Трагик комического амплуа

Может показаться, что преследующая известного артиста череда трагических событий продолжилась и за чертой его жизненного пути, который неожиданно оборвался 29 декабря 1993 года. Хотя, узнай он о том, что в силу известных событий именной борт в Армению так и не прилетел, возможно, не обиделся бы и назло судьбе снова бы заразительно «хохотался». Кстати, по свидетельству коллег и друзей, этот и многие другие афоризмы рождались не под пером сценаристов, а на съемочной площадке, где даже режиссер, неожиданно услышав очередную реплику актера, безоговорочно принимал ее в сюжетную линию своей ленты. Фрунзик, как до сих пор называют поистине народного артиста в Армении, всегда был великолепным импровизатором, умевшим тонко чувствовать ситуацию и привносить в нее порой то, что когда-то где-то подсмотрел. «Мне кажется, в общении с людьми он не просто наблюдал за собеседником. Он впитывал в себя каждую мелочь и запоминал, надолго оставляя ее где-то в уголках своей памяти. Шлифовал. Вынашивал. И лишь спустя некоторое время фраза всплывала в каком-нибудь незначительном на первый взгляд эпизоде, сверкая таким искрометным юмором, что уже навсегда оставалась в картине главной изюминкой, – рассказывает Альберт Мушегович. – Помните фильм Генриха Маляна «Мы и наши горы»? В диалоге между милиционером и пастухом он выразил многоликую палитру своих эмоций возгласом: «Эй-эй-э-э-э». Именно так обычно любил говорить наш отец, когда попадал в сложные перипетии жизненных проблем. Мой старший брат, с детства мечтающий стать артистом, запомнил эту фразу, чтобы через много лет вновь озвучить ее с таким же неподражаемым национальным колоритом в картине». Сегодня Альберт Мкртчян затрудняется ответить, кто из них – брат или он – раньше заболел театром. Но то, что Фрунз в буквальном смысле бредил сценой, подчеркивает с особой значимостью. «С этим Божьим даром он родился, – говорит Мкртчян-младший. – Да-да, таким родился. И эту искру своего таланта не просто сберег, но еще и сумел подарить людям. Хотя порой ему приходилось очень несладко».

Их родители относились к тому поколению армян, которое называют детьми геноцида Османской Турции. Чудом избежавшие участи своих соотечественников в кровавой резне 1915 года, пятилетние сироты Мушег и Санам были случайно найдены по дороге на историческую родину. Их поместили в один детский дом, где они вместе выросли, потом поженились, а затем вместе пошли работать на крупнейший в Союзе Ленинаканский текстильный комбинат простыми рабочими. Казалось, жизнь начала налаживаться, стали рождаться дети. Однако, как вспоминает режиссер, пережитый когда-то ужас преследовал родителей даже в благополучной жизни. «В доме стояла звенящая тишина. Отец обычно молчал, занятый своими проблемами и мыслями. А мать могла иногда часами сидеть на стуле и безучастно смотреть в одну точку. Видимо, прошлое не отпускало их», – вспоминает он. Конечно, дети не были отданы на растерзание улице, но некоторая свобода действий не возбранялась. Возможно, именно поэтому маленькому непоседе Фрунзику легко удавалось реализовывать свои детские фантазии то в дворовых театральных постановках, то в живописи. Ведь с детства он прекрасно рисовал. Хотя мало кто знает, что его более взрослые работы и дружеские шаржи не раз удостаивались теплой поддержки друзей и поощрительной оценки профессионалов.

Однако победила любовь к театру и кино, хотя строгий отец, простой рабочий человек, считал профессию актера недостойной настоящего мужчины. Впрочем, до блестящего триумфа сына он, к сожалению, не дожил. А первое появление отпрыска в кино только укрепило его в собственном мнении: не мужское это дело – лицедействовать. Хотя микроскопический эпизод, который занял в фильме всего несколько секунд, вряд ли можно назвать дебютом. В 1954 году в приключенческой картине «Тайна горного озера» молодой актер снялся в роли паренька, убирающего с дороги большой камень. Но в процессе монтажа в кадре осталась лишь его левая нога. «Когда брат пригласил нас на премьеру фильма, которая состоялась в ереванском кинотеатре «Москва», то, конечно, пошли всей семьей. И хотя знали, что это будет небольшой эпизод, тем не менее, с нетерпением ждали его появления. Но шли минуты, а моего брата все не было и не было. Не выдержав, стали потихоньку тормошить его: «Когда же, наконец, появишься?», на что он шепотом отвечал: «Подождите. Уже скоро». И вдруг темноту зрительного зала разрывает крик: «Ботинок! Мой ботинок!». Зрители стали оглядываться на нас, видимо, сочувствуя пареньку, потерявшему в самый неподходящий момент обувь. А тем временем, взволнованно жестикулируя в сторону экрана, Фрунзик пытался коротко объяснить нам, что это и есть он, а вернее, его ботинок, который остался в окончательной версии фильма», – с юмором вспоминает тот далекий эпизод Альберт Мушегович и дальше, уже вполне серьезно, продолжает: «Хотя театральный триумф состоялся у?Фрунзика почти сразу после его первых? серьезных ролей. Будучи студентом второго курса, он?получил приглашение в?Театр имени Габриела Сундукяна дублером на?роль Эзопа, которую в тот период играл его педагог Вагарш Вагаршян. Но уже после первого спектакля учитель подошел к?любимому ученику, поцеловал и…?уступил своего героя ему».

