Ереванский протест: новый «Майдан» или социальное выступление?

После того, как в ноябре прошлого года в Киеве стартовал второй Майдан, приведший к смене власти в стране и ставший триггером масштабного европейского кризиса и конфронтации между Западом и Россией, практически все оппозиционные акции в странах постсоветского пространства рассматриваются сквозь «украинские очки». При таком подходе собственная внутриполитическая повестка дня в рассматриваемой стране отодвигается на второй план. Она приносится в жертву «геополитическому детерминизму», согласно которому практически любой кризис на просторах бывшего СССР является лишь отражением «посреднической войны» («proxy war») между США и Россией. Упускается из виду, казалось бы, очевидный факт, что политический кризис – не вирус. Конечно, по каким-то чисто внешним признакам можно объединять в единое целое события «арабской весны», «революцию роз» в Грузии, два украинских Майдана и две смены власти в Киргизии. Однако даже внутри арабского мира между Тунисом, Египтом или Сирией существуют серьезнейшие отличия. В египетском или тунисском случае мы не будем обсуждать курдскую или алавитскую проблему, а в случае с Сирией невозможно говорить о стратегическом партнерстве с Западом (которое было в период правления Хосни Мубарака в Египте или Бен Али в Тунисе).

И если Грузия до 2003 года уже успела пройти два этнополитических конфликта в Абхазии и в Южной Осетии и получить два де-факто государства, то до второго Майдана в Киеве ни Крым, ни Донбасс не рассматривались, как «горячие точки». Военный конфликт на украинском юго-востоке стал одним из последствий революционной смены власти в стране. Таким образом, послереволюционная Грузия интенсифицировала борьбу за территориальную целостность, сделав ее идефикс своей внутренней и внешней политики, тогда как Украина после второго Майдана столкнулась с этой проблемой не в латентном, а в открытом формате.

Понятное дело, любая страна существует не в вакууме. Она представляет интерес как для своих стратегических союзников и партнеров, так и для противников и конкурентов. И те, и другие пытаются оказывать влияние на происходящие внутри этой страны процессы и извлечь максимальную выгоду для себя. Но какие бы интересы кто ни преследовал, для социального протеста и кризиса должны созреть собственные внутренние предпосылки, имеющие свои неповторимые, уникальные черты. Присутствуют они и в Армении. И прежде чем прикладывать украинские лекала к армянским реалиям и прогнозировать «смену геополитического вектора» в Ереване, стоит более пристально приглядеться к внутриполитической динамике в закавказской республике, разобраться в том, какие сюжеты требуют пристального внимания Москвы. Тем паче, что Россия считает Армению своим стратегическим союзником.

Но для начала немного хронологии. 17 июня 2015 года Комиссия по регулированию общественных услуг страны изучила заявку со стороны «Электросетей Армении». Эта компания является «дочкой» «Интер РАО «ЕЭС», что крайне важно в контексте отношений Москвы и Еревана, прежде всего, их восприятия в армянском обществе. В чем была суть заявки? «Электрические сети» ходатайствовали о повышении тарифа на электроэнергию на 16%! Эта мера должна вступить в силу в первый день последнего летнего месяца. Именно это решение комиссии стало триггером недовольства. Через два дня после этого началась сидячая демонстрация под лозунгом «Нет грабежу». И после того, как требования протестантов не были удовлетворены, они совершили поход к проспекту Баграмяна, где расположены главные государственные учреждения. Итоги этой акции описаны в начале данного текста. У власти есть свои резоны. Паралич работы органов государственного управления чреват опасными последствиями. И среди тех, кто выходил на уличные акции, были те, кто хотел бы использовать массовое недовольство для собственной политической капитализации. Однако действия властей в июне 2015 года выглядят, говоря медицинским языком, как сбивание температуры, а не системное лечение болезни.

