Выборы в Нагорном Карабахе. Ресурс надежды

С каждыми новыми выборами образования, стремящиеся к окончательному отделению от «большого брата» (Абхазия и Южная Осетия от Грузии, Приднестровье от Молдовы, Нагорно-Карабахская Республика от Азербайджана), институционально укрепляются. Мало того, выборные процедуры в непризнанных образованиях – это не просто тест на их государственную состоятельность. Это – конкуренция в легитимности и состоятельности с «большим братом», демонстрация единения политической элиты и населения непризнанного образования перед лицом внешней угрозы. И, наконец, выборы – это ресурс надежды на то, что политической элите государства de facto удастся преодолеть свой маргинальный статус и войти в семью «объединенных наций» не со двора. Все иные варианты политического развития и политической легитимации (кроме демократического) работают на укрепление имиджа международного изгоя. Таким образом, парламентские и президентские выборы в Абхазии, Нагорном Карабахе, Южной Осетии или Приднестровье могут не признаваться ООН, ОБСЕ, НАТО, другими влиятельными международными структурами, а также различными национальными государствами. Более того, они могут рассматриваться, как угроза стабильности региона или «мирному процессу» (хотя неясно, как осуществлять этот процесс, если одна из сторон конфликта заранее считается «деструктивной силой»). Однако от всех гневных реляций и политических «филиппик» «непризнанные выборы» не становятся менее значимым фактором как глобальной политики, так и политики региональной. Но самое главное - это то, что такого рода выборы поддерживаются «непризнанным населением», следовательно, они получают свою легитимность, хотя и непризнанную.

Президентские выборы в Нагорно-Карабахской Республике (НКР), намеченные на 19 июля 2007 года, стоят особняком среди выборов (и парламентских, и президентских) в других образованиях, образующих своеобразное СНГ-2 (или «параллельное СНГ»). НКР станет мерилом демократии среди de facto государств постсоветского пространства. Еще11 октября 2006 года президент этого непризнанного государства Аркадий Гукасян заявил, что не будет участвовать в предстоящих президентских выборах 2007 года. Проблема «третьего срока», так осложнявшая жизнь и самого Гукасяна, и его окружения, решена — глава НКР добровольно отказался от пролонгации своего пребывания у власти, несмотря на то, что в его окружении немало сторонников продления президентских полномочий. На всем постсоветском пространстве (и признанном, и непризнанном) казус НКР будет всего лишь четвертым случаем добровольного сложения полномочий главы государства. Начиная с 1991 года, посты президентов по своей воле оставили только президент России Борис Ельцин, украинский лидер Леонид Кучма и глава Грузии Эдуард Шеварднадзе (при этом последний ушел со своего поста под давлением тбилисской улицы). Первый лидер Украины Леонид Кравчук покинул свой пост в результате проигрыша президентской кампании в 1994 году, а президент Армении Левон Тер-Петросян вынужден был сойти с политической арены после «консультаций» с представителями республиканской элиты, вызванных «особым мнением» армянского лидера о карабахском вопросе. Что же касается de facto государств постсоветского пространства, то и здесь добровольные уходы лидеров еще не стали политической модой. В Приднестровье Игорь Смирнов, начиная с 1991 года, является бессменным лидером (в 2006 году он снова выиграл президентскую кампанию и не собирается искать преемника). В Абхазии Владислав Ардзинба покинул свой пост по состоянию здоровья, а его окружение пыталось (хотя и безуспешно) провести операцию «преемник» в 2004 году. В Южной Осетии проходила смена власти (хотя и не добровольно). Однако сегодня глава Южной Осетии Эдуард Кокойты проводит в жизнь авторитарные принципы, мотивируя это перманентной угрозой со стороны Грузии.

