№1 (276) январь 2016 г.

Иные миры Эдмана Айвазяна

Просмотров: 4582

С древних времен армянские художники, оказавшиеся на перепутье времен и пространств, в своем творчестве не только стремились сохранить традиции старины, но и умели соединять знание Запада с пониманием Востока.

В Национальной галерее Армении, где были представлены работы Эдмана Айвазяна, уроженца Ирана, можно проследить этот путь творческого самосознания, где уравновешены армянская, европейская и иранская культуры, изящество и чистота палитры вкупе с тончайшей философичностью его пейзажей. В Армении Эдман Айвазян награжден медалью «Аршил Горки».

Эдман Айвазян родился в Тегеране в 1932 году. В те времена в столице Ирана еще не было армянских школ, и будущий художник, оставаясь верным заветам своей семьи, уважающей родовые традиции и устои, самостоятельно обучался армянскому письму. Интерес к живописи у Эдмана пробудился рано. Художник рассказывал, как кропотливо, шаг за шагом, изучал иллюстрации из альбомов Репина, Серова, Айвазовского, Сезана, Пикассо... И как сильно было его волнение, когда он впервые увидел их в подлинниках!

Эдман Айвазян отправился в Европу, чтобы совершенствоваться в выбранной им стезе. Он поступает в Академию изящных искусств в Риме. Там к нему пришел успех – престижные медали и награды на национальных художественных конкурсах, приглашения на участие в многочисленных выставках. Помимо живописных портретов и пейзажей, он осваивает графику, изучает каллиграфию, создает архитектурные проекты.

Художник с удовольствием обращается и к морской теме. «Сколько часов я отдал морю, созерцая его и следя за ним с безмолвием в душе!» – признавался он. Нынче 83-летний Эдман Айвазян живет в Великобритании и является членом Королевского общества художников-маринистов, открывая кряду по четыре-пять выставок в год.

Накануне выставки меня предупредили, что художник не очень словоохотлив, от интервью почти всегда отказывается. Каково же было мое удивление, когда Эдман Айвазян очень просто, почти по-родственному откликнулся на мое предложение поговорить с ним.

– Вечное спокойствие пустыни в Ваших работах – как она мне напоминает «Женщину в песках» Кобо Абе!

– Пустыня в первую очередь открывает в человеке самого себя. Если долго пробыть в ней, можно забыть о цивилизации, можно и вовсе не вернуться… В Армении, кстати, та же наполненность есть в горах, начиная от Гориса и дальше…

Вообще же, когда я пишу картину, я ее не сразу заканчиваю. Каждый раз, входя в мастерскую, я прибавляю какую-нибудь деталь, мазок. Картина начинает жить особой жизнью, она начинает мне диктовать свои условия и правила жизни. И я подчиняюсь ее магнетическому воздействию. Картина для меня, как человек. Чем больше ты с ним беседуешь, тем больше граней его натуры ты раскрываешь для себя…

– Но помимо застывших в тысячелетнем молчании стен древних сооружений, Вы пишете и лики святых. А как же существующий в исламе жесткий запрет на изображение лиц людей…

– Я писал лики святых для интерьеров армянских церквей. Последние мои работы – это фрески в армянской церкви Сурб Саркис в Тегеране. Это 12-метровые стенные росписи. Я изобразил армянских святых обнаженными, свободными от одежды – такими, какими их воспринимал. Но когда я был в Лондоне, мне сообщили, что есть распоряжение, чтобы «святые были одеты». «Я не портной», – ответил я на это и не стал переделывать свою работу. Когда же некоторое время спустя я приехал в Тегеран и посетил эту армянскую церковь, то увидел, что мои святые были одеты в холст, местами подкрашены, подретушированы. Собственно, было сделано красиво, со вкусом, но это была уже не та философия, которую я изначально вкладывал в эти работы.

– А что Вы называете истинно духовной, христианской составляющей в армянском искусстве?

