Геворг Касян: К здоровью надо относиться ответственно
О своевременной диагностике урологических заболеваний, лечебной практике и медицинской науке, западном врачебном опыте и российской реформе здравоохранения «Ноеву Ковчегу» рассказал Геворг Касян, д.м.н., профессор кафедры урологии Московского государственного медико-стоматологического университета им. А.И. Евдокимова.
– Геворг Рудикович, можно ли говорить о росте числа урологических заболеваний или сегодня по сравнению со вчерашним днем мало что изменилось?
– Вряд ли можно говорить об увеличении количества заболеваний. Возросла их выявляемость, это первое. И второе – существенно изменилось отношение людей к качеству своей жизни, они стали уделять ему больше внимания. Сегодня важны не только продолжительность, но и качество жизни. И пациенты все чаще обращаются к специалистам.
Качество жизни – это сложный термин. Наряду со многим другим под ним подразумевается ответственное отношение человека к своему здоровью, понимание проблем здоровья, взросления и старения. Есть понятия старость и здоровая старость. Пожилой человек может и должен полноценно жить, быть активным, посещать театр, общаться с друзьями. На протяжении последнего столетия медицина сделала огромный рывок, но все-таки не смогла существенно увеличить продолжительность жизни человека. Здоровое долголетие – самое важное достижение наших дней!
Благодаря вниманию пациентов к своему здоровью и новым методикам заболевание можно своевременно диагностировать. Раньше рак почки определялся только тогда, когда опухоль можно было уже пальпировать через живот, то есть на запущенной стадии. А сегодня этот диагноз ставится чаще всего в ходе ультразвукового исследования – доступного каждому метода диагностики. Кроме того, появились тесты для скрининга рака простаты. Каждый мужчина после 50 лет должен 1 раз в год делать этот несложный анализ крови. В результате – выявляем больных с локализованным раком простаты и полностью их излечиваем.
– Урологические проблемы связаны с образом жизни?
– Связаны, и существенно, причем и у мужчин, и у женщин. Урологические болезни – это болезни мочевого пузыря, мочевыводящих путей, почек, которые есть у всех. Проблемы связаны с гиподинамией, ожирением, низким тестостероном у мужчин, с массой других факторов, которые напрямую зависят от питания, физической активности или питьевого режима.
– Как отразилась реформа здравоохранения на состоянии и развитии урологии в целом, на Ваш взгляд?
– Во всем мире, и это касается не только России, закончились «легкие» деньги, которые выделялись на медицину в целом. И все страны пытаются урезать свои расходы на здравоохранение. Реформы здравоохранения идут во всем мире.
– Почему так происходит?
– В 80-90-х годах было ощущение, что наступил социализм, по крайней мере в Европе, и деньги есть на все, в том числе на всеобщую доступную медицину. На здравоохранение в Америке тратится 17% ВВП, но эти деньги платит не государство только, а в большей степени население. Во Франции показатели скромнее. Но если брать государственные расходы и расходы частные, то французское государство тратит в абсолютном количестве больше, чем США. Англичане тратят на медицину немного, и система здравоохранения там считается одной из самых оптимальных. Несмотря на это, ждать консультации уролога или операции приходится 6-8 месяцев. В Советском Союзе существовала система здравоохранения, когда никто ни за что не платил и деньги не считал. И эта система современной России не по карману, когда подсчитали, во что она обходится. У нас в поликлинике можно попасть на консультацию к любому специалисту. На Западе пациенты идут сначала к специалистам общей практики, обучение которых, кстати, менее затратное, и если они сами не могут решить проблему, то направляют больного к соответствующему специалисту.
Все понимают, что российская система в таком виде, в каком она была, не может больше существовать, ни одна страна выдержать такие расходы не может. И эту систему стали реформировать. Пока реформой недовольны все: пациенты – потому что в поликлиниках практически не осталось узких специалистов, их сократили, и врачи – потому что остались без работы и пациентов. Сегодня российское Министерство здравоохранения пытается найти среднюю модель между советской системой, к которой люди привыкли, и западной. Например, за счет концентрации человеческих и финансовых ресурсов в университетских клиниках.
