№8 (307) август 2018 г.

Зоки. Армянские евреи?

Просмотров: 41242

«По соседству с Ордубатом (Ордубад – город в Нахичеванском уезде Эриванской губернии Российской империи. – М. и Г.М.) находится оригинальное армянское селение, называемое Акулисами. Населено оно армянами, известными как зоки. Откуда произошло это название и что оно собою обозначает – ни зоки ни армяне не могли дать мне объяснения, хотя и пытались пуститься в дебри филологии; однако объяснения и для меня казались неубедительными». Это строки из очерка «Каникулярная поездка по Эриванской губернии и Карсской области» учителя Эриванской учительской семинарии В.И. Девицкого.

(«Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа», выпуск 21-й. Тифлис, 1896 г.).

До 90-х годов XX века зоки проживали в нахичеванских селах Верин (Верхний) и Неркин (Нижний) Акулисы (Агулисы), Аза (побережье реки Гиран), Азнаберд, Ариндж, Агри, Бист, Бохрут, Гандзак, Гочен, Диза, Эджин (Яйджи), Хурс, Месропаван, Ордубад (Ордвар), Рамис, Вананд, Танакерт, Цхна.

Зоки идентифицируют себя с армянским этносом, но среди остального армянского населения принято считать их «армянскими евреями».

«Хотя зоки и считают себя армянами, тем не менее, самостоятельный язык, большая часть слов которого в корне совершенно отлична от армянских, а армянские слова сильно видоизменены, дает повод думать, что зоки – остатки какого-нибудь самостоятельного племени, которое, приняв религию и богослужебный язык армян, мало-помалу привыкло считать себя армянами, как это можно наблюдать над цыганами (боша. – М. и Г.М.) в Эривани. Между собою они говорят только на своем языке» (В.И. Девицкий).

А что думают сами евреи о происхождении зоков? Известный израильский раввин Элиягу Эссас утверждает:

«Реальных, надежных сведений о них нет. Поскольку они не упомянуты в раввинской переписке и не были связаны с другими группами еврейского народа. Насколько мне представляется, что даже в том случае, если кто-то сможет обоснованно доказать, что его мать принадлежит данной этнической группе (ибо еврейство определяется по матери), евреем его все равно считать нельзя…

Предки Гаянэ Хачатурян (1942 – 2009) – из Агулиса. Бабушка по матери была из богатой купеческой семьи зоков. В 1979 году на выставке в Доме юстиции в Париже Марк Шагал, увидев картины Гаянэ, произнес великую фразу: «Гаянэ обогнала художников на столетие. Она недосягаема!» Ею восхищались Тонино Гуэрра, Андрей Тарковский, Мартирос Сарьян, Гия Канчели.

Писательница Людмила Улицкая рассказывает о незабываемой встрече с Гаянэ: «А теперь откройте дверь, и сидите здесь, а я пойду в другую комнату», – и Гаянэ вышла, а я осталась на кухне в некотором недоумении. Сначала я услышала не то покашливание, не то всхлипывание. А потом раздался звук, не похожий ни на что на свете: голос ангела и его трубы, мужчины и женщины, немного зверя и немного птицы. Это была старинная песня зоков, полурастворившейся армянской ветви…»

Исключение может быть лишь одно: если некто докажет, что он (или его родители) принадлежал к еврейской религиозной общине. Такой, в которой соблюдали все, условно говоря, основные законы Торы (включая молитвы)… И члены этой общины называли себя зоками. В этой ситуации человека, естественно, признают евреем. Но мне о существовании такой общины ничего не известно».

* * *

«По типу зоки также отличаются от прочих армян. Те, которых мне приходилось видеть близко, были или голубоглазые, или со светлым оттенком глаз и волосы имели более светлые, нежели у прочих армян. Наряд женский также совершенно не такой, какой носят армянки прочих местностей. «Шлычки» («шлычка» – женский головной убор, твердая шапочка с рожками, которая покрывалась платком из прозрачного шелка; ее носили под платком. – М. и Г.М.) у них на головах значительной высоты, в то время как прочие армянки носят эти «шлычки» крохотных размеров, приблизительно величиной с чайное блюдце. Целые ряды серебряных украшений висят спереди и сзади, так что голова такой франтихи (модницы-щеголихи. – М. и Г.М.) очень похожа на голову ломовой лошади, за которой ухаживает рачительный кучер, навешивающий на свою любимицу все, что только может там поместиться. На плечи надета с рукавами накидка, несколько напоминающаяся персидский кафтан. Кафтан этот не застегивается, и потому из-под него виден прочий наряд: кофта, очень узкая юбка и широкий кушак (пояс. – М. и Г.М.), несколько раз опоясывающий тело. Ноги обуты в сапоги или башмаки с высокими голенищами, – разобрать это трудно, потому что, за исключением самой ступни, все прикрыто черными штанами, расшитыми галунами.

