Пресса – бумажная совесть времени
Яблочный пирог
Не знаю, как вы, а я вот никак не пойму, любим мы друг друга или наоборот. С такой легкостью разбегаемся в разные стороны, а затем с такой же легкостью собираемся в кучки и ностальгируем по тому, что нас когда-то объединяло, что складывается впечатление, будто на чужбине нас насильно держат, будто сослали за тридевять земель по решению суда. А может, думаю, все же любим. Только не друг друга, а некую нематериальную идею, собственные ощущения, воспоминания, идеалы.
Яблочный пирог
Не знаю, как вы, а я вот никак не пойму, любим мы друг друга или наоборот. С такой легкостью разбегаемся в разные стороны, а затем с такой же легкостью собираемся в кучки и ностальгируем по тому, что нас когда-то объединяло, что складывается впечатление, будто на чужбине нас насильно держат, будто сослали за тридевять земель по решению суда. А может, думаю, все же любим. Только не друг друга, а некую нематериальную идею, собственные ощущения, воспоминания, идеалы. Когда-то патриоты (перспективная профессия) с оттенком гордости приводили цифры, свидетельствующие о том, что в Армении из всех союзных республик представлено больше всего коренного населения. То есть процент инородцев наиболее низкий. Никогда не понимал, что в этом хорошего. Когда маленький народ на крохотной территории только и делает, что общается между собой, в конечном счете, все становятся друг другу родственниками. Эту мысль подсказал мне один авторитетный ученый. Некоторые явления лучше рассматривать под лупой или микроскопом. Это вам любой биолог скажет. Однако меня сейчас интересует не биология, а психология.
Если вы большой семьей много лет изо дня в день живете в тесной квартире, ходите, задевая друг друга локтями, знаете друг друга, как свои пять пальцев, разве не устанете от этого? Разве не появится желание вырваться на волю, глотнуть свежего воздуха? Только не приводите мне исторические примеры, я их знаю. Говорю об идее. А теперь представьте, что кто-то из членов семьи уезжает. Возникнет досада – что я, рыжий, что ли? Как пить дать возникнет. Правда, в конце концов, выясняется, что везде свои проблемы, но опять же важна идея. Важен глоток свежего воздуха. Знаю, что не от хорошей жизни люди уезжают. Только надо бы уточнить. Иногда не от хорошей жизни не только снаружи, но и внутри, в тебе самом. Потому что внутренний дискомфорт перенести тяжелее, чем внешний. Порой и внешний дискомфорт носит не столько материальный, сколько моральный характер. В девяностые появились два типа сооте-чественников. Одни, уставшие от безденежья и полуголодного существования, тянулись туда, где произрастают баксы, где вместо ломкого лаваша можно отведать яблочный пирог. Я их понимаю. Других не кулинария привлекала, а смена декораций. Устали от единообразия, единомыслия, невозможности жить и думать не по стандарту. Их я понимаю еще лучше. Общество навязывает людям свои каноны, стандарты, аксиомы, в которых нельзя, не рекомендуется сомневаться. Так устроено всякое общество. Американцы, к примеру, убеждены, что живут в самой свободной стране мира, французам кажется, что Париж по сей день центр мировой культуры… И то, и другое правда, но далеко не абсолютная. Ставить под сомнение аксиому – право каждого человека и, в особенности, художника. Хвала той стране, где это можно делать безбоязненно. Когда сегодня проклинают советскую цензуру и говорят о наступившей свободе слова, я предпочитаю промолчать. Свобода не ограничивается возможностью пинать ногами неугодный (тем более – почивший) режим. Она не ограничивается возможностью ругать нечестного политика или чиновника. Она намного шире. Она заключается в неоспоримом праве человека иметь свою позицию, свою точку зрения по всем вопросам. Даже если эта позиция противостоит общепринятой. И если кто-то утверждает, что земля не круглая, а похожа на… яблочный пирог, и его за это тащат на костер, значит, опять же нет никакой свободы. Значит, на смену одной цензуре пришла другая. Поводов подумать об этом хватает, они на каждом шагу. Вот свежий пример. Прочитал на сайте «Ноева Ковчега» отзывы на статью Карена Торосяна «Дверь в прошлое нужно закрыть». Их было больше сотни, этих отзывов. Девяносто из ста – возмущенные. Да что там - просто разъяренные. Ясно, почему статья вызвала такой накал страстей. Тема болезненная – геноцид. Лично меня некоторые отзывы заставили содрогнуться. Автора предлагают немедленно казнить или, как минимум, объявить врагом народа. Заодно и газете досталось. Зачем публиковать такие статьи? Это, мол, не демократия, а нарушение устоев. А чем, по-вашему, должна заниматься пресса? Зря, мне кажется, с сайта убрали наиболее «кровожадные» отзывы. Пусть бы остались - как памятник большинству. Я не знаком с Торосяном и не совсем согласен с его позицией. Но в то же время абсолютно не солидарен с не ведающими пощады рецензентами. Что за избирательная свобода, когда можно только «от сих и до сих»? Хорошо, если повозмущались и забыли, проехали. А если, думаю, возмущенные получат власть? Что тогда будет? Что турецкие власти преследуют своих писателей, понять могу. Но мы-то! Мы-то цивилизованные. Или как?
