О стратегическом характере российско-турецкого сотрудничества
Российско-турецкие отношения сегодня находятся на подъеме. Недавно влиятельное турецкое издание «Заман» заявило об «историческом прорыве» в отношениях с Россией. Только в мае нынешнего года в ходе визита президента РФ Дмитрия Медведева в Турцию Анкара и Москва договорились об отмене виз для поездок на срок до 30 дней.
На фоне многолетних (и пока, увы, бесплодных) переговоров между ЕС и Россией о безвизовом общении, данное соглашение дорогого стоит. Среди других очевидных свидетельств двустороннего сближения - соглашение о строительстве АЭС стоимостью в 20 миллиардов американских долларов. Турция и Россия выразили заинетересованность в наращивании двустороннего товарооборота. И даже определена конкретная цель такого наращивания -100 миллиардов долларов США в течение пяти лет. Добавим к этому тот факт, что нынешние достижения стали возможны благодаря солидному фундаменту, заложенному в предыдущие годы. Уже в 2008 году Россия была самым крупным партнером Турции с торговым оборотом в 38 млрд. долларов, опередив Германию, страну, бывшую до этого многолетним партнером Турецкой Республики номер 1. В 2009 году Анкару посещал премьер-министр России Владимир Путин, в результате чего было подписано 15 межправительственных соглашений и еще 7 специальных протоколов. Именно тогда глава турецкого правительства Реджеп Тайип Эрдоган заявил о стратегическом характере российско-турецкого сотрудничества.
На первый взгляд, перед нами успешный пример того, как многолетние и даже многовековые исторические противники преодолевают стереотипы прошлого и пытаются выйти на уровень конструктивного развития двусторонних отношений. Ведь мало того, что Россия и Турция (в разных формах своего исторического бытования) имеют такой негативный опыт, как 11 войн общей продолжительностью в 44 года друг против друга. В 1990-е гг. Москву и Анкару разделяло чрезвычайно многое. На территории Турции в ходе первой чеченской кампании (1994-1996 гг.) открыто действовали организации диаспор северокавказских этносов, выступавших в поддержку сепаратистов, хотя на официальном уровне Анкара стремилась избегать вовлечения в конфликт в Чечне. Между тем, некоторые высокопоставленные чиновники (такие, как министр по связям с тюркскими диаспорами Абдуллхалюк Чей) выражали свое «частное мнение», резко негативное по отношению к российской политике. Некоторые из них даже сравнивали отношение русских к чеченцам с Холокостом. Взаимопониманию двух стран препятствовали различные взгляды и на армяно-азербайджанский конфликт, и на войну в Боснии.
Однако с тех пор многое изменилось. Экономические контакты между двумя странами, а также радикальное изменение позиций Москвы по отношению к Рабочей партии Курдистана (поддерживаемой во времена СССР) заставило Анкару существенно скорректировать свои взгляды на внешнеполитический курс Москвы. Сама Турция в начале 1990-х гг. очень слабо и постепенно, а после прихода к власти «умеренной исламистской» Партии справедливости и развития все, более активно и настойчиво стала стремиться к изменению своей геополитической роли не только в стратегически важных для нее регионах (Ближний Восток, Кавказ, Балканы), но в мировой политике. Роль «старшего брата Азербайджана» и «младшего брата США» ее более не удовлетворяет. «Турецкая дипломатия переживает сейчас один из своих наиболее динамичных периодов» — с таким комментарием осенью 2009 года (накануне подписания цюрихских протоколов) выступил известный турецкий дипломат Ездем Санберк. Еще более определенно и недвусмысленно о новой роли Турции заявил спикер турецкого парламента Мехмет Али Шахин в ходе встречи со спикером парламента непризнанной Турецкой Республики Северного Кипра (в которой, кстати сказать, в ходе нового избирательного цикла 2009-2010 гг. победили противники объединения острова и жесткие националисты) Хасаном Бозером: «Турция больше не прицепной вагон, а локомотив. Мы уже не та страна, которая была лет 10 назад, и даже 5 лет назад. Турция превратилась в страну, которая уже определяет мировую повестку». В самом деле, улучшение отношений с Сирией и Ираном, продвижение диалога с Пакистаном (который, кстати, является государством, не признающим Армению), резкое вплоть до охлаждения отталкивание от многолетнего партнера Израиля, активные действия в Косово, Боснии и в Болгарии (по поддержке своих соплеменников и единоверцев). Кстати, турецкие партии (в первую очередь Движение за права и свободы) представлены в болгарских органах власти, где многие из них блокируют проекты по признанию геноцида армян в Болгарии. Несколько лет назад Министерство культуры и туризма Турции запустило масштабный проект по реставрации архитектурных памятников периода Османской империи, расположенных на Балканах.
И все эти действия позиционируются в рамках идеологической доктрины «нового османизма». Новая «неоосманская» внешняя политика Турции базируется на нескольких принципиальных позициях. Во-первых, она не видится исключительно в терминах национальных, а значит, в известном смысле изоляционистских и провинциальных. Турция в неоосманистском дискурсе не периферия, не младший партнер НАТО и США. Она — важный компонент региональной безопасности, центр Евразии, надежный партнер соседних государств. Отсюда и идея Кавказской платформы как своеобразной «кавказской ОБСЕ», и посреднические инициативы на Ближнем Востоке. Этот пункт вызывает настоящую головную боль в США. Многие политологи, имевшие репутаицю лоббистов американо-турецких отношений (такие, как например, Зейно Баран), сегодня открыто негодуют, предлагая Турции сделать окончательный выбор с кем быть, с Вашингтном или другими партрерами (РФ, Иран). Во-вторых, в отличие от «староосманских» практик нынешняя базируется по преимуществу на «мягкой силе» (дипломатия, торговля, культурное влияние).
