Разрази меня гром, если я включу этот «ящик»...
Так я говорю себе раз в месяц – и действительно, неделю-вторую не смотрю телевизор, а только кино на DVD. Затем закрадывается любопытство: что они там, интересно, вытворяют? Пробегаю по каналам и убеждаюсь, что вытворяют там то же самое. На некоторых каналах задерживаюсь дольше, а какие-то пропускаю не глядя. Все зависит от пойманной в данный момент картинки. В последнее время стал уделять внимание каналу «Ереван» – только потому, что директором его назначили моего давнего приятеля, режиссера Гранта Мовсесяна, человека веселого, доброго, внешне смахивающего на сицилийского мафиози. Он в силу неуемной энергии, всегда меня поражающей, развил там кипучую деятельность.
Говорят, на этом канале и до него то и дело менялись директора, однако он удивил всех, пробыв здесь рекордно короткий срок. Всего через десять дней позвонил мне и говорит: «Можешь меня поздравить, я ушел оттуда. Уф-ф-ф!..» Потом зашел ко мне, и мы поговорили. О его директорстве и о телевидении вообще. Дело в том, что творческая деятельность Гранта вот уже почти сорок лет связана с чудесным «ящиком». Он один из первых (а на сегодня один из «дорогих») клипмейкеров Армении. Что до меня, то я, положа руку на сердце, не понимаю, как может одаренный человек в столь солидном возрасте заниматься столь несерьезным делом. И хотя мое мнение он никогда не спрашивал, я не раз пытался подтолкнуть его к большому кино. Правда, в девяностые он снял комедийно-музыкальный фильм «Наш дом-3», тоже для телевидения, но об этом не любит вспоминать: работа не слишком удалась. Он не комедиограф, хотя с чувством юмора все в порядке. Его тянет на мелодрамы. Романтичен до невозможности, и эта тяга просматривается во всех его музыкальных клипах, в которых, укладываясь в три-четыре минуты экранного времени, он каждый раз рассказывает какую-нибудь душераздирающую, порой кладбищенскую историю. К женщинам относится трепетно, не то что ваш покорный слуга. Сто лет назад, когда мы с ним учились в одной школе в параллельных классах, он аршинными буквами на стене школьного коридора признался в любви к одной молодой, сексапильной учительнице, по которой сохла вся мужская половина школы. Слова признания были нелепыми, а эпистола сводилась к тому, что некий аноним страстно желает эту самую учительницу. Директор школы, помнится, затеял по этому поводу следствие, но виновника (в число подозреваемых попал и я) так и не обнаружили. И только много лет спустя, впав в ностальгию за рюмкой коньяка, он признался мне в своем юношеском проступке. С тех давних пор, полагаю, он продолжает признаваться в тайных чувствах и желаниях, но уже не на стенах казенных коридоров, а на общедоступном телеэкране, используя для этого звезд шоу-бизнеса в качестве вспомогательного материала. А в общем неудивительно: всякий творческий акт – это, прежде всего, рассказ о себе и только потом о ком-то или о чем-то.
«Телевидение – это когда люди, которым нечего делать, смотрят на людей, которые ничего не умеют делать». Когда я озвучил эту фразу американского комика Фреда Аллена, он улыбнулся, потом говорит:
– Это было сказано больше полувека назад, когда телевидение только формировалось. Оно давно уже переросло в серьезную профессию. В том-то и проблема, что на нашем телевидении сегодня катастрофически не хватает людей, которые умеют и хотят что-то делать . А в семидесятые-восьмидесятые они, представь себе, были...
Грант закончил в 1972 году факультет телевизионной режиссуры Ленинградского института кино, театра и телевидения. Какое-то время проработал на «Арменфильме» мультипликатором, а в конце семидесятых пришел на телевидение к Армену Оганесяну, который вел тогда популярную музыкальную передачу «22.30». Я эту передачу помню: показывали лучшие отрывки из зарубежной эстрады, которые невозможно было увидеть даже по Центральному телевидению. Кстати, в ту пору и армянское радио передавало эстрадную музыку более широкого диапазона, нежели московское, где все было строго дозировано. Ну, так вот. Пришел Грант к Армену Оганесяну и нагло заявил: «Я отлично разбираюсь в музыке, возьмите меня режиссером». А тот ему: «Оставьте свой телефон, молодой человек, я вам позвоню». И что вы думаете: позвонил и взял ассистентом. На этой передаче Грант проработал до самого ее закрытия. Дальше оставался режиссером Общественного телевидения Армении вплоть до девяностых, сотрудничал с телеканалами Франции и Швейцарии, создал цикл передач «Французские встречи», был художественным руководителем студии и главным продюсером рекламного агентства «Парадиз».