Что ни говорите, а хорошо, что не все вопросы в обществе решаются с помощью референдума. Ведь давно известно, что демократия – это палка о двух концах. Бернард Шоу говорил: «Демократия - это когда власти уже не назначаются горсткой развращенных, а выбираются невежественным большинством». Не знаю, что хуже: власть развращенного меньшинства или невежественного, фанатичного, никогда ни в чем не сомневающегося большинства.
Обслуживающий персонал
В советские времена творческих людей посылали на ударные стройки. То есть не насильно, некоторые сами просились. Потому как понимали – надо воспевать трудовые будни народа, за это по головке гладят. А если ты при этом член партии, то и конфетку дадут… Заметьте, в эту злополучную партию опять же никого насильно не тащили. Сами просились, в очередях стояли. Воспевать свой народ с партийным билетом в кармане – оно гораздо эффективнее. А народ, он кто? Избалованная принцесса, которая смотрится в зеркало (в книжку) и спрашивает: «Свет мой зеркальце, скажи, кто на свете всех милее». А зеркальце (книжка) отвечает: «Ты, в натуре, всех милее». Потому как писатель, он кто? Слуга народа. Профессиональный льстец. Обслуживающий персонал. Есть у меня приятель, художник. Он сейчас в гору пошел, а когда-то сидел на Старом Арбате и рисовал портреты дам. Дамы его любили и хорошо платили за то, что изображал он их не такими, какие они есть, а такими, какими они хотели себя видеть. Он человек не бездарный и прекрасно понимал, что делает. Я думаю, многие из тех, кто работал «зеркальцем» для народа, тоже хорошо это понимали. Заметили ли вы, что сегодня наиболее непримиримы к прежним временам те, кто в свое время готов был под них прогибаться? Угодливые рабы ненавидят своего хозяина больше, чем непокорные бунтари. Историю Эзопа пересказывать не стану, она известна. Вот ведь петрушка: в то время, как бывшие служители режима обрушили на него свой запоздалый гнев, бывшие диссиденты воспылали к нему если не любовью, то, по крайней мере, терпимостью.
Наше поколение, пережило интересную, неоднозначную, парадоксальную смену эпох. Мы захватили существенный кусок советского времени, однако не так сильно состарились, чтобы не понимать того, что происходит сегодня. Мы по-прежнему живем, работаем, думаем и пишем. В этом смысле нам и повезло, и не повезло. Повезло, потому что суть происходящего нам понятна больше, чем новому поколению. А не повезло по той же причине. Вторгаемся в новые реалии с перпендикулярными рассуждениями, не давая людям пребывать в счастливом неведении. Глупость называем глупостью, подлость подлостью, жадность жадностью, а пустоту – как ни напрягай воображение – пустотой. С одной стороны, мы не слишком угодны своим сверстникам и тем, кто чуть старше, потому что хорошо помним их прежние дела, с другой, не угодны молодым, потому что ставим под сомнение их ценности. Смена эпох научила нас парадоксально мыслить. Ведь как возмутится новоявленный демократ, если скажешь ему, что, не околей советская власть, он был бы либо комсомольским, либо коммунистическим вожаком, благополучно карабкался бы по служебной лестнице и твердил бы прописные истины. Человек может изменить жене, родине, принципам, но не своей природе. Бывшие английские пираты, нажив состояние, отдавали своих детей в лучшие учебные заведения и покупали внукам звание лорда. И это было нормально. Потому что природа человека (природа вообще) не ведает нравственности, у нее нет идеологии, муки совести ей не ведомы. В ней работает закон приспособления и выживания. Если хотите понять изначальность природы, присмотритесь к женщинам. К любому строю, к любой среде и к любым катаклизмам они приспосабливаются лучше мужчин. По той простой причине, что их ведут по жизни не принципы, а элементарное чувство самосохранения. Нравственность прекрасному полу была навязана. Библию писали мужчины. Посему хотите попасть на крест, воюйте, отстаивайте идеи, а хотите долго жить, учитесь у женщин.