Нельзя сказать, что протестные акции в этой республике были чем-то неожиданным. Недовольство властью (не вообще управленцами, а именно действующей администрацией) фиксируется уже не первый год. И не раз были получены индикаторы того, что основа для протестных действий имеется. Напомню, что в ходе президентских выборов 2013 года, когда у Сержа Саргсяна практически не было конкурентов, а многие политические тяжеловесы от участия в кампании отказались, лидер партии «Наследие» Раффи Ованнисян (ранее не блиставший значительными электоральными успехами) набрал порядка 36% голосов. Секрет прост. За этого претендента проголосовали избиратели, недовольные властями (по разным причинам и различным мотивам). Скорее, это были не результаты Ованнисяна, а голосование против Саргсяна. То, что лидер «Наследия» не сумел конвертировать свой успех в последующих выборах в Совет старейшин – это вопрос к нему, как к политику. А также к умению властей находить противодействие оппозиции. Но и то, и другое не отменило существующих социальных проблем и недовольства.

5 ноября 2013 года в столице республики произошли столкновения между полицией и участниками акции под названием «Марш миллиона масок». Конечно же, ни о какой миллионной акции протеста речь тогда не шла. Массовой поддержки она не собрала. Количество ее участников оценивалось в пределах ста человек. Однако итогом столкновения стали 20 арестованных, 38 задержанных, 9 госпитализированных. Не обошлось без дымовых шашек и «коктейлей Молотова». Но самое интересное то, что данную акцию лидер националистической партии «Цехакрон» («Цегакрон») Шант Арутюнян назвал «революцией». Тогда немало российских журналистов, как и сегодня, также актуализировали «компаративистские» упражнения относительно «ереванского Майдана». И хотя акция не имела значительных последствий, она снова стала индикатором присутствия протестных настроений в обществе.

Особняком стоят акции протеста, случившиеся в декабре 2013 года во время визита Владимира Путина в Армению. И хотя ее критический пафос был обращен в адрес российского лидера и его политики по «втягиванию» республики в Таможенный союз (ТС), внутренние мотивы тоже имелись. Присоединение к евразийской интеграции рассматривалось многими не только как дополнительный якорь безопасности для республики, но и как шаг к повышению тарифов и социальным издержкам. И здесь самое время напомнить про связку между армянской «электрической дочкой» и холдингом «Интер РАО «ЕЭС», который на просторах бывшего СССР рассматривается в качестве одного из инструментов российского энергетического влияния (критики РФ даже говорят о «российском энергоимпериализме»). Таким образом, многие решения внутри Армении воспринимаются (или могут восприниматься) в привязке к Москве. Даже если сама Москва непосредственным образом и не влияет на конкретные управленческие решения в Ереване.

Сегодня в Армении, в отличие от Украины, власть и оппозиция не выстраиваются друг против друга на основе отношения к России. Данный вопрос не является системообразующим элементом в их борьбе. Среди армянских чиновников и сейчас можно найти тех, кто скептически относится к евразийской интеграции (если они не говорят об этом открыто, то только потому, что затаились на время). И, напротив, среди оппозиционеров можно найти поклонников углубления союзничества с Москвой. В этом плане показательны многие заявления и комментарии Левона Тер-Петросяна, пафос которых сводится к тому, что оппонентом является не Путин, а действующая в Армении власть.

В этой связи Москве крайне важно не поддаваться эмоциям, не искать призраки «Майдана» там, где их трудно обнаружить, а пытаться выстроить взаимодействие со всем политическим спектром Армении. Недовольство тарифами сегодня – это еще не недовольство Москвой. Но при определенных условиях такая привязка может быть сделана. В особенности если российские политики и дипломаты сделают неверные выводы из протестной акции и совершат свою привязку – оппозиции к проискам Госдепа, а поддержку действующей власти будут всячески абсолютизировать. У автора статьи нет иллюзий относительно благонамеренности американцев или европейцев по поводу российских интересов на постсоветском пространстве. Но сводить всю имеющуюся повестку дня к неблагонамеренности США, НАТО и Евросоюза – огромная ошибка, которая может иметь негативные последствия для российско-армянских отношений.

Сергей Маркедонов