– Армянское искусство, и в частности архитектура, в том виде, в каком ее создали армяне – это сочетание божественного с человеческим. Это внутреннее духовное строение, которое держится на геометрии, числе. Многие считают, что там, где есть арка или хачкар, там и сосредоточено армянское. Это глубокое заблуждение, которое приводит к механическому повторению, инерции подхода, результатом чего становятся бездарные имитации. Армянская архитектура – это не только арка на двух колоннах, но и куб, круг, шар… Причем формы эти подвижны, активны. Армяне тянутся вверх, к свету. Поэтому считается, что армянин – человек горы, вершины. Поэтому и купол церквей остроконечный, восьмигранный – он не направлен вниз, как у мечети, а именно вверх.

– Впервые Вы побывали в Армении 28 лет назад – срок немалый. Какие, на Ваш взгляд, произошли изменения во внешнем облике нашей столицы?

– Конечно же, архитектура Еревана стала неузнаваемой. Все стало слишком цивильным, много стало новостроек. Но мне на этот раз было неуютно и чуточку тесно в городе. Я говорю это, исходя из собственных впечатлений, может, на самом деле все выглядит иначе. Но вот то, что эклектика вытеснила все и вся – это факт. Собственно – всегда так было – город должен ориентироваться на людей, горожан. Поздно или рано сами горожане его и обживут.

– А могли бы Вы сказать, что общего может быть между двумя культурами – иранской и армянской?

– Помимо армянских церквей, я оформлял общественные и сакральные сооружения в Иране, Европе и на Ближнем Востоке. Мне близка как восточная культура, так и армянская. Что общего между ними? Общее – тишина и спокойствие вечности.

Кстати, на Востоке издавна существует форма молчаливого общения – даршан. Это своеобразная форма человеческого присутствия, встреча в молчании, тишине, когда слова не нужны. Религиозные лидеры или духовно развитые люди проводят подобные встречи со своими последователями и учениками. Это своеобразное причащение, после которого человек получает благословение. Такую тишину я чувствую каждый раз, посещая и армянские церкви.

Что касается религии: для меня это – некое единство, растворенное в пространстве. И христианство, и мусульманство, и буддизм, и иудаизм – это все ветви одного большого дерева. Во всех этих религиях много общего, и все они направлены во благо человека.

– Вы, должно быть, уважаете и ритуалы каждой из этих религий. Интересно узнать, какой из них Вы соблюдаете в Новый год?

– Я знаком с традицией проведения Нового года – Новруза в мусульманских странах. В этот праздник жгут костер – «тонгал» и затем семь раз перепрыгивают через него. Огонь разжигается повсюду, начиная с самого высокого места на крышах домов и кончая праздничными свечами на новогодних столах. Я был искренне удивлен, когда узнал, что почти такой же ритуал проводят в Армении 13 февраля каждого года. Просто считается он не новогодним праздником, а праздником влюбленных, когда молодые супружеские пары и просто влюбленные друг в друга юноши и девушки перепрыгивают через костер. То же происходит и в России в день Масленицы. И то, и другое все же упирается в язычество, предшествовавшее христианству. Всё едино, как видите.

– Что бы Вы хотели пожелать армянам, да и всем людям на планете, в Новый год?

– Мне нравится армянский Новый год с обилием еды, спиртного, с хорошим настроением и с теплом в сердце. Такой теплоты я нигде не встречал. Помимо мира, очень необходимого сейчас для нас всех, живущих на этой Земле, я хочу пожелать, чтобы люди научились помогать другим становиться способными помочь себе самим. Это не просто фраза, произнесенная вслух, в ней есть сакраментальный смысл. Если задуматься…

Кари Амирханян

Поставьте оценку статье:
5  4  3  2  1    
Всего проголосовало 4 человека

Оставьте свои комментарии

Комментарии можно оставлять только в статьях последнего номера газеты