Миклухо-Маклай и другие официальные лица

«Римляне ставили на лица своих каторжников клейма: «Сave furem». А на эти лица ничего не надо ставить – и без клейма все видно». Иван Бунин, «Окаянные дни», менее всего известное у нас публицистическое произведение великого писателя. Я бы эту книгу отдельными кусками цитировал, чтобы кое-кто прозрел, но проблема в том, что незрячие неохотно прозревают. Незрячих следует обходить. Сказать хочу, что и ваш покорный слуга по лицам читать умеет. Впрочем, чтобы читать по нынешним лицам, особого умения не требуется. Просто отстранитесь и понаблюдайте. Гляньте в телевизор, пройдитесь по кварталам города, загляните к чиновникам, постойте в очередях, и вы поймете, кого имел в виду Бунин, когда говорил о новых лицах и «каторжных гориллах». Выражение оттуда же, из «Окаянных дней». Написано в 1918 году, когда наметились в обществе первые мутации. Хотя наметились они раньше; иные общества вообще постоянно подвержены мутациям. Кстати, «cave furem» у древних римлян означало «остерегайся вора». Или недоброго, непорядочного человека. Не знаю, как вам, а мне вот что обидно: проходят века, тысячелетия, и homo sapiens не меняется, а если создать ему благоприятную среду – то и вовсе обратная эволюция начнется. Оно, конечно, галстук носит, костюм, часы, смартфон, и клейма на нем нет, но это ровным счетом ничего не значит. Не торопитесь обвинять меня в мизантропии. Я о другом. Много говорят о казнокрадах и взяточниках; только и слышишь – коррупция, коррупция, да как с нею бороться. А спросишь: «почему же их не ловят сетями», отвечают: «фактов нет, с поличным надобно, постановление суда треба». Какие такие факты, какое такое постановление, какого такого суда? Да вы на лица посмотрите! Клейма не надо: и без него все видно! Про суд и судей промолчу, но если спросите меня, то определенной конфигурации фейс плюс должность, то есть возможность вершить судьбами – уже повод для недоверия, а чуть копнуть – так и заведения уголовного дела. Жулика видать за километр, это я вам говорю, и это куда проще хиромантии, это, если угодно, харемантия, прошу прощения за игру слов. Арестовывали же людей с первых лет революции и Гражданской войны только за интеллигентную внешность; знали, что делают. Пока аристократ и рафинированный интеллигент думали о мироздании да совестью маялись, матрос Железняк их территорию захватил, не заробел. Теперь, как известно, обратно новый мир строим, и тот же вопрос возникает: кто места под солнцем распределяет? Все тот же шустрый матрос со своим фейсом. Я вам больше скажу: посади на место этого гражданина индивидуума с нормальным, человеческим лицом – и его лицо со временем обретет другую конфигурацию.

Иное дело, что нормальный индивид туда не сунется – не те параметры. Как раз параметры и стандарты определяют характер общества. Откуда они? Семья, школа, система социальных связей, образ жизни, национальные, региональные особенности, традиции, уровень культуры, умение учиться и перенимать… А еще – информация, пропаганда. Взять хотя бы телевидение. Штука приятная, от забот отвлекающая, от скуки спасающая и будто бы совершенно безвредная. Как беспорядочный секс, когда не знаешь о его нежелательных последствиях. С тем, что телевидение обязано сеять разумное, доброе, вечное, никто спорить не станет. Изредка и совершенно случайно, представьте себе, сеет. Армянское телевидение, к примеру. Я о нем писал и раньше. Само собой разумеется, что во всем мире телевидение одинаково в том смысле, что рассчитано не на интеллектуальную элиту, составляющую небольшой процент населения, а на среднестатистического, в меру, но не слишком образованного человека. Именно он, этот в меру среднестатистический гражданин, голосует на выборах; его знания, культура, профессионализм, нравственные и эстетические ценности, его трудолюбие и доброжелательность формируют лицо страны, судьбу всех и каждого, судьбу тех же высоколобых интеллектуалов. То есть при отсутствии перечисленных качеств у среднестатистической массы интеллектуалы могут исчезнуть как класс. И наоборот, если не будет интеллектуалов, то с обществом произойдет то, что описано в лучших антиутопиях – у Рэя Брэдбери («451 градус по Фаренгейту»), Джорджа Оруэлла («1984», «Скотный двор»), Пьера Буля («Планета обезьян»), Олдоса Хаксли («О, дивный новый мир»), у многих других. В двадцатом веке немало было таких предсказаний и предостережений. Предсказывали даже всемирный кризис и глобальное потепление, так ведь не обратили внимания, махнули рукой – подумаешь, беллетристика. Ан нет, литература – область мистическая. К слову сказать, на нашей территории насаждали противоположный, тоже нехилый жанр – утопию, по сей день не реализовавшуюся. На то и утопия, чтобы в космосе пребывать.

