Как всё связано!

Да, в мире все удивительным образом связано друг с другом. Только мы этого порой не замечаем и не понимаем до поры до времени. Разве, путешествуя по Арцаху, переходя от одной крепости к другой, от одной церкви к другой, мог я представить себе, что, отправляясь в очередной поход, я со временем свяжу исследование Ахбрадзорского или Майреджурского очень древнего монастыря с далеким Киликийским армянским царством, а значит, и с крепостью Ромкла на крутом берегу Евфрата, резиденцией армянского католикоса, а значит, и с Торосом Рослином, его придворным мастером, любимым миниатюристом. Хотя на первый взгляд Арцах и Рослин очень отдаленные, слишком отдаленные друг от друга понятия. Но оказалось, что это совсем не так.

В этот раз мы объезжали ту часть Арцаха, которая была освобождена (так говорят армяне) от азеров (так они «ласково» зовут азербайджанцев). «Оккупирована», так это звучит на языке их противников. И в самом деле повсюду виднелись следы многолетней мирной жизни азербайджанского населения на этой земле: из распадков к рекам спускались деревни с целыми почти, прочными домами, но без крыш и окон. Животноводческие фермы размещались часто в бывших армянских церквях, армянские кладбища были беспощадно разорены, надгробия разбиты, разбросаны или вторично использованы, несмотря на то, что надгробные камни были с армянскими крылатыми крестами. Обломки крест-камней, хачкаров, мы видели вмонтированными в стены домов или служащими порогом при входе в заброшенные жилища. Армянских следов на этой земле были тысячи, так же как множество следов варварского отношения – именно простого населения – к жившим ранее их и вместе с ними, что называется бок о бок, армянам. Откуда такая ненависть, думалось. Ну жили бы себе и жили… Зачем же губить соседей? Скажете, темные, дикие… Тут нечего винить власти, тут само население ненавидело армян. За что?.. Так благородные, культурные, с детства читавшие Гёте немцы уничтожали евреев. У меня нет ответа на эти воистину проклятые вопросы!.. Но я ясно вижу, что любой народ, даже немцев, можно за короткий срок превратить в зверей.

Стоит теперь сказать, где мы находимся и что это значит для Арцаха, я имею в виду то место, где мы движемся на нашей (уже нашей!) белой «Ниве». Кашатаг – так переименован этот район Арцаха, бывший Лачин, который во время войны был единственной тонкой транспортной ниточкой, некогда соединявшей борющийся Арцах с матерью-Арменией… Так сказать, дорога жизни. Кашатаг – это широкая полоса земли, которая тянется с юга на север и соединяет Армению – восточные берега Севана и Республику Карабах. Если эта земля останется у Карабаха, если будет создана зрелая дорожная сеть и замкнута на такую же сеть Армении, путь до центральных и северных районов НКР сильно сократится. Недаром азеры хотят вернуть себе Кашатаг любой ценой.

В первое время после освобождения этой земли правительство Тер-Петросяна назначило Алексана Акопяна главой администрации этого района. Мы еще не были с ним знакомы, но я уже слышал рассказы о нем, талантливом губернаторе, заботливом хозяине… И сейчас, когда мы путешествуем вместе, вижу, что люди о нем не забыли. Узнают, здороваются, обнимаются. И нынешний губернатор – старый товарищ Алексана, поместил нас в дом приемов, кормит, заботится о нас.

Алексан – ученый, специалист по письменным памятникам Армении и Арцаха, проблему Агванка знает наизусть. Так же как и все о древних манускриптах, созданных в этих краях. Может перечислить, где, когда, какая стояла церковь, что о ней известно из первоисточников.

В первую очередь нас интересуют центры средневековой армянской письменности в Кашатаге.

Мы уже побывали во многих местах. Видели армянскую церковь, взорванную азерами-дорожниками в 1983 году. Она расположена недалеко от дороги. Соблазн уничтожить ее был слишком велик, когда техника и взрывчатка под рукой…

Сегодня мы отправляемся в самый дальний угол района, за 55 километров от районного центра, в село Айтах.

«Расположение сил» в машине обычное: рядом с шофером, который за эти недели стал нашим другом, сидит Акоп с фотокамерой наперевес. На заднем сиденье мы с Алексаном. Дорогу не нужно указывать, она всего одна – хрустит крупным гравием под колесами. А справа и слева за окнами то мелькают стволы деревьев с кустами зрелого шиповника и непроходимыми зарослями ежевики. То вдруг возникает и долго тянется отвесная скальная стена. То мы едем над берегом пенистой реки. То поражают глаз отдельные деревья своей осенней окраской – от золотого до винно-красного. Сентябрь уж на дворе, но еще далеко до холодов, еще будут дожди и густые туманы, беда для фотографа.

– То, куда мы едем, развалины Ахбрадзорского монастыря, будут для тебя волнующим открытием. По-моему, важным для книги… – Почему? Что там такого?..

Алексан с таинственным видом улыбается и пощипывает усики. Меня же, честно скажу, волнует другое – как я смогу добраться до этого самого Ахбрадзора.