Да и в кино большой зрительский успех приходит сразу же с первыми ролями в армянских лентах «О чем шумит река» и «Парни музкоманды». Следом всесоюзную известность принесла роль плутоватого Джабраила в самом кассовом фильме того времени «Кавказская пленница» режиссера Леонида Гайдая. Кстати, не только всесоюзную, но и мировую, поскольку кинокомедию закупили, как принято теперь говорить, в дальнем зарубежье. И даже в одном из «мыльных» бразильских сериалов главные герои недавно попытались повторить «старинный» обычай похищения невесты, подсмотренный именно в этой картине. Настоящей суперзвездой Фрунзик Мкртчян становится после роли водителя Хачикяна в фильме Георгия Данелии «Мимино». Мало кому известно, что все самые смешные фразы фильма, ставшие буквально через несколько дней крылатыми, были экспромтами великого артиста.

Впрочем, импровизировал он не только в кино или в театре, но и в жизни. «Как-то в гости на хаш нас пригласил председатель колхоза одного из отдаленных районов республики. Узнав о том, что в их село приехал «такой дорогой и известный» гость, в окна комнаты стали осторожно заглядывать сельчане. Несмотря на грозное выражение лица главы местной общины и весьма красноречивые знаки под столом местные жители расходиться не собирались. Заметив это, Фрунзик сказал: «Ну, зачем ты их гонишь? Они думают, что я приехал сюда по работе. А раз они пришли к нам, давайте сыграем для них спектакль». И мы тут же разыграли придуманный им сценарий. Установив посередине небольшой комнатки стол, уселись за него и с невозмутимыми лицами продолжили трапезу, а заодно, как ни в чем не бывало, и разговоры вполголоса о чем-то своем, личном. Сцена получилась довольно комичной, если учесть, что в тот момент сельские зрители обходили нас живой движущейся лентой вокруг стола, что очень напоминало очередь в мавзолей Ленина. Этот «спектакль» мы удачно завершили, хотя он мог закончиться и более плачевно – повесткой в соответствующие органы. Но уже на обратном пути домой дали волю смеху, когда вспоминали, как смотрели на нас сельские зрители, уверенные в реальности спектакля. Представляли, как они смаковали увиденное», – рассказывает Альберт Мкртчян эпизод почти полувековой давности.

Правда, самому режиссеру иногда было совсем не до смеха, особенно если в его картинах снимался брат. Нет-нет, Фрунзе Мкртчян был настоящим трудоголиком, обожающим свою профессию и филигранно доводящий каждую роль до блеска. Однако встретившись вместе на съемочной площадке, артист и режиссер Мкртчяны частенько спорили, причем настолько сильно, что окружающие воспринимали их творческие разногласия всерьез. Как-то во время съемок последних кадров своего фильма «Крупный выигрыш» Альберт Мкртчян заставлял брата раз за разом повторять одну и ту же сцену: вновь и вновь подниматься на высотный башенный кран в кабину. «Так было задумано по сценарию. Уходящий на пенсию крановщик в последний раз хотел увидеть с высоты птичьего полета панораму раскинувшегося Еревана. В тот момент я совершенно забыл, что у него патологическая боязнь высоты. Но съемочное время поджимало, а очередные дубли по какой-то причине мне не нравились. И когда я в десятый или в двадцатый раз дал команду «Мотор»… Короче говоря, в запале спора Фрунзик оторвал приклеенные усы и кинул в мою сторону. Тут же с крыши строящегося рядом здания неожиданно в меня полетели камни, а потом раздался улюлюкающий свист. Это работающие на крыше заключенные попытались таким образом заступиться за своего любимца, пообещав вдобавок расправиться со мной, если я не прекращу издеваться над ним. Убедить их в тот момент, что мы братья, было совершенно невозможно», – рассказывает Альберт Мкртчян.

Популярность Фрунзе Мкртчяна была действительно огромной. Говорят, когда в московском метро он заходил в вагон, то москвичи аплодисментами приветствовали его, а на армянских рынках продавцы бесплатно отвешивали самые лучшие фрукты и овощи, считая за честь просто переброситься парой житейских фраз с самым известным армянином. Думаю, что так оно и было на самом деле, поскольку в детстве я сама несколько раз становилась свидетелем этих эпизодов на родном комитасовском рынке. Помню, как благоговейно расступалась толпа перед всенародным любимцем. В том коридоре, опустив глаза в землю и тушуясь от всеобщего обожания, шел не просто народный артист СССР и лауреат Государственной премии СССР. Это шел Великий и поистине Народный артист, потому что народная любовь к нему была выше государственных наград. «Кем он больше чувствовал себя по жизни – ленинаканцем или ереванцем – трудно сказать, – задумывается Альберт Мкртчян. – Скорее всего, просто настоящим армянином, который очень сильно любил свой народ и свою Армению».

Наталья Оганова