Общее впечатление от наряда зокских франтих очень неблагоприятно, хотя он и дорог, так как делается из шелковой материи, преимущественно красного цвета. Женщин в таком наряде встречалось очень много, хотя тут же попадались наряженные в обыкновенный армянский костюм и даже в европейский. Рядом с высоким древним кокошником (расшитый праздничный головной убор замужней женщины. – М. и Г.М.) уживаются и шляпки последней моды. Причину подобного контраста в каком-то затерянном на окраине селении следует искать в предприимчивости зоков, ведущих, и особенно в прежние времена, свою торговлю по всем наиболее выдающимся городам: в Москве, Петербурге, Марселе, Париже и даже в Америке. Торговые операции в Западной Европе дают возможность иным из них получать образование в тамошних университетах» (В.И. Девицкий).

Мужская одежда у зоков состояла из нательной рубахи с длинными рукавами, застегивавшимися на пуговицы, и широких штанов «тала хом», заправленных в «гульпа» (шерстяные носки). На рубаху надевали архалук, ворот которого застегивали на пуговицы, и подпоясывали простой шалевой тканью длиной три метра. Сверху этой одежды носили «чукай» (тип черкески) с откидными, свисающими с плеч рукавами, которые имели разрезы до локтя. Для красоты концы «чукая» набрасывали на плечи. На ноги мужчины надевали «коши» и «гульпа». Головным убором служили меховые папахи, иногда сшитые из дорогого бухарского каракуля.

* * *

«Большинство акулисцев смолоду уходит во все стороны на заработки; наживши капиталы на чужбине, они возвращаются в Акулисы, обзаводятся здесь семьей, но живут дома недолго: значительная часть их жизни проходит на чужбине, семьи же остаются в родном селении, получая деньги на расход от тех, которые живут где-то вдали». (В.И. Девицкий).

У зоков до начала XX века сохранялся традиционный минимальный брачный возраст: для девушек – 15 лет, для юношей – 20 лет. Обычной формой заключения брака был сговор родителей предполагаемых жениха и невесты. В связи с родом своих занятий (торговля, посредничество и т. д.) мужчины подолгу находились вне дома, но, как правило, возвращались в родное селение, чтобы создать семью.

Сватовство доверялось дяде жениха, который шел в дом невесты и просил согласия на брак своего племянника с их дочерью. Обычно с ответом не принято было спешить, а когда давали согласие, то при этом угощали водкой. И если жених по каким-то причинам в это время отсутствовал, то обряд проходил следующим образом: приходили родители жениха и приносили невесте кольцо, воткнутое в яблоко. Роль яблока в свадебных обрядах у зоков, как и у всех армян, очень символична и связана с элементами любовной приворотной магии.

К дому невесты направлялась танцующая процессия, в которой участвовали жених, его мать, крестный («кнкавор»), который играл роль посаженого отца («кавор») и близкие родственники. Входя в дом, они, несмотря на любое время суток, желали «доброго утра», тем самым отгоняя «злых духов».

Потом жених подходил к будущему тестю и целовал ему руку, а тот, в свою очередь, целовал его в лоб. В доме невесты жених все время молча стоял рядом с «кавором». Через некоторое время невеста в сопровождении пожилой женщины выходила из своей комнаты и становилась напротив жениха. Присутствовавший на церемонии священник благословлял принесенное стороной жениха кольцо, после чего жених надевал его на средний палец своей невесте. Затем невеста сразу удалялась, а гости садились за накрытый стол.

Для того, чтобы сшить свадебное платье жениху и невесте, к каждому из них домой приходили по две женщины, приносившие с собой головку сахара, обмотанную красной и зеленой нитью, и после того, как их угощали за столом, они снимали с каждого мерки. Для того, чтобы получить плату за шитье, портнихи говорили, что «ножницы не режут».

