодой коллектив –Камерный оркестр Театрально-концертного центра Павла Слободкина – после смерти Леонида Николаева, руководившего оркестром с момента его основания в 2003 году. Я согласился, но с условием, что приступлю к новой работе через год.
Что же касается Государственного академического камерного оркестра России, то история нашего сотрудничества началась в 1991 году, когда по приглашению тогдашнего художественного руководителя и дирижера оркестра Андрея Корсакова я сыграл с ними концертную программу; а через семь недель Андрей Борисович ушел из жизни. Мне предложили возглавить оркестр, что было несколько неожиданно, ведь я не был гражданином России, у меня американское гражданство. У меня в то время был очень насыщенный концертный график, я много гастролировал по миру. Недолго раздумывая, я согласился, и за все 18 лет, что руководил оркестром, ни разу не пожалел о своем выборе. В 1995 году мы действительно с триумфом гастролировали в городе моего детства, и как-то перед очередным концертом мы давали пресс-конференцию, где нас приветствовал экс-президент США Джимми Картер. Как раз тогда он и произнес знаменательные слова о том, что музыка заключает в себе огромную силу преображения и выступление на фестивале Государственного академического камерного оркестра России является прекрасным подтверждением этому.
– По счастью, все это уже происходило не в годы «холодной войны»…
– Да, красной краской, как Владимира Спивакова, нас никто не обливал. Кстати, не одному Владимиру Теодоровичу тогда доставалось. Подобный выпад был сделан и в адрес Елены Образцовой, а концерт еще одного советского музыканта пытались сорвать, выпустив в зале «Карнеги-холла» мышей… Те гастроли 1995 года стали для меня памятными еще и потому, что в фестивале принимал участие Лондонский Королевский филармонический оркестр под управлением Владимира Ашкенази. Мы очень давно с ним дружны, я знал его отца, Давида Владимировича, прославленного эстрадного пианиста. С Владимиром мы, кстати, не так давно виделись в Москве… Мы ведь учились у одного педагога в ЦМШ – Анаиды Степановны Сумбатян. Брать у нее уроки мне в свое время посоветовал еще один ее прославленный ученик – Владимир Крайнев; мы впервые встретились с ним, когда он был на гастролях в Сан-Франциско.
– Одновременно в те годы Вы учились в Ереванской консерватории. Это было решением Вашего отца продолжать Ваше образование в Армении? Насколько сильна была поддержка и влияние на Вас как на музыканта Вашего дяди, Константина Агапароновича Орбеляна?
– В 1970 году я приехал в Ереван, конечно, по совету моего отца Гарри Орбеляна. Он – без преувеличения сказать, человек-легенда. Сейчас пишется книга о его жизни, и в ней будет представлено все, через что ему пришлось пройти: счастливое детство в семье родителей-революционеров, арест и расстрел отца, ссылка матери, клеймо ребенка «врагов народа», ужасы войны, немецкий плен, концлагерь, разлука с любимой женщиной, ставшей моей мамой, Верой Ивановной Вознесенской, которая смогла уехать после войны из Германии в Америку раньше него. В США отец приехал с десятью долларами в кармане, работал дворником, грузчиком, а уже через год стал управляющим крупнейшей торговой фирмой «Гампс», а потом и первым вице-президентом Торгово-промышленной палаты Сан-Франциско, еще чуть позже возглавив Международный торговый совет этого города.
Половина моего успеха принадлежит моей семье. Несмотря на то, что отец всегда был занят, он выстраивал свой график так, чтобы иметь возможность возить меня на занятия. Мало кто знает, что мой отец еще и отлично музицировал. И в годы войны он организовал кружок самодеятельности, который выступал перед красноармейцами… Отец, к сожалению, ушел из жизни в 2006 году. Мама сейчас рядом со мной…
А тогда я был пятнадцатилетним американским школьником, которому разрешили подобные «университеты», что вовсе не было принято в США. В Ереванской консерватории я учился как стипендиат Министерства иностранных дел Армении. В то время по всей диаспоре отбирали наиболее одаренных детей и посылали их учиться в Армению. Карьера моего дяди Константина Агапароновича была на самом пике, он практически все время ездил за рубеж на гастроли с Государственным эстрадным оркестром Армении. Кто меня действительно в те годы опекал, так это моя бабушка. До сих пор жалею, что я был тогда так молод и психологически незрел, будь я хотя бы лет на пять постарше, мог бы глубже изучить традиции армянской классической музыки…
– Но в Вашем репертуаре всегда присутствует музыка армянских композиторов: Арама Хачатуряна, Александра Арутюняна, Арно Бабаджаняна...
