Мария Сафарьянц: Армянская музыка понятна всему миру
Искусство
Просмотров: 9748
«Одной любви музыка уступает», – писал Александр Сергеевич Пушкин. Но для Марии Сафарьянц между любовью и музыкой нет соперничества. Она получила блестящее образование в Ленинградской государственной консерватории. Является создателем и участницей одного из значительных ансамблей – «Санкт-Петербург Трио». С 1997 года Мария Сафарьянц – художественный руководитель крупнейшего Международного музыкального фестиваля «Дворцы Санкт-Петербурга», а также президент Фонда фестиваля. Заслуженная артистка России.
– Мария Саркисовна, как-то оперная певица Монтсеррат Кабалье сказала, что она любит ту музыку, которая ее подчиняет. Вам близко это чувство?
– Вы знаете, такого чувства я никогда не испытывала. Меня часто спрашивают о моих музыкальных приоритетах, на что я отвечаю: «Моя музыка – та, которую я исполняю в данный момент». При всей гениальности любого композитора, если исполнитель не наполнит произведение своим внутренним интересным миром, даже шедевр будет мертвым. В каждом творце должен быть Моцарт, позволяя ему оторваться от земли, находиться в состоянии невесомости.
– Есть музыканты – ярко выраженные интроверты и экстраверты. Пианист Святослав Рихтер будто закрывался от окружающих. А другие чувствительны к атмосфере в зале.
– Я, конечно, экстраверт. Я очень привязана к человеческому фактору, и бывает, что очень сильно чувствую вампиризм первых рядов. Есть фактор и намоленного зала. Я делала проект, посвященный 200-летию Николая Васильевича Гоголя, который сама придумала и поставила. По жанру это была музыкально-драматическая мистерия. Я тоже участвовала в действии: выходила на сцену с баяном, а актер Леонид Мозговой читал сцены из «Ревизской сказки». Я впервые была на сцене Большого драматического театра имени Г.А. Товстоногова.
Перед началом действа я волновалась, но когда вышла на сцену, почувствовала такую легкость, как будто меня поддерживали великие актеры товстоноговской плеяды. Наверняка существует такая диффузия: люди оставляют даже после своего ухода часть себя. Еще в этой постановке принимал участие художник Михаил Шемякин. Он рисовал гоголевские образы под музыку. Сам Шемякин потом сказал, что тоже чувствовал благотворную энергетику этого зала.
– Вас называют главной дворцовой женщиной Санкт-Петербурга. Ощущаете ли Вы себя такой?
– Скорее всего, я заслужила это своим многолетним трудом, ведь фестивалю «Дворцы Санкт-Петербурга» уже 18 лет, а лично я служу этому делу уже 14 лет. Любой серьезный фестиваль, тем более такой большой – он идет порядка сорока дней в период белых ночей, – это очень сложная затея. Составить программу и примерить ее к дворцам, каждому со своей историей, интерьером и духом эпохи, – это почти написать докторскую диссертацию. Ведь Петербург перенасыщен «музыкальными продуктами». Одновременно с нашим идет фестиваль Валерия Гергиева «Звезды белых ночей», в филармонии – «Музыкальная коллекция» Юрия Темирканова, и все стараются блеснуть именно в белые ночи, когда город живет сумасшедшей жизнью все двадцать четыре часа в сутки. Всего в Петербурге около 600 дворцов, как видите, у нас грандиозные планы. Но я особенно полюбила дворец Александра Даниловича Меншикова, относящийся к епархии Государственного Эрмитажа: он уютный, и даже сегодня, спустя триста лет, там живет душа хозяина: у него была и капелла, и генделевский орган 17 века, выписанный из Англии, а в мире таких всего три. Во дворце висит гобелен Рафаэля, есть кабинет из персидского дуба… И публика, приходя на наши фестивали, тоже лечится музыкой и красотой.
Мы еще делаем балы в Екатерининском дворце с ужином и с участием роскошных звезд, когда это позволяет бюджет. Когда я провела четыре бала, стала понимать фразу из «Евгения Онегина»: «Давал три бала ежегодно и промотался наконец».
– Заняли ли Ваши балы в Петербурге свое уникальное место в европейской культуре подобно Венскому?
– Мы и сами делали Венский фортепианный бал в Петергофе, я теперь знаю его протокол и особенности, к нам приезжала светская особа из Австрии Елизабет Хэриш и делилась со мной своими венскими секретами. Все это интересно, но Петербург имеет свою бальную историю. Балы упоминаются во всей классической русской литературе. Они, безусловно, пришли к нам из Европы и начинались с Петровских ассамблей. И кстати, на наших русских балах кормили богаче, в Петербург иностранцы приезжали покушать и денег заработать. Ференц Лист своему другу писал: «Пора бы проехаться в Петербург, карман прохудился».
– А какова предыстория Вашей «дворцовой жизни»?
– До 1993 года, когда я родила сына, моя жизнь была связана только с исполнительством. Ведь жизнь скрипачей и танцоров балета – это жертвоприношение. Скрипкой, между прочим, невозможно заниматься, личное кладется на плаху. Я много гастролировала, шесть лет работала по контракту в Италии в «Orchestra Internazionale d’Italia» в качестве концертмейстера и солистки, но после рождения сына поняла, что жизнь надо менять. Тем более что мой муж Константин Орбелян, знаменитый пианист и дирижер, тоже всю жизнь на колесах. У нас своеобразная семья, мы оба автономны в своей деятельности. Между нами неписаный договор, потому что мы ведем такое большое количество проектов – я в основном в Санкт-Петербурге, он в Москве и по всему миру.