И если ко всем этим перечисленным факторам добавить то, что Россия (которую в Анкаре сегодня рассматривают, как важнейшего партнера) также пытается позиционировать себя, как самостоятельная в геополитическом плане держава (в 2008 году она показала свое умение в считанные дни менять статус-кво в горячих точках Южного Кавказа), то становятся понятными те опасения, которые есть сегодня у независимых кавказских государств относительно возможных вызовов со стороны потенциального альянса двух евразийских гигантов. Сразу оговорюсь. В плане опасений у Армении здесь нет монополии. Конечно же, для армян не только республики, но и спюрка «Карский синдром» наряду с переживаниями по поводу трагедии 1915 года является важнейшим элементом и политической и даже этнической самоидентификации. Но и представители азербайджанского интеллектуального истеблишмента (казалось бы, заклятые враги «армянских оккупантов») по поводу сближения Москвы и Анкары занимают во многом схожие позиции. Интересно отметить, что в азербайджанских СМИ образца 2009-2010 гг. вдруг вспомнили про «пассивность турок» во время событий 1920 года, когда «старший брат» не спас Азербайджанскую демократическую республику от советизации. В своем недавнем интервью еще один яростный критик Армении (которую он даже называл губернией РФ) бывший советник президента Гейдара Алиева Вафа Гулузаде заявил о российско-турецком сближении, как об «огромнейшей проблеме для Запада». Таким образом, и в Армении, и в Азербайджане (по разным, конечно же, причинам) стратегические отношения между Москвой и Анкарой воспринимают с опаской. В одном случае содружество двух евразийских гигантов видится как инструмент давления на Ереван в карабахском урегулировании (а президент Дмитрий Медведев говорил во время своего турецкого визита о заинтересованности РФ в скорешейм разрешении проблемы), в другом оно рассматривается, как средство полной маргинализации каспийской республики.
Но насколько оправданы такие опасения? Думается, их сегодня не слишком много. Москва, начиная с 1991 года не единожды очаровывалась в своих новых партнерах (таковыми побывали США, КНР, Индия), а затем столь же быстро разочаровывалось, когда понимала, что стратегические отношения не относятся к сфере чистого альтруизма и всякая ответная любовь в геополитике предполагает известные ограничения. Нельзя считать и турецкий интерес к Москве проявлением абстрактного альтруизма. По справедливому замечанию известного специалиста по Турции, сотрудника Финского института международных отношений Игоря Торбакова, турецкий интерес к Москве во многом вызван стремлением Анкары обеспечить фактор российского давления на Ереван по карабахскому вопросу. Между тем, открытие армяно-турецкой границы во многом меняет (в худшую или в лучшую сторону - отдельный вопрос) роль РФ во всем регионе Большого Кавказа. И в Москве не могут этого не понимать. Как не могут и не понимать, что по многим вопросам кавказской повестки дня (Абхазия, например) у Москвы и Анкары взгляды не совсем совпадают. Поэтому то некоторые турецкие политологи (такие, как Бюлет Араз) говорят о «соревновательном сотрудничестве» между РФ и Турцией. В этой связи видеть в 2010 году призрак Карса (или советизации Азербайджана) вряд ли возможно. На антизападный союз идеологических ресурсов ни Москвы, ни Анкары просто нет. В Западе оба евразийских гиганта заинтеерсованы не меньше, чем США и ЕС в них. Идти на «сдачу» кого-то Москве также не с руки. Просто потому, что нынешняя Россия – не большевисткая РСФРС, которой просто некуда было детьтся. Все-таки некоторая разница между непризнанной республикой, изгоем мировой политики и ядерной державой, с которой хотят «перезагрузки» Штаты, и без которой невозможно решение проблем Афганистана, Ирана, сохранение «ядерного ЗАО» существует.
Ко всем перечисленным резонам хотелось бы добавить еще один последний (по порядку, но не по важности). Развитие отношений с какой-то страной вовсе не обязательно означает забвение прежних отношений со старыми партнерами. В конце концов, и армянский комлементаризм исходит из возможности одновременного выстраивания отношений с США, Ираном и Россией (между прочим, и нормализацию отношений с Турцией пока никто из повестки дня официально не выбрасывал). Почему же России возбраняется выстраивать союзнические отношения с Арменией, поддерживая свой интерес к Азербайджану (а эта страна граничит с РФ не только по Каспию, но и имеет сухопутный дагестанский рубеж) и к Турции (ключевой стране в Черноморском регионе)? Главное только, чтобы все эти сложные многоходовки базировались на рациональном фундаменте, а также тщательно и выверенно объяснялись партнерам. В особенности, принимая во внимание существующую асимметрию восприятия.
Сергей Маркедонов, приглашенный научный сотрудник (Visiting Fellow) Центра стратегических и международных исследований, Вашингтон, обозреватель газеты «Ноев ковчег»
Оставьте свои комментарии