Поэт, оратор, воин
К 125-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ ГАРЕГИНА НЖДЕ (1.01.1886 – 21.12.1955)
19 июля 1913 года газета «Киевская мысль» публикует очерк своего военного корреспондента Льва Троцкого об армянской добровольческой роте, принимавшей участие в первой Балканской войне против Турции за освобождение Македонии и Фракии.
Из горьких раздумий Нжде:
«Минули годы… Положение народа нашего сегодня куда тяжелее, безнадежнее. Сегодня народу нашему запрещено даже «Дзахорд орер» ашуга Дживани петь. А ведь дни пошли и впрямь безрадостные. Сегодня Абовян сказал бы: «Землю имеем отторженную, жизнь – омертвевшую»… Горе тому, кто под стать мусульманину не будет по семь раз на дню фанатично творить намаз перед ликом Сталина! Горе тем, кто не научился гнуть шею и опускаться по-верблюжьи на колени перед Берией, кавказским наместником красного царя! Горе Армении, коли осмелится она возмечтать о своих землях – Карабахе, Ахалкалаки и Нахичеване! Этому исчадию ада большевику, что грузину, что татарину (азербайджанцу. – Г.М.), по душе лишь слабая, обессилевшая, бесхозная Армения без будущего».
1937 г., София
1920 год, вторая половина декабря. Отбившись от частей XI Красной Армии, Зангезур остался один на один с грозными вызовами времени.
Зима выдалась на редкость снежной, завалив все дороги и горные тропы. К тому же часто свирепствовал буран. Мать-природа словно давала Гарегину Нжде передышку, которая пришлась как нельзя кстати.
С востока Зангезур был обложен мусульманскими селами равнинной части края, за которыми стоял осовеченный Карабах, а за ним – советский Азербайджан, с запада дышали угрозами Нахичеван, захваченный Красной Армией, и кемалистская «революционная» Турция. Ставшая советской, с севера нависала искромсанная Армения: Александропольский уезд все еще был в руках турок, а большую часть Лори, так называемую «нейтральную зону», занимали войска меньшевистской Грузии. На юге, по емкому выражению Нжде, была «переменчивых настроений Персия».
Пребывая в раздумьях, Гарегин Нжде, при содействии Зангезурского временного Крестьянского союза, рассылает телефонограммы во все районы, требуя созвать на местах сходки, в которых должны принять участие выборные от всех сельских общин.
25 декабря в Татевский монастырь съехались 102 делегата из 69 сельских общин, 15 представителей от районов и сам Нжде. И эти 118 человек провозгласили в крае временное самоуправление, объявив о создании Автономной Республики Сюник с центром в Горисе – «пока не возникнут политические предпосылки для воссоединения с матерью-Родиной – Арменией».
27 декабря всезангезурский съезд избрал председателем правительства Гедеона Тер-Минасяна, а спарапетом – главнокомандующим вооруженными силами – Гарегина Нжде, фактически правящего краем, границы которого оставались в пределах прежнего Зангезурского уезда. Съезд также определил форму правления в Автономной Республике – конституционную. Он же постановил: делегаты съезда и составляют высший законодательный орган власти – парламент.
Из дневниковых записей Нжде:
«Этот исторический съезд неукоснительно подтверждает тот факт, что советские войска вошли в Зангезур вопреки воле его народа: политика советского командования оказалась куда более разорительной и варварской, нежели набеги Ленк-Темура; орды турок в Армению привели Россия и Азербайджан, принудив ее признать под стенами Александрополя советские порядки».
Тотчас по завершении съезда во всех церквах, школах, воинских частях, на фронтах, чуть ли не под каждым городским и сельским кровом зазвучали «Семь наказов» Гарегина Нжде сюникцам:
«1. Без Сюника и Арцаха, географических составных позвоночного хребта Армении, трудно представить себе само бытие и целостность Родины;
2. На склонах гор, в горах твое спасение. В этих храмах своих, при святом кресте, воздвигни по утесу – поклоняться и чтить, дабы не ослабло спасительное поклонение твое к родным горам;
3. Спарта! Страна твоя может восстать новой Спартой на печальном Востоке. Иди к этому, ты можешь, и ты станешь;
4. Никогда не складывай оружия! Пусть прежде соседи твои перекуют мечи свои и стрелы на орала;
5. Чтоб не осталось на земле твоей ни одного обездоленного. Слезы несчастных и малодушие слабых подмывают основы любого отечества;
6. Один народ, как одна семья. Среди прочих народов, возможно, ты один не имеешь права на разобщенность;
7. Будь сильным, стань еще сильней, всегда будь сильным! Народы, в конечном счете, обладают не тем, что им выпадает, что выпрашивают они, а лишь тем, чего они достойны и чего они могут добиться своими силами».