Был такой знаменитый роман у Ивана Ефремова – «Туманность Андромеды» – о коммунистическом будущем, сейчас о нем мало кто помнит. Хотя некий романтизм, навеянный советской утопией, помогал людям жить, работать и даже мечтать. Счастье, что ни говорите, индивидуально, а не социально. Всеобщего счастья не бывает, а несчастье может быть. Не всем суждено пережить исторический момент, когда нереализованная утопия постепенно перерастает в свою противоположность – в реализованную антиутопию. Мы этот момент пережили. Вот почему рекомендую почитать «Окаянные дни» Бунина. Равно как и «Страну Наири» Чаренца, повесть, которую давно не переиздавали. По праву человека немолодого настоятельно советую: если собственная память небогата, воспользуйтесь чужой памятью. Чтобы не увлечься утопиями. Чтобы периодически образующийся вакуум не заполнять шелухой. Всякой и разной. Например, сериалами.

Какой ужас эти сериалы вообще и армянские сериалы в особенности! Конец света! Ощущение, будто беспросветная глупость и пошлость реальной жизни благополучно переместились в прибор, который кто-то когда-то удачно окрестил «зомбоящиком». Что к большому кинематографу сериалы отношения не имеют, говорить не стоит. Скорее кинематограф имеет к сериалам отношение, потому что от фильма к фильму опускается до их уровня. Один мой приятель, эстонский сценарист, немного сноб, не устает повторять: «Старик, настоящее кино давно закончилось, да и культура тоже». Мне хочется с ним поспорить, я называю какие-то имена, а он говорит, что имена эти скорее исключение, чем правило. Возможно, он прав, имея в виду масштабы мира. В масштабах же региональных его интересует творчество близких друзей, например вашего покорного слуги, и это особенно приятно. Что касается творцов сериалов, то среди них у меня нет друзей (во всяком случае, не припомню), поэтому высказываюсь, не боясь кого-то обидеть. Хотя подозреваю, обидеть их невозможно. Абсолютный цинизм этих людей целиком оправдывает их необразованность, бездарность и фальшивость всего, о чем они рассказывают. Если спросите: что творите, ребята, – они вам скажут, что работают на зрителя, а зрителю нравится.

Четверть века назад никто бы не поверил в необходимость закадрового хохота, подсказывающего народу, где нужно смеяться. Самый невзыскательный, самый недалекий телезритель обиделся бы за такую подсказку. А сегодня и вполне вменяемый поклонник телевизора смеется под дирижерскую палочку. Так воспитывается стадное чувство, столь любимое дирижерами. Что еще сказать о сериалах?.. Есть сериалы мелодраматические, индийского толка, есть бандитские, где много «пиф-пафа», есть смешанные. Я смотрю их по десять минут. Актеры с мрачными лицами, одетые в черное, изображают безжалостных гангстеров, а актрисы, друг на друга похожие, будто из одного детдома, – их страстных подруг. Есть девушка, подруга главного героя, противостоящего бандитам и по топорности лица ничем от них не отличающегося. Есть также представители правопорядка с теми же топорными и хмурыми, якобы глубокомысленными физиями. А еще есть с особой любовью показанный мещанский быт, тот самый, что обожают демонстрировать в популярной телепередаче, когда съемочная группа является в гости к известным людям и нацеливает камеру на шкафы и серванты. Настоящих актеров в сериалах кот наплакал, и лучшие среди них незаметно теряют при такой работе профессиональный уровень. Скажи мне, кто твой партнер, и я скажу, в кого ты со временем превратишься. Телевизионным лицедеям и лицедейкам почему-то кажется, что надо кричать и строить страшные лица, чтобы показаться безжалостными, или намазать глаза тушью, наложить толстый слой грима, сложить силиконовые губки бантиком и хлопать глазками, чтобы выглядеть соблазнительными. Режиссеров тут будто и нет, задачи актерам никто не ставит. Наспех монтируют и пускают в эфир. Только что вспомнил: имеется все же пара знакомых актрис, играющих в сериалах! Совсем не бездарные, доложу вам, в иных условиях их можно было бы назвать даже талантливыми. Они обычно оправдываются: «Что делать, нужно зарабатывать, как-то жить». С этим не поспоришь, актеры – народ подневольный. Я бы такую профессию не выбрал, даже если учитывать, что некоторым шутам неплохо платят. Это кому как повезет, а везет далеко не всем, и те, кто раньше брезговал сериалами, теперь стоят в очереди в ожидании хоть какой-то роли. Картотеки актерских агентств битком набиты, а в Театральный институт из года в год поступают и поступают новые кадры. Глядя в телевизор, каждый юноша и каждая девушка не без основания думает: и я так смогу. Точно так же неумная и бездарная работа книгоиздательств способствовала появлению армии графоманов. Но от графоманов вреда меньше, чем от сериалов: телезрителей миллионы, и телевидение становится эталоном вкуса.