По традиции зоки справляли свадьбы зимой. В последние дни перед торжеством в домах жениха и невесты собирались их близкие родственницы, чтобы смолоть муку для приготовления «свадебного хлеба». Свои действия они сопровождали пением. В эту ночь хозяйка дома готовила тесто, утром в четверг начинали печь хлеб и «гату» (выпечка из слоеного теста).

В пятницу дружки жениха, «махараши» (макары-телохранители), шли с бычком на привязи к дому жениха, и, после того, как их угощали, они этого бычка приносили в жертву. Во время этого обряда родственницы жениха должны были петь и танцевать. Затем дружки направлялись к ближнему родственнику жениха и назначали его «махарбашой», то есть старшим дружкой на свадьбе. Предварительно в доме «кавора» устраивали трапезу, которую называли «хонча» (поднос). Во время «хонча» готовили специальный поднос с угощениями из фруктов, «гаты», вареной курицы, а также обязательно клали красную рубашку и архалук для жениха, а также два полотенца зеленого и красного цветов, чтобы «царь» («тагавор») скрестил их у себя на груди.

На следующий день, в субботу, в дом жениха приходил цирюльник, который брил поочередно всех «макаров», затем «кавора» и жениха. Прическа жениха была особенной, так как ему на голове выстригали крест, и все присутствующие должны были его в это место поцеловать и при этом положить монетку в поставленную рядом тарелку. Затем цирюльник, собрав деньги, продолжал стрижку и оставлял жениху на лбу небольшой чуб. Священник благословлял одежду жениха, надевал на него шапку, пояс и повязывал на груди крест-накрест красно-зеленую перевязь из платков. По окончании процедуры накрывали стол с угощениями. После соблюдения всех правил из дома жениха к невесте направлялся свадебный поезд, в котором участвовали: жених, «кавор» и «макары», один из которых держал у себя на голове поднос со свадебным платьем невесты. Принимая платье, «каворкин» со стороны невесты одаривала родственницу жениха и шла готовить невесту к выходу. Во время одевания свадебного головного убора девушке отрезали прядь волос. Когда невеста была одета, то к жениху ее выводила крестная, становясь по левую сторону от нее. С левой стороны от жениха стоял «кавор», при этом он должен был держать за край один из связанных между собой двух платков, а другой край держал жених. В таком порядке свадебное шествие направлялось в церковь. После церковного обряда, когда свадебная процессия направлялась к дому невесты, по дороге ее встречали у своих домов родственники и соседи с «хонча», на котором находились сладости и напитки.

Свадебным столом управлял тамада, который провозглашал первый тост за священника, второй – за жениха с невестой и «кавора». «Каворкин» подводила невесту к ее отцу, который в свою очередь передавал ее жениху. Невеста и жених целовали его руку, после чего процессия направлялась к дому жениха, предварительно заплатив выкуп за выход из дверей брату или младшему родственнику невесты. Существовал обычай разбивать при выходе невесты из дома вслед ей тарелку, чтобы она уже не смогла вернуться в дом своего отца. Молодых в доме жениха встречала его мать, которая осыпала невесту сладостями, а гости, танцуя, дарили невесте подарки, после чего отец жениха, «кавор» и «махарбаши» должны были дать брату невесты денежный выкуп, чтобы он разрешил войти невесте в дом жениха. Там невеста получала от матери жениха подарок и только после этого она садилась на предложенное ей место. Принято было из дома невесты приносить для нее еду. Жених и невеста не могли сидеть за общим столом. В первую ночь свадьбы невеста спала со своей подружкой. На следующий день, обычно в воскресенье, «макары» от имени жениха забирали из дома невесты одну курицу и кувшин с вином и под музыку зурны приглашали родителей невесты к жениху на обед, называемый «хнамшаканч». Вечером того же дня, танцуя с мечами или ножами, «макары» ощипывали курицу, а жених должен был отрубить ей голову. В эту ночь подружка невесты стелила молодым постель, а утром в знак девственности невесты показывала простыню, после чего получала от свекрови вознаграждение…

* * *

Во время рождения и крещения детей у зоков существовали особенные обряды. Если женщина не могла долго забеременеть, она шла на кладбище, где были похоронены священники, и брала с их могилы землю. Если это помогало, то собирали милостыню и на эти деньги заказывали серебряный крестик с цепочкой, а когда ребенку уже было 3-4 года, то переплавляли его в крестик большего размера и ставили две большие свечки в церкви.