Грант Мовсесян:
– В ту пору, когда я работал в редакции музыкальных передач, армянское ТВ больше тяготело к эспериментаторству, нежели любое другое на территории Закавказья. Я много ездил по стране. Часто бывал в Москве, в Питере, в Прибалтике. Кстати, многие ленты зарубежных исполнителей (тогда телевидение было пленочным) мы брали у эстонских коллег, а те, в свой черед, переписывали их с финского телевидения. В середине восьмидесятых сделали совместную пятичасовую музыкальную передачу с Грузией. Она называлась «На крыльях дружбы». Выстроили своеобразную драматургию: выступления звезд сопровождались кадрами, демонстрирующими их жизнь дома, на репетиции и так далее. То есть это был не просто концерт с бойкими ведущими, а в известной степени тележурналистика. Правда, тогда звездами артистов еще не научились называть. Это сегодня они косяком пошли. Замечу, что грузинское телевидение хоть и было неплохое, но сильно отставало от грузинского же кино. В основном это был советский стиль подачи: неподвижные певцы и певицы с микрофоном в руке. В то время мы работали куда динамичнее. Тогда же я записывал песни в исполнении наших, а позже российских и зарубежных артистов, приезжавших на гастроли. Чтобы понять, как возник жанр клипа, надо вспомнить прежнее скованное поведение эстрадных исполнителей и столь же скованную работу камеры. Лишние движения не поощрялись, подтанцовок, разумеется, тоже не было. В лучшем случае исполнитель мог раскинуть руки, изображая широту чувств. Костюм на нем был строгий, обычно темных цветов, либо национальный, ниспадающий до пят. Декорации кондовые. Мы первые стали ломать эту традицию. Давали исполнителю возможность двигаться, снимали на натуре, экспериментировали со светом. Жанр клипа в современном его понимании еще не вполне сложился, но тандем музыки и режиссерского воображения становился все более заметен.
– А первый клип свой помнишь?
– Помню один из первых – «Еревани сирун ахчик» в исполнении Папина Погосяна. Мы снимали его во дворе жилого дома. Был еще клип с Татевик Оганесян и Артуром Григоряном, а также песня «С днем рождения» с группой «Аспарез»... Меня часто спрашивают, сколько всего я снял клипов, а я, честно говоря, не могу вспомнить, не считал. Помню первые и последние: с Нуне Есаян (с ней сделал несколько роликов), с Аллой Левонян, с Араме...
– Я видел твой изящный рекламный ролик с Назени Оганесян, после которого жизнь без кофе и Назени начинает казаться каторгой.
– Назени, кстати, одна из немногих на нашем телевидении, кто творчески и профессионально делает любую работу, за которую берется.
– На армянском телевидении не часто появляются красивые, одухотворенные лица. Порой мне кажется, на улице их больше, чем на телеэкране. А должно быть наоборот. Специально, что ли, отбирают людей, нуждающихся в пластической операции?
– На самом деле природная красота – вторичный элемент. Все дело в профессионализме: как посадить человека, с какой стороны осветить, в каком ракурсе показать. Создать визуальный имидж. Ну, и конечно, язык, правильно подобранная интонация. Сегодняшний язык в эфире ужасен. Телевидение – это рентгеновский аппарат, надо уметь с ним работать. Здесь любой персонаж, как на ладони, как если бы он стоял голый на площади. Наше с тобой поколение помнит Нару Шлепчян, которая многие годы была символом армянского ТВ. А ведь образ сложился благодаря грамотной во всех отношениях подаче. Человек в жизни может выглядеть совсем иначе, чем на экране. Можно говорить о сегодняшнем «рабисе» или выдуманном гламуре, о чем ты писал, но все недостатки нашего телевидения, я думаю, имеют одну причину – отсутствует фильтр. Раньше был худсовет, состоявший из профессионалов, был главный редактор, который обязательно просматривал материал перед выходом в эфир. Тексты записывались и предварительно просматривались. Идея, сюжет, драматургия обсуждались не на ходу. Кто сегодня отслеживает все это? Говорю не об идеологии, не о цензуре, а о мастерстве. Люди выходят в эфир неподготовленными. Причем, как правило, мелькают одни и те же лица и говорят на всех телеканалах одно и то же. Возникает общее ощущение мелкотемья, кустарщины, клубной самодеятельности. Ведущие не знают гостя, не общались с ним заранее, не составили сценарий беседы. Нет нормальных сценаристов - это общеизвестно, - но хуже всего то, что отсутствует и нормальная журналистика. Одни развлечения. Если судить по нашему ТВ, можно предположить, будто народ только и делает, что поет и пляшет.