Таким образом, добровольный уход с политического Олимпа – это скорее исключение из правил, чем правило постсоветской политики. Добровольный уход со своего поста Аркадия Гукасяна, во-первых, поставил этого лидера на особое место в «армянском мире» (т.е. в самой НКР, Армении и в спюрке). Гукасян стал отцом-основателем Конституции НКР (принята на референдуме в декабре 2006 года). При нем же была проведена первая перепись населения непризнанной республики, усмирены несистемные политики, готовые строить отношения внутри НКР «по понятиям». Именно при Гукасяне в НКР фактически был введен «универсальный подход» к самоопределению СНГ-2. Сегодня во всем мире авторство этого подхода приписывается Владимиру Путину, который заявил о возможности использования прецедента Косово для постсоветского пространства. Кстати сказать, сам российский президент не распространял косовский казус на НКР, определив границы использования балканского опыта Абхазией, Южной Осетией и Приднестровьем. Между тем, российский лидер в 2006 году лишь взял то, что и до того «витало в воздухе». В том же Нагорном Карабахе еще при проведении парламентских выборов в 2005 году многие политики и официальные лица апеллировали к косовской модели (сначала стандарты, потом самоопределение). Речь, конечно же, шла не об авторитарных стандартах. Таким образом, использование казуса Косово началось в НКР еще до того, как об этом прецеденте заговорил президент России.

Во-вторых, политическое решение Гукасяна продемонстрировало приверженность Карабаха к демократии. При этом здесь демократия рассматривается не только и не столько, как абстрактная ценность, сколько, как эффективный способ строительства дееспособного государства и, в конечном итоге, достижения независимости. На одной из конференций, посвященных кавказской проблематике, известный азербайджанский политолог не без доли иронии заявил, обращаясь к армянским коллегам: «Вы что же в Карабахе демократию строите назло нам?» Как бы то ни было, для НКР наличие демократических институтов и процедур является важным доказательством того, что существование под юрисдикцией Азербайджана не представляется возможным. У НКР после победы в войне с Азербайджаном было немало соблазнов стать федерацией «полевых командиров». Однако благодаря политической воле его лидеров этот путь уже к началу 2000-х гг. был закрыт. При этом военные заслуги, успехи на фронте не брались в расчет, когда речь шла о создании дееспособных институтов (пример Самвела Бабаяна о многом говорит). И если в России времен «суверенной демократии» противостояние мэра столичного города и президента не является актуальным, то в Карабахе это имеет место быть. Мэр Степанакерта – политический оппонент президента Гукасяна. Добавим, избранный мэр, поскольку в Карабахе глав местного самоуправления избирают (прошли уже три избирательные кампании). И эти выборы проходили еще до того, как в самой Армении поправками к Основному Закону вводились выборы главы столичного города.

Конечно, переоценивать зрелость карабахской демократии не следует. Геополитическая ситуация вокруг Карабаха заставляет держать «оружие наготове», а значит, и укреплять милитаристский дух, и иметь сильные спецслужбы (что всегда является вызовом демократии «по определению»). Демократия в НКР в силу определенных причин является «этнической демократией», поскольку она распространяется фактически на одну только этническую группу. Однако надо понимать ту динамику, которую проделал Карабах после завершения войны в 1994 году. И сравнивать карабахскую демократию сегодняшнего дня следует не с демократией в США и в ЕС, а с тем, как обстояло дело внутри НКР 5 или 10 лет назад, а также с демократией в Абхазии или в Южной Осетии (вообще на постсоветском пространстве). Тогда наши выводы будут, по крайней мере, корректны. Тогда мы сможем увидеть ряд черт, которые позволяют выгодно отличать Карабах от других признанных или непризнанных образований.