Женщина рожала либо лежа, либо сидя на корточках. Чтобы облегчить роды, роженицу клали на теплый пепел и укрывали одеялом. В момент рождения ребенка повивальная бабка получала вознаграждение и завязывала пуповину. После этого пуповину зарывали в углу дома для того, чтобы, как полагали, «ребенок был домашним и верующим». Женщине после родов давали выпить стакан растительного масла для того, чтобы ее «спина окрепла». До крещения ребенка его мать считалась «нечистой», поэтому ее помещали в доме в отдельную комнату, где были только ее вещи. Спустя 10-15 дней, стараясь не видеть солнца, роженица начинала вставать с постели. Ребенка старались крестить на седьмой день после рождения, но иногда это происходило и через год.

* * *

Зоки перед смертью умирающего причащали, повернув его головой к востоку. Перед тем, как омыть тело покойного, звали священника, чтобы тот освятил воду, после чего он должен был прочесть молитву над усопшим. Двое мужчин или женщин (в зависимости от пола умершего) приходили его омыть, для чего его тело клали на доску лицом к востоку и начинали мыть с головы. В комнате, где находился покойник, зажигали лампаду, которая горела в течение всего времени до похорон.

Священник отрезал кусок ткани и вместе с ладаном клал в рот покойнику, а в его правую руку вкладывал две свечи, которые трижды зажигал и гасил.

Похороны обычно проходили утром. Редко когда покойника не хоронили три-четыре дня, обычно все происходило на второй, реже на третий день после смерти.

Взрослых покойников обязательно отпевали в церкви. Детей же сразу несли на кладбище, а если и заносили в церковь, то панихиды по ним не устраивали. Из дома покойника провожали все родственники и соседи. Согласно обычаю, хозяин дома должен был завернуть в носовой платок монеты и стать рядом с покойным. Проходящие мимо люди, выражая соболезнование, брали у него по монете и бросали в стоящую рядом с покойным тарелку, которую затем отдавали в пользу священника. Вокруг гроба собирались плакальщицы, которые исполняли традиционные песни-плачи.

Затем гроб брали четыре человека и три раза поднимали и опускали его, что символизировало прощание покойного со своим домом и домочадцами. Хозяин дома в этот момент раздавал всем присутствующим первую поминальную пищу: завернутое в лаваш вареное мясо или фасоль, а также вино. После этого гроб несли в церковь, а затем на кладбище. Женщинам не полагалось идти туда в это время. Прежде чем опустить тело покойного в могилу, мужчины на кладбище перекладывали тело из гроба, так как он был «общественным», и доставали из могилы положенные туда крест-накрест кирку и лопату.

На кладбище обязательно присутствовал священник, который, благословляя землю, вкладывал ее в руку хозяина дома, а тот должен был первым бросить ее в могилу. Хозяин дома раздавал всем по порции лаваша с мясом и наливал вино. Возвращаясь домой после кладбища, гроб несли перевернутым, а палки от кирки и лопаты выбрасывали, для того, чтобы в доме больше никто не умирал. Дома их встречали женщины с кувшином воды, чтобы они вымыли руки, после чего для них накрывали на полу поминальный обед, который состоял из блюда, приготовленного из фасоли, и «бозбаша» (мясной суп). Первыми садились за стол мужчины. Во главе сидел священник, который, прочтя молитву, провозглашал тост в память всех умерших в этом роду, на этой улице, в городе. После мужчин помянуть усопшего садились женщины.

Через три дня после похорон стирали одежду покойного, а на седьмой день ее раздавали родственникам и друзьям, после чего покойного вновь поминали. На сороковой день траур у близких родственников заканчивался, по этому поводу вновь все собирались за поминальным столом.

* * *

«Акулисцы очень гордятся своими торговыми делами и свое селение называют уголком Европы или уголком Парижа. Пожалуй, уголком Европы еще можно назвать, хотя и не вполне, потому что селение построено на азиатский лад, т.е. улицы кривые, узкие и нередко после нескольких изворотов совершенно неожиданно прекращаются. Дома, однако, устроены лучше и опрятнее, чем в прочих селениях, и по форме и величине скорее походят на городские, чем на деревенские.