– Есть ли у Вас душевный посыл открывать русским слушателям армянскую музыку?
– Я родилась в Петербурге, но для меня всегда был очевиден потенциал армянской музыки и культуры в целом. Я всегда рядом с Арменией. По маме я Абальян, мама моя Лилия Бахшиевна родилась в Нагорном Карабахе, в Гадруте. Род моего отца Саркиса Арамовича Сафарьянца – из-под Кировабада, в 1926 году они оттуда уехали. Они были крупные аграрии, имели мельничное хозяйство. У них даже немцы работали из тех, что во время Екатерины II в Россию приезжали. Оставаться было опасно. Еще и азербайджанцы вырезали несколько человек. Мой дед мне говорил: «Боже мой, сколько денег я оставил в филиале Константинопольского банка, но зато семья выжила!» Выезжая из Кировабада, они проехались по Ставрополью, останавливались в Армавире, где родился мой отец, потом попали в Подмосковье, в Царицыно, где жил родной брат моей бабушки. Уже родились трое сыновей, а они все думали, где же остаться, пока один армянский врач не посоветовал им поехать под Ленинград, в Павловск. И вот они приехали туда, остановились возле одного красивого дома и спросили, не сдаются ли комнаты. Вышла навстречу очень представительная женщина, оказавшаяся баронессой фон Мегден. Сама по происхождению она была русская, а муж ее был из тех немцев, что поселились в Петербурге чуть ли не во времена Анны Иоанновны. Муж ее уехал, потому что члену Государственной Думы оставаться в России было опасно, а она осталась. Баронесса только спросила: «Кто вы по вероисповеданию?» Услышав, что христиане, пустила все семейство жить в дом с тем условием, что столоваться будут вместе, потому что готовить она не любила. На что бабушка сказала: «Вы знаете, у нас кухня-то кавказская, вы к ней не привыкли», но армянскую кухню баронесса все же признала.
Армянская музыкальная культура в высших точках своего развития достигла уровня мирового языка, понятного всем. Каждый год я привожу на свой фестиваль армянских исполнителей или целые коллективы. Оказывала содействие в организации концерта в Екатерининском дворце, когда закрывался Год Армении в России. Помню концерт в Константиновском дворце, где участвовали Государственный камерный оркестр Армении под руководством Арама Карабекяна, оперные певцы Барсег Туманян, Аракс Давтян и другие знаменитые исполнители. Как мне не пропагандировать армянскую культуру в России, если автор первой армянской литургии Малян был учеником Николая Андреевича Римского-Корсакова и ходил по той же лестнице, по которой позже ходила я? Особенной фигурой, привязанной к небесному подразделению, обладающий божьей силой, был Комитас. Он скупыми средствами сохранил армянский мелос, а без него не было бы ни Спендиарова, ни Арама Хачатуряна, ни Мирзояна, ни Арутюняна.
– Скажите, а квартира в замечательном доме Римского-Корсакова, где прошло Ваше детство, еще существует?
– Конечно. Эта квартира Николая Андреевича является филиалом Музея театрального и музыкального искусства, главный корпус которого находится на площади Островского. Туда же входят и Музей Федора Шаляпина, и Шереметевский дворец. Этот дом в 1974 году капитально ремонтировали в связи с датой создания. Приезжали многие родственники композитора, даже из Франции. Я многих знала, а с внучками его дружила. Последняя, Татьяна Владимировна, дочь Владимира Николаевича, ушла из жизни несколько лет назад в возрасте девяноста пяти лет. Она была невероятно похожа на своего деда. В такой замечательной атмосфере я росла. Моя семья заселилась в этот дом в блокаду. После того как дом, где жил мой отец со своими родителями, разбомбили и они чудом не пострадали, потому что были на даче. А в том доме погибли все, и те, кто побежал в бомбоубежище, потому что его затопило водой. И семью поселили в этот дом Николая Андреевича Римского-Корсакова, в коммунальную квартиру. Вы знаете, что Петербург был городом коммуналок. Я не устану повторять, что все приличные люди вышли оттуда. В нашей квартире жили собственники всего этого дома, сами из дворян. Там в свое время бывал и Илья Репин, и Федор Шаляпин… Какая библиотека там была, какая роскошная коллекция африканских бабочек! Я просто росла в мире сказочных вещей, который формировал мой душевный настрой. Возможно, в музыку меня и привела хозяйка дома Галина Федоровна, она была сама пианисткой, долгое время работала в Пушкинском доме графологом, специалистом по пушкинским рукописям.
– Приближается 8 марта, Вам приятно, когда мужчины вокруг смотрят на Вас как на очень красивую женщину?
– Конечно, все это очень приятно, но сегодня мой март наполнен музыкой Фредерика Шопена. 7 марта в Константиновском дворце Государственного комплекса «Дворец конгрессов» состоится вечер-посвящение великому польскому композитору «Все о любви. Шопен Гала-концерт». В этом году мир отмечает 200-летие Шопена. Празднование Международного женского дня в Константиновском дворце уже давно стало традицией. Вы можете окунуться в изысканную атмосферу дворца, пообщаться с артистами и интересными гостями в дружеской обстановке, поднять бокал за любовь. А она как абсолютный идеал все же существует, делая человека человеком.
Беседу вела Валерия Олюнина
Поставьте оценку статье:
Всего проголосовало 48 человек
Оставьте свои комментарии