– Постепенно медицина переводится на платную основу, по данным интернета стоимость Вашей консультации превышает 12 тысяч рублей…
– Это стоимость консультации в Европейском медицинском центре, где я также консультирую 1-2 раза в неделю. В Университетской клинике урологии на базе Городской клинической больницы им. С. И. Спасокукоцкого, где я провожу основную часть своего времени, подавляющее большинство больных лечатся по системе обязательного медицинского страхования – то есть бесплатно.
– По официальным данным, за последние шесть лет число хирургических операций в Москве возросло на 30% – больных стало больше? Как обстоят дела в урологии?
– Операций стало больше по отношению к числу койко-мест, которое сократили. В условиях, когда количество больниц в Москве уменьшилось, можно говорить о концентрации операций в определенных центрах. По отношению к населению этот показатель не меняется.
Был определенный период, когда мы наблюдали приток иногородних пациентов. Но сегодня, к сожалению, в Москве пока нет возможности выстроить медицинский кластер, куда бы приезжали больные из других регионов, лечились и уезжали обратно. Дело в том, что выделяемые на пациента Фондом обязательного медицинского страхования деньги «привязаны» к нему, и если он уезжает из Астрахани, например, в Москву, то деньги «идут» вслед за ним. И «на местах» стремятся пациента никуда не отправлять. Если бы страна не была такой огромной, можно было бы построить два-три кластера, как, например, в Армении, где «вся урология» сосредоточена в Ереване, и это хорошо – распылять ресурсы не нужно. Для простых манипуляций приезжать в Москву из других городов, конечно, не стоит.
– Закончив учебу в Ереванском государственном медицинском университете, Вы стажировались во Франции, окончили американские и английские курсы по различным урологическим направлениям, работали в зарубежных клиниках. В чем плюсы и минусы отечественной урологической школы и лечебной практики по сравнению с западными, по Вашему мнению?
– Медицинское образование на Западе глубже и серьезнее. Это касается в первую очередь не институтского образования, оно сравнимо и достаточно схоже. Речь идет о постдипломном образовании, так называемой резидентуре (ординатуре). В России ординатура длится два года, во Франции или в Америке – шесть лет, для некоторых специальностей все семь.
Уже несколько лет являюсь лектором Европейской урологической школы, я преподаю в Европе ординаторам, будущим урологам. Все, кто окончил резидентуру по урологии, раз в год приезжают на обучение в Прагу, которая вот уже 14 лет является центром международной образовательной урологической программы, и в течение шести дней проходят курс, на седьмой сдают экзамен и получают диплом. Я являюсь одним из 20 специалистов, отобранных в Европе для этой программы – единственным из России, Восточной и Центральной Европы. И я могу судить об уровне подготовки европейских докторов, а он очень высок. Компетентность исключительная. В отличие от них, наши ординаторы плохо знают иностранные языки, недостаточно подготовлены, с низкой мотивацией, и, к сожалению, конкурировать напрямую с европейскими коллегами-урологами не могут.
– Но общепризнанно, что отечественное образование было и есть не хуже, а в некоторых сферах и намного лучше, чем за рубежом, в частности в США. То, о чем Вы говорите, касается только резидентуры?
– В первую очередь, но также и учебы в институте. Студенты 4-х и 5-х курсов, которым я преподаю, практически не говорят на иностранных языках, и немного тех, кто их знает.
– Согласен, иностранные языки знают плохо, но дело не только в знании иностранного языка.