Случайно натолкнувшись на одного бывшего ученика семинарии, я имел возможность побывать в его доме, правда, не очень богатом, тем не менее, вовсе и не бедном. Даже в этом доме, среднего типа, можно было видеть обстановку на городской лад: венские стулья, диван, столы, фотографические виды, обои на стенах, ковры на полу. Потолок в зале представлял остатки восточного вкуса: по всей длине своей он сделан был из дерева с самыми разнообразными резными украшениями, и, в общем, производил приятное впечатление». (В.И. Девицкий).

Ученый и переводчик из кавказских татар Гурбанали Шарифов в своем «Путешествии Мозалан Бека» (журнал «Молла Насреддин». Тифлис, июнь 1909?г.) пишет:

«Вчера я побывал в армянском селе Айлис (Агулис. – М. и Г.М.). И что я увидел? Кажется, даже глупцы бы обомлели. Прежде всего, я хочу сказать, что село это, словно ухоженный район Тифлиса. Красивые особняки, чистые улицы, много крупных и красивых мостов, множество школ, библиотек, читален, здания и сооружения просвещения с изумительным убранством. Клянусь Аллахом, я оцепенел.

А людей вообще не узнать, словно только что прибыли из Франции, одежда, поведение, безукоризненная чистота (говоря о чистоте, имею в виду внешность людей, не подумайте чего-то иного). Воистину я был поражен…»

Из «Каникулярной поездки…» учителя В.И. Девицкого;

«В селении Акулис имеется несколько церквей и упраздненных монастырей. Практичные акулисцы воспользовались монастырскими помещениями и устроили в них школу, где занимается 8 учителей и 2 учительницы, обучающие около 400 мальчиков и девочек. Зашел я в монастырскую церковь. Размеры ее очень значительны, обстановка богатая…»

Праздник Богородицы широко праздновался в селении Верин Агулис. За неделю до него обычно постились, совершали паломничества в церковь Богородицы, где на рассвете несколько раз вокруг нее обходили. В этот день совершалось жертвоприношение петуха или барана, которое называлось – «шатак» (общеарм. – «матах»).

Публикацию подготовили Марина и Гамлет Мирзоян

Поставьте оценку статье:
5  4  3  2  1    
Всего проголосовало 222 человека

Оставьте свои комментарии

  1. Может кто-то и впервые прочел про зоков, может кто-то и сомневается-но в нашей семье мы всегда знали, что бабушка Сирануш была из зоков. И никогда не сомневались в этом. И она много рассказывала. И какая разница - евреи они или армяне...главное что люди!!! А традиционное армянское изречение, что среди них евреев нет - не более чем миф и заблуждение. Есть! и ничего плохого я в этом не вижу!
  2. Вардуи, а кто сказал , что зоком или евреем плохо быть? В статье рассказано о зыках, такие какие они есть, с их нравами и историей и это плюс.
  3. Моя бабушка говорила,что наша семья ЗОКИ, но до сих пор не смог отличить нас от всего армянского Мы просто армяне, а как себя называли предки, не мое дело.За статью спасибо авторам и газете.
  4. Зоки остались единственной субэтнической группой армян, сохранившими хоть какую-то еврейскую самоидентификацию. Зоком был основоположник армянской национальной профессиональной музыки и композиторской школы, отец армянского национального оркестра, создатель и разработчик оркестровой (партитурной) письменности и вокально-инструментального стиля армянской музыки композитор Арам Арутюнович Мерангулян (1899/1902-1967).
  5. Гипотеза о еврейском происхождении зоков возникает в XIX веке. Поиски “чуждого” происхождения могли быть связаны с тем, что села зоков слишком сильно выделялись среди окружавших их армянских сел, а сами зоки также любили подчеркивать свое отличие от остальных армян. Возможно, по словам эксперта, этот процесс подстегнуло то, что как раз в XIX веке переиздаются сочинения древних армянских авторов, повествующие о приводе в Армению на рубеже эр многочисленных групп евреев. Но все это так и не оформилось в какую-то единую доктрину и сохранилось лишь на уровне устных преданий, бытующих среди самих зоков. Сейчас зоки уже не живут на своей исконной территории. Многие из них погибли во время Гражданской войны 1918-1920 годов, а оставшиеся были постепенно вытеснены из Нахичеванской области в рамках политики азербайджанизации. Последние зоки покинули деревни бывшего “Зокастана” в конце 1980-х годов.
Комментарии можно оставлять только в статьях последнего номера газеты