– Я много играл Бабаджаняна. В 1981 году вместе с виолончелистом Мишей Майским и скрипачом Дмитрием Ситковецким мы первыми исполнили «Трио» Арно Бабаджаняна. Играл я и его фортепианные произведения. Кстати, Дмитрий Хворостовский в нашей совместной программе «Песни советских лет» наряду с песнями Александры Пахмутовой и Василия Соловьева-Седого спел и две бабаджаняновские – «Благодарю тебя» и «Не спеши». В 1987 году с Шотландским симфоническим оркестром под управлением Нэеми Ярви я записал фортепианный концерт Арама Хачатуряна, который получил признание как «Лучшая запись года» в Великобритании.
– Караян мог обходиться без дирижерской палочки, и Владимир Спиваков устраивает целые дивертисменты...Что характеризует Вашу работу за пультом?
– За пультом я традиционен. Ведь надо исходить из того, что каждый музыкант в оркестре – это человек, отказавшийся от сольной карьеры и поэтому хорошо осознающий, что не имеет права на свою интерпретацию музыки. Тем не менее, я считаю, что у любого из моих музыкантов есть право на свое высказывание и я обязан его услышать. Поэтому я не понимаю, когда дирижера сравнивают с диктатором. Наша работа – это не камера пыток, я всегда ее делал только ради удовольствия: своего, своих коллег и зрителей. Хотя действовать кнутом и пряником все же иногда приходится…
– Музыкант – одно из творческих поприщ, когда человек волей-неволей становится космополитом. Как Вы относитесь к таким неоднозначным поступкам, какой в свое время совершил Оган Дурян, расставшись с семьей и переехав на Запад?
– Этот смелый и одновременно драматический поступок нельзя судить с наших житейских позиций. Это повод разбираться не в личной жизни и поступке Огана Дуряна, но в том, почему его вынудили это сделать. Это вопрос к тем, кто возглавлял руководство Армении в те годы… Так всегда бывает, что если кто-то теряет, то кто-то приобретает. Сколько первоклассных ученых, музыкантов, актеров уехали в Америку и Европу сразу после Октябрьской революции! Мы ведь хорошо помним эти имена: Федор Шаляпин, Сергей Рахманинов, Игорь Стравинский… Как они обогатили мировую культуру! В Джульярдской консерватории, где я учился, моим педагогом была Надя Рейзенберг, ученица А.Глазунова и Л.Николаева. Так что я воспитан в традициях русской музыкальной школы, которая по праву считается одной из лучших в мире. Также там работали Иосиф Левин и Розина Бесси-Левина, которая впоследствии стала педагогом первого американского пианиста, покорившего советского слушателя, Вана Клиберна…
Наша семья воссоединилась только в 1960 году благодаря вмешательству Хрущева. Хотя запросы о судьбе матери и брата отец стал делать сразу после окончания войны. И вот в 1957 году пришел долгожданный ответ. А затем последовали еще три года мучительного ожидания. В годы «железного занавеса» из Америки можно было заказать телефонный звонок в СССР и получить соединение в течение трех-четырех дней. Письма вообще не шли… Сколько человеческих судеб было сломано – и ради чего?!
– Сегодня Ваша семья – это уникальный пример, как можно тесно работать на одном поле и в то же время сохранять дистанцию, ведь Ваша жена Мария Сафарьянц живет в Петербурге, Вы, по существу, москвич и гражданин мира...
– Да, все так. Приближается Новый год, а у Маши 31 декабря концерт. Я в это время буду уже в Калифорнии. С семьей я проведу русское Рождество. А бывает так, что я занят 31 декабря и 1 января тоже. Что меня всегда удивляет – полный зрительный зал Московской консерватории в самый первый день наступившего года. Очень хочется пожелать всем нам жить в этой стране так, чтобы можно было чувствовать себя финансово успешным, но в первую очередь нужным людям, а потому счастливым… Именно так я и чувствую себя сегодня в России. Можно продолжать ездить по миру, заключать контракты, но куда-то же нужно каждый раз возвращаться? К могилам родных, к дому и друзьям.
Беседу вела Валерия Олюнина
Оставьте свои комментарии