Как бы предчувствуя ход грозовых событий, по наущению товарищей из Еревана, народный комиссар по военным и морским делам РСФСР, председатель Реввоенсовета Республики Лев Троцкий 4 января 1921 года требует, чтобы Дро (Драстамат Канаян), командующий вооруженными силами Советской Армении, незамедлительно прибыл в Москву за новым назначением. Военный министр Армении Авис Нуриджанян и его окружение опасались мятежных настроений среди бывших офицеров дашнакской армии, которых Дро принял на службу. Не исключено, что не доверяли они и самому командующему. Троцкий указал Дро и маршрут движения в Москву – через Баку.
На основании секретного циркуляра того же Троцкого, с полного одобрения Ревкома Армении, 17 января начались повальные аресты офицеров запаса, служивших в армии Первой Республики. 500 из 1400 арестованных офицеров были отправлены в Азербайджан и уже оттуда в концентрационный лагерь под Рязанью, где почти всех ликвидируют. Руководил той операцией армянин Георгий Атарбеков, прибывший из Баку и поставленный уполномоченным ВЧК по Армянской ССР (имя этого свирепого палача все еще носит одна из улиц Москвы).
В те же дни Ленин и Троцкий дают указание Революционному военному совету Кавказского фронта – Зангезур занять к началу весны любой ценой. В своем письме в Москву председатель Кавказского бюро ЦК РКП(б), член РВС фронта Серго Орджоникидзе пишет: «Начинать военные действия против Зангезура из пределов Азербайджана не представляется возможным: все горные проходы из Армении и Азербайджана туда завалены глубокими снегами».
И тут большевикам пришлось пустить в ход дипломатию.
22 января командир бригады XI Красной Армии Семенов направляет письмо правительству Сюника: «Руководствуясь нашими идеями, я предлагаю вам прекратить всякого рода военные действия, наладить с нами связь и найти взаимопонимание».
С ответом Нжде медлить не стал: «Предлагаю конкретные меры: выпустить из тюрем членов революционных социалистических партий, очистить от кемалистов захваченные ими территории, отказаться от проведения в Зангезуре тайной работы по разложению народных масс. Переговоры возможны только при соблюдении выдвинутых нами условий».
Даже получив ультимативный ответ, большевики не оставляют усилий: в Зангезур едет депутация от командования XI Красной Армии и Реввоенсовета Армении с предложением лично Нжде и крестьянству края признать Советскую Армению и прекратить сопротивление.
Из дневниковых записей Нжде:
«2 февраля в два часа пополудни я должен был принять главу делегации Григора Варданяна. Но не смог. Меня ждали на митинге с речью перед отрядами, прибывшими из Татева и других селений. Глядя в горящие верой в справедливость глаза полуголодных моих, почти разутых и раздетых солдат, я начал: «Эти рядящиеся в тогу коммунизма большевики, успевшие поставить на грань крайней нищеты народ Зангезура, вынужденно признавая вашу силу, подсылают к нам делегатов с сомнительными предложениями. Не по той ли причине, что прокемалистские контрреволюционные банды, захватив большую часть Армении, лелеют надежду прихватить и остальную?! Спрашивается, а кто их привел в Армению, этих кемалистов?..»
Вечером того же дня Варданян вручает Нжде письмо от Дро, датированное 21 января.
Из дневниковых записей Нжде:
«Дро, как под диктовку, повторяет требования командования Красной Армии: прекратить повстанческие бои в Карабахе, объявить Сюник советским. И – с чего бы это?! – принять на себя командование 11-й Красной Армией, если того я пожелаю. Далее из письма следует, что в скором времени в Москве пройдет конференция с участием России, Турции и Армении по определению границ. Послание свое Дро заключает словами: «Пока Зангезур не признает Советскую Армению, дело это с места не сдвинется». Дро осмелел настолько, что за воссоединение с Советской Арменией великодушно предлагает мне и моему ближайшему окружению… амнистию, Бог весть за какие прегрешения. На «щедрое» предложение Дро я ответил: «Первым делом придется выпустить из тюрем всю армянскую интеллигенцию; Сюник и Карабах присоединить к Армении; убрать турок хотя бы из Шарура и Александрополя. По выполнении всех трех моих требований обещаю уйти за границу и открыть двери края Сюняц перед советскими властями».