Мои друзья, проживающие в разных городах, от Москвы до Лос-Анджелеса, жалуются: включаешь армянское телевидение – то сериалы, то шоу, то долгие, изматывающие разговоры. Сидят за столом двое, беседу беседуют, и не видно словесному потоку конца. Через пятнадцать минут перестаешь понимать, о чем они говорят, зачем переливают из пустого в порожнее, отчего тянут эфирное время. А еще – любовь к автомобилям. Боже мой, как же любят наши соотечественники большие сверкающие автомобили! Целые передачи посвящены крутым тачкам и их счастливым обладателям. В тех же сериалах одни тачки сменяются другими, а персонажи только и делают, что говорят по смартфону, крутя руль. Оттого, что руки некуда деть, плохие актеры раньше курили; сейчас крутят руль или поигрывают смартфоном последнего поколения. Со смартфоном в лакированном автомобиле, да с красавицей-пассажиркой, да с пистолетом в бардачке – это кино! И почему они все небритые? Вот объясни мне, спрашивает друг по скайпу, почему у них там, в телевизоре, не принято бриться? Неопрятность рекламируют? Да нет, говорю, мужественность. А почему у девушек губы силиконовые? Это что, обязательная процедура, вроде детских прививок, или пластическую хирургию рекламируют? Да нет, говорю, сексуальность рекламируют. И сам в свой черед спрашиваю: хорошо, а есть в телевизоре что-то, что тебе понравилось? Только новостные блоки, отвечает. Но лучше всех высказалась моя давняя подруга, сценаристка из Германии. Я бы не стала писать для сериалов, говорит она, но смотрю не без удовольствия сериалы разных стран. По ним можно изучить быт и характер народа, появляется ощущение, что побывала в этой стране, зашла в эти дома, познакомилась с его обитателями, узнала их мечты, проблемы, радости, печали. С этой точки зрения, продолжает моя подруга, армянские сериалы проигрывают по всем параметрам; они убоги, провинциальны, от них веет самодеятельностью, дворовым театром. Иначе говоря, если кто-нибудь, кто не знает страну и народ, посмотрит любой наш сериал всего пару минут, выводы будут неутешительные.

Несколько лет назад я написал очерк под названием «У каждого лилипута свой лилипут». Вспомните Гулливера и его самоощущение, когда он попал в страну лилипутов, затем в страну великанов, и представьте себе, что так же примерно распределены отношения между народами и цивилизациями. Каждому лилипуту хочется иметь своего лилипута, а также и своего великана, который, в свой черед, для другого, более крупного великана является лилипутом. Я вспоминаю об этом, когда, например, вижу, как принимают в Армении известного заезжего гостя. Или берут у него интервью журналисты. Непременный вопрос: «Как вам понравилась наша страна, наша столица, мы сами?..» Будто возможны варианты ответа, будто человек может сказать: «Не понравилось, очень не понравилось, просто мерзопакостно!» Клещами вытягивают комплимент: «Скажите, что любите нас. Ну, скажите, что вам стоит!» Да ничего не стоит. Тот же гость поедет в соседнюю страну и скажет примерно те же обтекаемые слова. Это стародевичье желание услышать комплимент, затем радостно размахивать им, как флагом – вот, мол, похвалили! – проявление то ли наивной провинциальности, то ли комплекса малого народа. Я хорошо помню, как в прежние времена встречали высокопоставленных и не слишком высокопоставленных гостей из Москвы и Ленинграда. Оно, конечно, ковры перед ними стелили, столы от яств ломились, и вино лилось рекой, но комплименты клещами не вытягивали. Комплименты звучали самопроизвольно, естественно и искренне. Равно как и замечания. Один известный писатель, не буду его называть, сказал однажды: ребята, все у вас хорошо и замечательно, только чинопочитания многовато. Я понимаю, Восток – дело тонкое. Да какой же мы Восток, возмутились мы, мы – Европа! Советские люди тогда еще не совсем понимали, что такое Европа. Осип Мандельштам, кажется… или Максимилиан Волошин…. Нет, все же Осип Мандельштам писал в 1923 году о Грузии: какая у них замечательная культура, поэзия, прекрасные художники, только не пойму, почему они упорно стараются походить на французов. Я в 70-е работал в Союзе писателей Армении и хорошо помню искренний, не туристический интерес писателей, искусствоведов, журналистов к культуре советских республик (они тогда назывались шербетным словом – «братские»). Были и деляги, которые распределяли между собой эти братские республики, подобно тому, как у Ильфа и Петрова дети лейтенанта Шмидта разбили Советский Союз на зоны влияния. О них забавно рассказал хороший писатель Эфраим Савела. Но в целом интереса друг к другу было, безусловно, больше, чем сегодня, и всех принимали, как королей. Нет, гостеприимство – качество прекрасное, редкое. Этим качеством можно гордиться. Если оно не перерастает в преклонение.