Понятно, что развлекательные передачи делать легче, чем тематические, социальные. Но даже развлекательные программы оставляют убогое впечатление. Они или куплены, или просто списаны с зарубежного или российского телевидения. Нет собственных идей, собственного подхода, собственной фантазии. Мы вообще любим копировать других, и при этом мы плохие копировальщики. Главная функция телевидения – подача информации. Сегодня Интернет намного интереснее «ящика», и выдержать эту конкуренцию становится все сложнее.
– Помнишь слова телевизионного оператора из фильма «Москва слезам не верит»? Скоро не будет ни кино, ни театра – одно сплошное телевидение. Сегодняшний компьютерщик сказал бы: скоро не будет ни театра, ни кино, ни телевидения - один сплошной Интернет.
– Конечно, будет и то, и другое, и третье. Но формат телевидения нуждается в пересмотре. Возьмем российское телевидение...
– Я и его не очень смотрю.
– А мне нравится формат НТВ. Видно, что люди делают серьезную работу. Есть у них свежие идеи, есть позиция, есть собственный стиль, и все выверено. Работают с отдачей, профессионально, вдумчиво…
– Кто-то из великих сказал, что телевидение – единственное богатство для бедных. Почему же ты все-таки ушел с телеканала «Ереван»?
– Начну с того, почему я туда пришел. Многое из того, что я сказал сейчас о нашем телевидении, к этому каналу относится в полной мере. Самодельный, скучный, адресованный ереванцам, которые его не смотрят. Долгие и нудные беседы, интересные разве что родным и близким приглашенных гостей, «самопальные» клипы а ля «рабис», отсутствие эстетики, злободневной журналистики, острых социальных тем, связанных с жизнью и развитием города, с его инфраструктурой, культурой, образованием. Предстояло перелопатить все и начать с нуля. Владелец канала сказал: «Бери и делай все, что считаешь нужным», и я почувствовал азарт. Надо было сменить большую часть сотрудников, пригласить новых людей, профессионалов, молодежь. Я задействовал все свои связи, создал банк идей, до поздней ночи сидел у компьютера и на телефоне. Но, во-первых, большие перемены требуют больших финансовых вливаний, во-вторых, они требуют также абсолютно объективной оценки происходящего, в том числе и людей, вне зависимости от того, какая степень родства или иных обязательств с ними связана, а в-третьих – я терпеть не могу неинтеллигентных отношений, грубости, топорности, когда мной понукают только потому, что мне платят. Кстати, и заплатить мне ничего не успели. Я собрал свои скромные пожитки и покинул кабинет вместе с ассистенткой, сделав это столь стремительно, что многие так и не поняли, что же все-таки произошло.
– Думаю, сыграло роль и то обстоятельство, что ты последние годы был независимым режиссером, работающим на самого себя. Да и возраст... Становишься непримиримым к тому, на что раньше мог не обращать внимания. И потом... Как там говорил Фрунзик Мкртчян в «Мимино»... «Валико-джан, зачем тебе большая авиация?» Так вот, зачем тебе большое телевидение? Тем более что его нет. Сделай лучше что-нибудь в большом кинематографе.
– А разве есть большой кинематограф? Ходить с протянутой рукой, выпрашивая деньги у спонсоров, чтобы показать свой фильм в одном-единственном кинотеатре Еревана и по одному разу для армян Москвы и Лос-Анджелеса... Нет, я, конечно, не отказался бы от полнометражного кино, хотя бы по твоему сценарию. Но это такая головная боль. Раньше деньги давало Госкино. Сегодня режиссер должен слезно выпрашивать финансы. А ведь это дело продюсера. Причем в условиях, когда есть процесс и все в этом процессе заинтересованы. Я не вижу ни процесса, ни заинтересованности. Знаешь, когда я был в Арабских Эмиратах, я поражался тому, как эти люди умудрились построить цветущие города в пустыне. А мне сказали, что все просто: отовсюду приглашали лучших строителей и архитекторов. У нас, к сожалению, во всем наблюдается междусобойчик. Потому и по телевидению смотреть нечего. Но деваться некуда, и народ смотрит то, что ему предлагают.
– Пусть не смотрит. И вообще, согласно статистике, чем выше уровень интеллекта, тем меньше человек смотрит ТВ. Один остроумный человек по этому поводу добавил: «На самом деле все наоборот: чем больше смотришь ТВ, тем ниже уровень твоего интеллекта».
– Сократ?
– Нет, Диоген. Он принципиально не покупал телевизор.
Руслан Сагабалян
Оставьте свои комментарии