Зайдите, например, в редакцию любого глянцевого издания и убедитесь: 90 процентов сотрудников – женщины. Они идеально умеют делать то, что нужно, а не то, что душа велит. Надо соответствовать уровню читателя – будем соответствовать. Надо пребывать в стандарте – будем в стандарте. Рассчитывать на средний интеллектуальный уровень – ради бога, опустим планку еще ниже, чтобы попадание было стопроцентным. Они, как никто, умеют соответствовать и имитировать кого угодно, что угодно. Короче, почитайте труд Отто Вейнингера «Пол и характер» и поймете, о чем я толкую. Однако к женщинам я отношусь хорошо, местами очень, и речь сейчас веду не о них. Художник сегодня, казалось бы, свободен от идеологии и цензуры, однако по-прежнему пребывает в незавидной роли обслуживающего персонала. Он по-прежнему зависит от навязанного ему жесткого формата. «Никогда не печатай в газете того, чего не может понять твоя служанка», – советовал Джозеф Пулитцер. Можно согласиться, а можно поспорить. Мы спорить не стали, мы сей призыв подхватили масштабно.
Не подумайте, я совсем не против « криминального чтива», ходовых жанров, желтых изданий, зрелищного кино. Не собираюсь ругать ни папарацци, ни сериалов, ни дамских журналов, ни скоморохов от TV, ни тем более эротику, которой почему-то больше всех достается. Все можно делать хорошо и плохо, талантливо и бездарно.
Однако не припомню столь грандиозного парада графоманов, объявивших себя писателями, сереньких режиссеров, возомнивших себя гениями, актеров и актрис, похожих друг на друга, как лабораторные клоны, безголосых певцов и певичек, словно из одного детдома выскочивших. Может, это и есть свобода. Всеобщий карнавал, называемый «кто во что горазд». Пусть. Пусть литература, искусство, пресса и телевидение обслуживают «служанок», раз в обществе никого больше не осталось (куда остальные-то подевались?). Пусть культура перерастет в глобальный и хорошо налаженный конвейер. Пусть новые правила игры. Но тогда перестанем уж говорить о нашей духовности, неповторимой культуре и загадках души. Перестанем прикрываться великими именами и подшучивать над тупыми американскими фермерами, которые своего Хемингуэя не знают. Мы уже догоняем их и, должно быть, вот-вот перегоним.
Однажды, страшно вспомнить, как давно, я сделал интервью с Аркадием Стругацким. Цензура (кто не знает – она называлась Главлит) убрала абзац, в котором упоминался Анджей Вайда. В те годы знаменитый польский режиссер поставил под сомнение ценности социализма и стал у нас персоной нон грата. Спорить не имело смысла, материал пошел без упоминания неугодного имени. Но пошел. Сегодня сомнительные абзацы и неугодные имена не вычеркивают. Вопрос ставится шире. Как воспримет читатель твою вещь в целом? Поймет, одобрит? Заинтересовал ли ты широкие народные массы? Потому что именно они, эти самые массы (нечто безликое и аморфное), потребляют то, что ты произвел. Газета, журнал, книга, музыка, кино – такой же товар, как колбаса или колготки. Это вам любой издатель или продюсер скажет. И прибавит: каков потребитель, таков товар. Такая иезуитская схема – по сути, примитивизированная модель рыночных отношений – удобна прежде всего ему, производителю. Иметь дело с одноликим потребителем гораздо проще, чем с потребителем многоликим. Во-первых, потому, что сам производитель по уровню культуры не далеко ушел от потребителя. Во-вторых (что более существенно), манипулировать усредненной массой намного проще.
Однако под чрезмерной заботой о потребителе скрывается другой, малозаметный и хитрый механизм, согласно которому не только спрос диктует предложение, но и предложение, в свою очередь, формирует спрос. Иначе говоря, каков товар, таким рано или поздно станет потребитель. Советская идеология в свое время прекрасно освоила этот механизм. Говоря «они не поймут», мы делаем все, чтобы «они» и правда перестали что-либо понимать. Значит, по-прежнему служим. Если раньше служили так, то теперь иначе. Но, в сущности, по той же схеме. Служим даже не «служанке» (да простят меня экономки, горничные и няни всех мастей), а посреднику, который лучше нас знает, что нужно этой самой служанке. Только наивному подростковому сознанию может показаться, что решительные перемены в обществе меняют решительно все.
«Как торговое дело, у нас литература еще таки существует, как нравственно-духовное – ее нет и, кажется, не скоро будет». Это сказано не сегодня. И даже не вчера. Это сказал известный русский литератор Александр Никитенко в середине девятнадцатого века. Сто пятьдесят лет назад! Параллельные линии в каких-то точках непременно пересекаются.