– Да, но английский язык – это язык современной медицины и науки. Если не знать язык, то медицинское образование на этом закачивается. Отечественное образование дает
гигантскую фундаментальную базу. Но профессионалов, которые могут хорошо делать одно конкретное дело, мы не готовим. Медицина – наука прикладная, и образование в этой области должно быть прикладным, конкретным. У кого бы Вы хотели лечиться – у врача-философа, который сидит и рассуждает о болезни, или у врача-практика, который знает свое дело и каждый день делает одну и ту же операцию? У нас в стране становление уролога, как и врача любой другой специальности, происходит, к сожалению, «на пациенте».
– В результате реформы здравоохранения ситуация изменилась в лучшую сторону?
– Сказать, что ничего не делается, нельзя. В Москве созданы два очень крупных симуляционных центра. Я был во многих странах, но такого, как Московский городской симуляционный центр, не видел нигде. Это огромное помещение, насыщенное аппаратурой, которая позволяет делать виртуальные и «настоящие» операции, начиная от манипуляций на глазах и заканчивая родами. Там есть зал, симулирующий аварию в метро, в центре стоит полвагона, разодранная в клочья обшивка, на полу лежат манекены-компьютеры, им вводят лекарство, с ними производят различные манипуляции, и если врач делает что-то неправильно, манекен «умирает». Это своего рода командная врачебная игра.
Ситуация меняется, но, к сожалению, не так быстро, как хотелось бы. Профессиональный рост врача до сих пор ограничен двумя годами резидентуры, это очень мало.
– Вы занимаетесь изучением функциональной урологии, являетесь одним из ведущих экспертов по уродинамике и урогинекологии в России и Европе, автором многочисленных патентов и изобретений. Расскажите о Вашем ноу-хау.
– Одно из них буду представлять в мае в Бостоне, Америке, на конгрессе Американского урологического общества. На базе нашей больницы мы работаем над научным госзаданием – разработкой системы профилактики тазовых расстройств у женщин. Мы придумали систему для создания трехмерных моделей тазового дна. Изобретение запатентовано и получило целый ряд международных призов. В Бостоне мы представим часть этой работы. Проект очень интересный. Опираясь на генетическую составляющую, мы пытаемся решить разные проблемы у женщин, например опущение органов малого таза или недержание мочи. Делаем генетические тесты пациенток, их дочерей или матерей, сканируем тазовое дно и получаем соотношение между объективными показателями и генетикой. Мы надеемся, что это позволит многим женщинам избежать осложнений при родах. Так, если женщина имеет определенный генотип и, например, чрезмерную подвижность тазового дна, вместо обычных родов ей можно делать кесарево сечение.
– Вышла Ваша новая научная книга, которую Вы написали в соавторстве с профессором Дмитрием Пушкарем…
– Дмитрий Юрьевич Пушкарь один их самых ярких людей не только в медицине, но и в общечеловеческом плане. Он является главным урологом России, главным урологом Москвы, членом-корреспондентом Российской академии наук, академиком Европейской академии урологии. Он владеет многими иностранными языками – английским, французским, немецким и даже немного армянским, глубоко знает искусство, профессионально готовит и даже окончил французскую кулинарную академию. Дмитрий Пушкарь восемь лет провел во Франции, учился в Ницце, его знают урологи во всех странах как большого профессионала. Он преподает урологию и оперирует в Европе, в Америке. Это удивительно добрый и умнейший человек. Наставник, коллега и друг для каждого члена коллектива.
Дмитрий Юрьевич из очень интересной семьи, его отец был известным профессором-кардиологом, лечил Фиделя Кастро. Мама, Элеонора Григорьевна Баграмова, необыкновенно красивая и умная, интеллигентная женщина, была микробиологом, преподавателем, доцентом Московского государственного медико-стоматологического университета. Она прошла путь от сталинской тюрьмы до вершин московского медицинского мира, оставалась очаровательной женщиной и в 90 лет. Мне очень не хватает ее. Элеонора Григорьевна и Юрий Тимофеевич Пушкари похоронены на армянском кладбище в Москве.