А буквально за три дня до этого председатель Ревкома Армении Саркис Касьян телеграммой шлет приказ военному комиссару Даралагяза, исторического Вайоц Дзора, и уездному ревкому: «Пока нами не занят Зангезур и Даралагяз остается тылом, проводите у себя более чем мягкую политику. Арестовывайте только тех, кто открыто ведет пропаганду против нас. Не смейте хватать первых встречных и реквизировать их имущество».
Из дневниковых записей Нжде:
«Вот каков язык касьяновской психологии. Какова власть, таков и приказ. Он запрещает «аресты» и «конфискацию» не вообще и навсегда, а лишь потому, что подобные действия он не находит полезными и целесообразными в данный момент».
Меж тем 4 февраля в Ереване состоялась тайная встреча находившегося под домашним арестом последнего премьер-министра (с 28 ноября по 2 декабря 1920 г.) Первой Республики Врацяна с Атарбековым.
Из дневниковых записей Нжде:
«Врацян внушил ему, что «вопрос с Зангезуром надобно решить мирным путем и с этой целью следует направить туда депутацию. При этом он выражает готовность войти в ее состав. На что Атарбеков предлагает Врацяну: «Лучше бы все представить так, будто вы тайком сбежали от армянских большевиков, а уже там скажете, что гарантом любых соглашений между Ревкомом Армении и Зангезуром выступаю я, Атарбеков, как полномочный представитель Всероссийских Советов».
Вот как мыслила и действовала ЧеКа! Надо поспешить, надо упредить действия этого дьявольского ума Атарбекова, иначе он, арестовав офицеров, может поголовно истребить и нашу интеллигенцию. Чтобы пробить спасительную дорогу этим несчастным из Еревана в Сюник, я двинул свои войска на Вайоц Дзор».
В ночь с 13 на 14 февраля отряды Нжде ворвались в пределы Даралагяза. Войдя в уездный центр Кешишкенд (ныне – Ехегнадзор), они внезапно атаковали размещенное там подразделение 24-й дивизии Красной Армии.
Из дневниковых записей Нжде:
«15 февраля мне вручили письмо, адресованное «гражданам Нжде и Тер-Минасяну», от командира 11-й Красной Армии Геккера: «Для уточнения условий и вынесения положений по присоединению Зангезура к Армении, прошу кого-нибудь из вас прибыть в Шуши, где я вас буду встречать». Между строк Геккер упоминает и о сотрудничестве Ленина с Кемалем: «На самом деле в Зангезуре имело место постыдное событие, за которое хвалить себя мы не посмеем. Речь о турецком полке, который мы пропустили к Кемалю через Зангезур… Кто бы мог подумать, что это даст повод к печальным последствиям или недоразумениям, что местное население и этот полк поднимут друг на друга оружие, да к тому же прикрываясь Красной Армией?!» Смехотворно утверждение Геккера о том, что инцидент, связанный с турецким полком, Баку посчитал сведением счетов».
Ответа на письмо свое Геккер так и не получил.
В Горисе от имени главного штаба спарапета Сюника было оглашено: «16 февраля войска Зангезура и местные повстанцы без потерь заняли весь Вайоц Дзор. Большевики сопротивления оказать не успели. В плен попали 405 красноармейцев и более 20 деятелей из армян-большевиков».
Прорыв частей Нжде в Даралагяз под началом горисца Япона (Ованеса Пароняна) послужил своеобразным сигналом к восстанию и в других местах – Баш Гярни, Аштараке, Эчмиадзине, Апаране, Ахте… К утру 18 февраля повстанцы заняли Ереван. Красноармейцы, захватив 8 вагонов с зерном и несколько вагонов с боеприпасами и снарядами для орудий, оставили столицу. В тот же день был сформирован «Комитет спасения Родины» во главе с Врацяном (к слову, название «Комитету» дал Нжде). Врацян возлагал большие надежды на помощь из Грузии.
Увы, 25 февраля власть меньшевиков пала: советской стала и Грузия.
27 февраля ликующий Кешишкенд привечал Гарегина Нжде, своего спасителя. Съезд крестьян уезда, состоявшийся там 2 марта, принял решение о присоединении Даралагяза к Автономному Сюнику.