Геометрия Лобачевского
Вряд ли кто помнит пятый постулат Евклидовой геометрии. И я бы не помнил, если бы не интересовался специально. Но аксиому о параллельных линиях из школьной программы, должно быть, помнят многие. Собственно, это и есть знаменитый пятый постулат, согласно которому через любую точку, находящуюся вне прямой линии, можно провести только одну линию, параллельную предыдущей. Представили себе?.. И эти две линии нигде не пересекутся. Вспомнили? Так вот, согласно геометрии Лобачевского, через эту же точку можно провести сколько угодно параллельных линий и очень возможно, что где-то они все же пересекутся. Все дело в том, с какой поверхностью имеешь дело. Одно дело – плоская, другое – сферическая. Поверхность может быть изогнута самым причудливым образом. Мы с вами живем в условиях плоских поверхностей, мы привыкли к Евклиду. Но гиперболическая геометрия переворачивает привычные вещи с ног на голову. Возможно, сам Евклид подозревал об этом, но не хотел сеять панику. Проще жить на плоской поверхности, когда параллельные линии не пересекаются. Есть куда стремиться. Человеческая природа такова, что всегда ждет нового. А жизнь слишком коротка, чтобы запомнить все точки пересечения. Да и надо ли запоминать? Возникнет известное «дежавю». А с «дежавю» жить нелегко. Человека не покидает надежда, он открывает одно и то же снова и снова и упрямо хочет верить, что, проведя свою прямую, не пересечется с другой. Это его неотъемлемое право.
«Италия- она моя! Я родился здесь. Россия, Петербург, снег, подлецы, департамент, кафедра, театр – все это мне снилось», - признавался Гоголь, который, как известно, родился не в Италии, но предпочитал жить там. Да разве только он.
Однажды я писал очерк о своей приятельнице, режиссере Элеоноре Вольпе, девушке из очень обеспеченной семьи, которая в середине восьмидесятых переехала из Рима в Москву, прожила тут одиннадцать лет, работала и была по-своему счастлива. Она утверждала, что в Италии скучно, а в Москве много интереснее. Сейчас живет в Лондоне, где ей, должно быть, еще интереснее. Непредсказуемы человеческие порывы. Гоголь рвался из России в Италию, Элеонора Вольпе - из Италии в Россию…. А Генрих Гейне признавался: «Миссия немцев в Париже – уберечь меня от тоски по родине». Один рвется туда, другой сюда, один на Восток, другой на Запад, один тоскует, другой счастлив; у каждого своя прямая, в которую он безоговорочно верит. Скажи после этого, что есть одна правда на всех.
Ковчег
Менее всего могла претендовать на правду печальной памяти одноименная газета (имею в виду газету «Правда»). А там ведь не дураки работали, жонглировать фактами умели. Однако зря они себя так назвали (кажется, Ленин окрестил). Правд много, а всякая претензия на единственную мгновенно отдаляет вас от нее. И автоматом порождает ложь. Чем высокопарнее правда, тем больше от нее лжи; процесс таков, что в критический момент можно переставить их местами, и что было ложью, то станет правдой. В чем мы на нашем веку имели удовольствие убедиться. Да что мы! Ной сошел с Ковчега, чтобы стать прародителем нового, безгрешного человечества, а Вавилон уже был построен.
«Еще никому не удавалось побить ложь правдой. Побороть ложь можно только еще большей ложью», – шутит Станислав Ежи Лец. Ложь, побившая правду – это, по сути, новая правда.
Правда и ложь порой переплетаются, меняются местами – хотя на каждом коротком отрезке прямой они представлены в чистом виде. Один английский журналист назвал печать бумажной совестью времени. Красиво назвал. Пресса – такова уж ее функция – привязана к определенному отрезку прямой, ей нет дела до гиперболической геометрии. Поэтому, будучи совестью сегодня, она вполне может перестать быть ею завтра. Сферические поверхности Лобачевского – удел литературы и искусства. Однако, как мы выяснили, и у тех сегодня параллели не пересекаются, и те сегодня чувствуют себя вполне комфортно на коротких отрезках прямых линий. Евклид удобен и прост в применении.
Не скажу, что «Ноев Ковчег» в этом смысле исключение. Ему и не надо быть исключением. Продержаться 10 лет на не ведающем пощады рынке СМИ, расти и завоевать признание уже непросто. В пестром однообразии других изданий, толстых, тонких, дорогих, дешевых, богатых и бедных, глянцевых и шершавых, у него своя задача, которая сама по себе исключительна. Он рассказывает разбежавшимся в разные стороны членам семьи друг о друге и о мире, к которому они пытаются приспособиться. Гиперболическая геометрия Лобачевского заложена не в газете, а в судьбах этих людей. И если они, благодаря газете, обратят внимание на парадоксы жизни, откроют искривленность пространства, увидят в газете не только свое улучшенное отражение, но и точки пересечения параллелей, то это будет правда Ковчега. Не самая худшая из возможных правд.
Руслан Сагабалян
Поставьте оценку статье:
Всего проголосовало 18 человек
Оставьте свои комментарии