В НКР в отличие от других государств «параллельного СНГ» реализуется диверсифицированная внешняя политика. Степанакерт не делает ставку исключительно на Москву. 6 представительств этого непризнанного государства существуют не только в Армении и в РФ, но также и в Вашингтоне, Париже, Австралии и на Ближнем Востоке. До сих пор Конгресс США осуществлял финансирование социальных проектов в Карабахе, а с официальными праздниками республики ее лидеров не раз поздравляли американские конгрессмены. Наверное, такая внешняя политика представляется логичной, учитывая сокращение интереса РФ к Карабаху. В рамках мирного процесса под эгидой Минской группы ОБСЕ Москва работает с Ереваном, не слишком интересуясь «особой позицией» Степанакерта. Российский бизнес в НКР также не слишком активен (в то время, как здесь работают даже представители армянской диаспоры Австралии). Что же касается российских правозащитников или общественных деятелей, то здесь нельзя не отметить конъюнктурного их интереса к карабахскому вопросу. В период борьбы против Советского государства и коммунистической власти в 1988-1991 гг. российские правозащитники и активисты гражданского общества весьма активно интересовались ситуацией в Карабахе (всем памятна деятельность «КРИКа»- Комитета российской интеллигенции «Карабах»). Поскольку сегодня российская власть не слишком интересуется карабахской проблемой, то в спорах и противостоянии с ней российские общественники не могут использовать карабахский инструмент. Между тем, работа на карабахском направлении не должна была ограничиваться вопросом: «Вы за или против признания НКР?» И в политическом, и в экономическом плане Карабах представляется интересным и перспективным регионом, присутствие в котором никак не способствовало бы ослаблению позиций России на Кавказе. Тем паче, если понимать под Россией не только один Кремль.

Таким образом, президентские выборы в Карабахе в июле 2007 года будут иметь большое значение не только для самих карабахцев (уже привыкших к тому, что власть меняется и что действующей власти возможна оппозиция). Фактически сегодня Нагорный Карабах наряду с Косово становится вторым прецедентом для Абхазии, Южной Осетии и Приднестровья. И если к косовскому казусу элиты de facto государств апеллируют как к внешнему прецеденту, то карабахский казус будет использован политиками «параллельного СНГ» для борьбы за демократизацию политической жизни. В НКР политики первыми в СНГ-2 осознали, что демократические институты служат гарантией международного признания. И эти институты гораздо важнее для брюссельских бюрократов и общественного сознания США, от которых зависит фактическое признание международным сообществом. Сегодня справедливой будет считаться только та борьба, которая ведется под демократическим знаменем — сознавая это, НКР достигла гораздо большего, чем Абхазия, ПМР или Южная Осетия. Добровольный уход Аркадия Гукасяна с президентского поста и проведение президентских выборов создадут важный прецедент и для признанной мировым сообществом Армении. Ни для кого не секрет, что в Ереване немало тех, кто желал бы продления полномочий президента Роберта Кочаряна. Будучи важным национальным символом для Армении, Карабах послужит примером цивилизованной смены верховной власти. К нему будут апеллировать все ведущие политические силы Армении. Казус НКР важен и для Азербайджана — страны, высшая власть в которой фактически передается от отца к сыну. Ситуация «мягкого султаната» в глазах мирового сообщества ослабляет позиции Баку с точки зрения возвращения Карабаха под свою юрисдикцию. Демократические стандарты непризнанной Нагорно-Карабахской Республики выше, чем в признанном Азербайджане.

Сегодня в ЦИК НКР уже зарегистрировано несколько инициативных групп по выдвижению кандидатов в президенты. Однако большинство экспертов предрекает, что основная борьба развернется между Бако Саакяном (начальником Службы национальной безопасности НКР) и Масисом Маиляном (заместителем министра иностранных дел НКР). Уже предпринимаются попытки представить эту борьбу, как противоборство «авторитарных сил» (Саакян) и «сил демократии» (Маилян). Не обходятся подобного рода прогнозы, как правило, и без обыгрывания «фактора спецслужб». Спору нет, в любой избирательной кампании на постсоветском пространстве (и НКР здесь не будет исключением) и административный ресурс, и фактор спецслужб будет играть свою роль. Однако необходимо признать и другой факт. Любой лидер НКР (из чьих бы структур он ни происходил) будет стремиться удерживаться в рамках демократического дискурса. И вовсе не из-за идеалистических соображений. Среди всех карабахских политиков (и среди провластных сил, и среди оппозиционеров) существует консенсус по поводу будущего республики. И это будущее видится на путях международного признания. А, как известно, самоопределение без стандартов будет проблематично. Игнорирование этого факта будет равносильно отрицанию национальных устремлений НКР. Такое отрицание в свою очередь может поставить крест на перспективах любого карабахского лидера. А значит, шансы на демократическое развитие и сохранение позитивной динамики будут сохраняться.