В том парадокс, что с обретением независимости культурный интерес бывших советских народов друг к другу упал, каждый замкнулся в своем мирке и стал любоваться собой. «Свет мой зеркальце, скажи да всю правду доложи, я ль на свете всех милее…» А может, и не парадокс это, а вполне естественный процесс под названием «мы сами с усами». Тем не менее, гость в маленькой стране – редкость. Некий писатель, слова которого я привел выше, когда-то говорил о нашем чинопочитании; так я бы добавил также инопочитание. То есть преувеличенное значение, придаваемое представителю другого народа. Режиссер-армянин, приехавший в Ереван, рассказал о такой закономерности: к его советам местная съемочная группа неохотно прислушивается, опыт его не учитывает (только потому, что свой), однако готова выполнять любые указания менее опытного приезжего человека другой национальности. Об этом я знал и раньше, много было тому подтверждений в моей творческой биографии. Снова обращусь к классике, вспомню роман Перча Прошяна «Из-за хлеба». Не читали? Зря. Его, кстати, тоже давненько не переиздавали. Жуткие безобразия творятся в Аштаракском районе Эриванской губернии, и простые труженики ждут не дождутся, когда, наконец, приедет из Петербурга белый человек, высокий государственный муж, благодетель, дабы могли пожаловаться ему и восстановить справедливость. Чиновник приезжает, виновных наказывает, справедливость восстанавливается. Как в сказке.

Есть известная теория, разделяющая народное мировоззрение на два основных типа – городское и крестьянское. Крестьянское мировоззрение характеризуется недоверием и нелюбовью к своим и повышенным интересом к чужим. К своему испытывают зависть, к чужому – нет. Своего пытаются надуть, чужого – боятся. Чужой достоин почестей изначально и по определению. Чужой снизошел до тебя, чужой – загадка. Набившее оскомину, лишенное смысла выражение помню с советских времен: «друг армянского народа». Звучит по сей день. Кто знает, что это? Особенно гордились «друзьями» малочисленные советские народы (за исключением разве что прибалтов). К примеру, мой рано ушедший из жизни добрый друг, литературовед, поэт и журналист Евгений Сергеев числился другом каракалпакского народа, потому что перевел «Сагу о каракалпаках». Потом несколько раз приезжал ко мне из Москвы в Ереван, написал о своих армянских впечатлениях хороший очерк, а также несколько статей о ереванских художниках, с которыми я его знакомил, перевел на русский стихи армянских поэтов. Словом, чуть было не стал не только моим, но, что важнее, другом всего армянского народа. Строго говоря, дружба – качество личностное, могут ли быть друзья у целого народа?.. Или враги?.. Если кому-то выгодно настроить один народ против другого, враги, безусловно, найдутся. Но есть ли у отдельно взятого народа друзья? Я всего лишь спрашиваю. Есть, например, друзья у французского народа, у немецкого, английского или испанского?.. Может ли

Б. Пастернак, например, считаться другом англичан потому, что перевел Шекспира, или Н. Любимов – другом испанцев, потому что перевел «Дон Кихота»?..

Николай Николаевич Миклуха, он же Миклухо-Маклай, был, как известно, большим другом папуасов. Великий этнограф и путешественник два года прожил с аборигенами Новой Гвинеи, изучая их быт и нравы, и сделал все возможное, чтобы примирить воюющие племена. Для этого (возможно, не только для этого) он взял в гражданские жены папуаску, родители которой были из враждующих племен, так сказать, местные Монтекки и Капулетти. Ни загса, ни церкви в тех благословенных краях не было, а соответственно не было ни светских браков, ни разводов. Правда, позже Николай Николаевич нашел себе в Австралии цивильную женщину, урожденную Маргарет Робинсон, дочь богатого человека, на которой не без труда женился, но на Берег Маклая его по-прежнему тянуло, и он периодически туда возвращался. Маклай прожил недолгую, но чрезвычайно интересную и содержательную жизнь. Однажды он в последний раз вернулся на Берег Маклая и встретил там… Но это, пожалуй, совсем другая история.

Руслан Сагабалян