И развивались события столь стремительно, что 5 марта даралагязский отряд Нжде вступил в город Нор Баязет (ныне – Гавар), очистив его от большевиков. 400 красноармейцев сдались без боя.
Уже к 8 марта в Сюник влилась и большая часть Нагорного Карабаха: летучая сотня карабахца Тевана Степаняна при поддержке горисского отряда Тер-Петросяна отбила ее у красноармейцев.
Тем временем дела «Комитета» шли из рук вон плохо. К тому же, придя в себя, в середине марта части Красной Армии стали теснить повстанцев. Дошло до того, что Врацян 18 марта обратился за помощью… к правительству Турции. Однако кемалисты всего два дня назад, то есть 16 марта, подписавшие в Москве договор с РСФСР, не захотели портить отношения с ней. Восставшие остались в полной изоляции.
На подписание Московского договора, по настоянию представителей Великого Национального собрания Турции, от Армении никого не пригласили. К этому черному делу руку приложили и Ленин с Троцким. По договору к Турции отходили южная часть бывшей Батумской области, бывшие Карсская область и Сурмалинский уезд Эриванской губернии с горой Арарат, с 1878 года входившие в Российскую империю. А еще под протекторат Азербайджанской ССР передавался бывший Нахичеванский уезд Эриванской губернии. При этом в статье о принадлежности Нахичевана была особая оговорка: «без права передачи третьей стороне», под которой, видимо, подразумевалась Персия.
2 апреля красные вошли в Ереван. В горы Автономного Сюника хлынули восемь тысяч беженцев и четыре тысячи активных участников восстания.
26 апреля Нжде обращается к шаху Ирана Ахмад-хану с просьбой принять на «земле гостеприимной Персии пятьсот человек интеллигентов: профессоров, инженеров, техников, учителей, врачей и юристов, оставшихся по милости большевиков без продуктов питания».
Татевская обитель становится пристанищем интеллигентов-скитальцев, бредущих к берегам Аракса. За отсутствием мостовой переправы их сажали на келаки, хлипкие плотики из козьих бурдюков, стянутых веревками. Одно неверное движение, и они могли перевернуться… И мучения эти длились целых два месяца, пока все 6598 человек не ступили на персидский берег.
26 же апреля парламент Автономного Сюника в Татеве созывает 2-й чрезвычайный съезд, и тот объявляет Сюникскую Республику независимым государством, в которое, кроме Зангезура, входят Вайоц Дзор, Нагорный Карабах и Гохтан, под названием Лернаайастан – Республика Нагорная Армения. 95 делегатов от 64 сел и составили парламент новой республики.
Нжде становится премьер-министром, министром иностранных дел и вооруженных сил Лернаайастана. Съезд объявляет Нжде, полковника Первой Республики, зораваром, то есть полководцем, и награждает его железным орденом «Орел Хуступа», учрежденным в честь неприступной горы в Капане.
Первым руку помощи Лернаайастану протягивает архиепископ Нерсес Мелик-Тангян (уроженец сисианского села Брнакот), глава епархии Армянской Церкви в Атрпатакане и Васпуракане. Из Персии в молодую республику идут продовольствие и оружие. Ко всему этому архиепископ передает еще две тысячи золотых иранских туманов.
Из дневниковых записей Нжде:
«Не успело назначенное мною правительство вернуться из Татева в Горис, как мне уже сообщили, что прибывшая из Еревана делегация желает вступить в переговоры с моим правительством.
Все эти дни советские газеты только и писали о том, что представители Ревкома Армении имеют полномочия ознакомить нас с двумя известными посланиями Ленина. В одном из них объявлялась амнистия всем противникам Советской власти, в другом содержалось предложение Зангезуру слиться с Советской Арменией».
Переговоры начались 12 мая в сисианском селе Каладжуг. Большевики настаивали, чтобы Нжде безоговорочно сдал Зангезур и оставил пределы края. Нжде внес встречное требование – признать независимость Республики Нагорная Армения.
Общего языка стороны не нашли.
28 мая Зангезур отмечал третью годовщину создания Первой Республики. Принял участие в торжествах и прибывший из Персии Врацян.
Из дневниковых записей Нжде:
«На рассвете с песнями и музыкой в столицу края Сюняц стали стекаться с гор народные дружины и многотысячная масса народу. К полудню в Горисе, над братской могилой павших от рук большевиков, вскинулся лес сабель, штыков и трехцветных знамен Сюника на древках… Зазвучали страстные речи. Были слезы печали и радости.