Уникальность Дмитрия Юрьевича в том, что, будучи серьезным ученым, он остается блестящим практиком. Все врачи, которые ушли в науку и не практикуют, находятся сегодня на слабых позициях. Если врач не оперирует, не лечит пациентов, то его квалификация снижается. Мне часто предлагают перейти в частную клинику, но я отказываюсь.
Конечно, частная клиника платит хорошие деньги, но на приеме будут 1-2 пациента в день, и сколько такой врач как специалист будет стоить через год, два или три? Это можно сравнить с ситуацией, когда клуб покупает дорогого футболиста и сажает его на скамейку запасных...
– Есть ли у Вас профессиональные связи с Арменией?
– Да, конечно. Урология в Армении – специальность привилегированная. Это связано в определенной степени с тем, что в Армении по крайней мере два министра здравоохранения были урологами – Ара Баблоян, детский уролог, и Армен Мурадян, который сегодня уже возглавляет Ереванский государственный медицинский университет им. М. Гераци. Урологический коллектив в Армении небольшой, но очень крепкий. Много молодых талантливых ребят, практически все говорят на английском языке, многие и на французском, большинство стажировались за рубежом.
Я учился на одном курсе с сегодняшним главным урологом Армении и президентом армянского Общества урологов доктором Артуром Грабским. Фамилия в Армении известная, его отец – известный военный врач. Мы многое стараемся делать вместе для развития урологии в Армении. Молодые врачи из республики приезжают к нам на обучение, работают в нашей клинике, получают субспециализацию.
Каждый год в сентябре в Армении проходит конгресс Армянского урологического общества, на который съезжаются известные специалисты. В прошлом году в Ереван приехали президент Американского общества урологов, профессор из Бостона Ричард Бабаян во главе делегации американских коллег, главный уролог РФ Дмитрий Пушкарь, президент Грузинского общества урологов, коллеги из Ливана, Франции, Голландии и Израиля. Конгресс был очень представительным и полезным для всех. Это добрая традиция, которую мы поддерживаем.
– Что бы Вы посоветовали пациентам?
– Я бы посоветовал всем ответственно относиться к своему здоровью. Нужно понимать, что, когда вы обращаетесь к врачу, ваша проблема для него – всего лишь часть его работы, а для вас – ваше уникальное здоровье. И не следует думать, что врачу можно полностью делегировать принятие решения о вашем здоровье. Любой человек пропускает ситуацию через свою призму, и призма врача может быть искажена по разным причинам. Это называется ошибкой нарратива. Я думаю, что пациент, соглашаясь с тем или иным диагнозом или предложением врача, должен заручиться еще и мнением другого специалиста. Когда мы предлагаем пациенту ту или иную операцию, а он говорит «как скажете, доктор», меня эти слова пугают. Почему пациент не спрашивает, насколько необходимо то или иное вмешательство, сколько таких операций врач сделал за свою жизнь, можно ли обойтись без них, какие бывают осложнения?
– Здоровье шуток не любит…
– Здоровье нет, но медики любят шутить. Без этого невозможно, ведь наша работа очень сложная.
– Как Вы снимаете напряжение после целого ряда проведенных за день операций?
– Если любишь свое дело, то это напряжение не обременительно. Большинство больных после хирургических вмешательств поправляются, и это дает врачу гигантскую энергетическую подпитку, а также компенсирует неудачи. А их, к сожалению, избежать невозможно.
Неудачи – источник знания и опыта, горького опыта. С неудачами нужно научиться бороться, но и черпать мудрость и осторожность. Конечно, их нужно пропускать через себя, но до определенного предела, иначе врач может истощиться и его эффективная деятельность на этом закончится. Проблема в том, что врач – не масштабируемая специальность. В своей врачебной жизни можно помочь определенному количеству людей, всем помочь невозможно.
– У Вас хобби есть?
– Я люблю изобразительное искусство и живопись – это очень ереванское хобби.
Беседу вел Григорий Анисонян
Оставьте свои комментарии