В тот день и простой солдат, и командир, и женщина, и мужчина, обуреваемы были тягостными мыслями о том, что «было бы ладно, если бы склады боеприпасов наши не пустовали. Мы, сражавшиеся за свободу и одолевшие врага, остались на сегодня даже без хлеба»… Сюник был горд, что выстоял и победил, но и печалился, что не может воспользоваться плодами своих побед».
1 июня в Горисе состоялось совместное заседание «Комитета спасения Родины» и Республики Нагорная Армения, на котором последнюю переименовали в Республику Армения. В премьер-министры выдвинули Врацяна, в военные министры – Нжде. Врацян убыл в Персию для сбора средств в помощь новой республике, да так оттуда и не вернулся.
Из дневниковых записей Нжде:
«Москва вряд ли переварит еще одну Армению. Приспичит, и большевики без колебания вновь призовут на помощь кемалистов».
Вторя этим настроениям, официальная советская пресса во всеуслышание заявляет о том, что Зангезур остается за Советской Арменией.
Из дневниковых записей Нжде:
«А вот и красноречивый документ, содержащий сделанные нам уступки со стороны Мясникяна (Александр Мясникян в начале мая был утвержден в должности предревкома, а с 21 мая – предсовнаркома Армянской ССР):
«13 июня 1921 г. Сим правительство Армянской Советской Социалистической Республики обращается к властям Зангезура – положить конец сопротивлению и признать единственно законную власть правительства Советской Армении». Декларация сулит нам «объединение и слияние всех земель нашей отчизны». Как видим, нам дают куда больше, нежели мы ожидали. Выходит, не зря пущено было в ход армянское оружие. «Ты вправе сам управлять на своей земле», – сказали карабахцу, лишив его в то же время права на присоединение с Арменией».
Мясникян делает еще одну попытку воздействовать на Нжде, теперь уже через архиепископа Мелик-Тангяна. Что до Нжде, то он ждет от Советской власти прежде всего правовых гарантий воссоединения Зангезура с Арменией. Давая понять, что от своего он не отступит, Нжде 15–17 июня подминает под себя Вайоц Дзор, куда к тому времени уже успели войти части армии Советской Армении. При этом Нжде предвидит, что без хлеба и оружия долго ему не продержаться.
Утратив контроль над Даралагязом, Мясникян и Геккер, теперь уже командующий Отдельной Кавказской армией, 20 июня поручают штабу армии разработать оперативный план окончательного захвата Зангезура. И Ереванская группировка Отдельной Кавказской армии тремя колоннами двинулась на Лернаайастан, последний бастион свободы на Кавказе, противостоящий империи Советов: от Веди к Кешишкенду, от Нахичевана к Ангехакоту и от Ордубада на Мегри. 26 июня не устоял перед ее натиском Вайоц Дзор. 30-го красные вошли в Сисиан. 2 июля пал центр края – Горис, 4-го – Татев, а затем и Капан.
Решалась в те дни и судьба Карабаха…
Убедившись воочию, что в Зангезур вошли и армянские части, что во всей этой лавине нет ни войск Азербайджана, ни кемалистов, Нжде, окончательно уверовав в то, что Мясникян и впрямь сдержал слово и Зангезур войдет в состав Армянской ССР, принимает, наконец, едва ли не самое трудное решение – покинуть родимый край.
Из дневниковых записей Нжде:
«Лично мне делать здесь больше нечего. Мне остается лишь сказать своему народу, что я непременно вернусь, если Азербайджан посмеет протянуть хищную лапу свою к Сюнику и урвать хоть что-то…
12 июля, утро. Передо мной река Аракс. Через час-другой буду на том берегу, на земле Персии. Не могу знать, доведется ли вернуться в родные края?! Прощай, мой героический народ!..
Покидая Армению, я взял с собой шкуру тигра, убитого моими воинами на армянском берегу Аракса – мое единственное вознаграждение. Кинжал Завал-паши – мой единственный военный трофей. Пусть положат в могилу мне на грудь не знавший поражений флаг Сюника и старый армянский словарь – единственное мое утешение в изгнании».
На плотик-келак Нжде и хмбапет Хнко запрыгнули последними… Видавший виды дневник выпал из кармана плаща Великого Армянина, и быстрые воды Аракса понесли его, чтобы спустя много лет прибить к берегу нашей памяти.
Гамлет Мирзоян
Поставьте оценку статье:
Всего проголосовало 110 человек
Оставьте свои комментарии