Опыт этой поездки рассеял прежнюю мою самоуверенность. Вчера, когда мы искали следы второй церкви в одном селе, я поскользнулся буквально на ровном месте, упал, ушиб колено и порвал брюки. Акоп осмотрел мои кроссовки, погладил их отполированную от долгого ношения подошву и сказал: «Надо срочно покупать новые. Этим сколько лет?» - «Да лет десять, не меньше…» - «Вот видишь!»

Мы въехали в село Айтах, село как село. Остановились у последнего, крайнего дома. Здесь, как и в других местах, у Алексана нашлись приятели. Это был староста села. Они обнялись.

Под навесом топилась летняя железная печка, «буржуйка» моего детства и военной юности. Хозяйка что-то помешивала в кастрюле. К нам присоединился рослый парень Роберт, их сын, недавно отслуживший в пограничных войсках Армии обороны Арцаха. Он взялся проводить нас до монастыря.

Я не постеснялся спросить у него: «Как дорога? Нет ли крутых подъемов?» Роберт улыбнулся. «Да нет, ровно. Да здесь и недалеко…»

Знаю я эти «ровно» и «недалеко», что это значит для пограничника. Совсем не то, что для меня.

Сидим у печурки, попиваем тан, приготовленный хозяйкой. Я тоже присел, берегу силы. Но пора в путь. В резвом темпе мы спускаемся к маленькой мелкой речушке, текущей по окраине села. Переходим ее по камням, взбираемся на другой крутой берег. Я сбился с дыхания. И скоро прошу остановиться.

Рядом со мной присел и Алексан, опустил тяжело звякнувший мешок с аппаратурой. Это он взял у Акопа, чтобы облегчить ему дорогу. Идущие впереди Акоп и Роберт остановились, ждут. Неудобно долго сидеть, когда ждут, поднимаюсь. Идем по едва заметной тропинке, ведущей в лес. Подъем, действительно, не крутой, но постоянный, тягучий, к тому же приходится перелезать через упавшие стволы, перепрыгивать через неглубокие рвы. В результате я снова с наслаждением присаживаюсь.

Теперь мы даем возможность далеко уйти нашим спутникам. Все, что было потом, напоминало лекцию посреди леса – о Киликии. Говорил, естественно, Алексан. Мы присели на плоских камнях. И я разинул рот. Алексан говорил о Киликии, о Киликийском армянском царстве, которое прожило на берегу Средиземного моря более 300 лет. Кто его основал? Известно кто – князь Рубен. Воспользовался ослаблением Византии, многажды битой турками-сельджуками. Он и сам не раз показывал византийским полководцам, что такое неприступные замки армян Горной Киликии, что такое узкие горные проходы, где горстка храбрецов способна задержать целый отряд. Рубен I был основателем царской династии Рубенидов или Рубенянов.

Естественно, Византия никогда не смирилась с потерей Киликии. Упрямо назначала своих греческих наместников управлять чужими, армянскими уже по существу землями. Имя одного из них – запомним это, – его звали Абелхарибом Арцруни. Не из тех ли он Арцруни?.. Был такой знатный царский род. Они приняли предложение Византии и всем населением переселились на территорию империи – многие тысячи людей, целый народ. До своей смерти в 1080 году этот Абелхариб оставался верным Византии.

Армянский историк Самуэл Анеци (XII век) сообщает, что когда еще был жив Абелхариб, в Киликию переселилось знатное семейство князей Ошинов. Как он пишет: «вместе со своим братом, матерью, супругой, вассалами и подвластным людом…» Откуда они переселились? С Востока, Самуэл уточняет место – имение Ошина Гетумяна Майреац джурк. Это «напротив Гандзака»… Но где «напротив»? Долгое время это оставалось неизвестным.

Как всегда это бывает (со мной, по крайней мере), приходим на место неожиданно. Никаких развалин монастыря, и вообще никаких следов человека вокруг не заметно. Вообще никого. Акоп и Роберт куда-то делись. Кричим. Акоп отзывается откуда-то сверху, высовывает голову из-за листвы. Он там один, где Роберт, не знает. Алексан просит меня оставаться на месте, решает всех собрать.

Опять с удовольствием присаживаюсь на свежую траву, еще не тронутую осенью. И так сижу довольно долго в одиночестве. Наконец, решаю встать и сделать рекогносцировку, как писали в старые годы.

Справа от тропинки намечается невысокий вал, густо поросший мелким лесом и кустарником, решаю заглянуть, что за ним.

И вот до сих пор не пойму, что это было – сон, видение?.. Отодвинув последнюю ветвь, заглядываю и как бы проваливаюсь: с неожиданно открывшейся мне высоты вижу ровную площадку внизу и на ней развалины монастыря. Да и развалинами это не назовешь: небольшая церковь, хорошо сохранился купол в форме едва раскрытого зонтика, что характерно для армянского XI века, для Мармашена, например, стоящего на высоком берегу над рекой Ахурян. Монастырь окружен отмосткой из тесаного камня, охватывающей монастырь широкой спокойной полосой. У стен стоят хачкары, некоторые расколоты, валяются кусками. Сверху мне кричат Алексан и Акоп, призывают к себе, наверх. А я им кричу: спускайтесь, мол, здесь чудо-монастырь. Алексан пожимает плечами. Однако спускаются.

«Какой монастырь, где?» – «Там, за кустами, посмотри!» – «Никакого монастыря не может быть!» – «Да я сам только что видел…»

Встаю, иду. Что за наваждение? Провал за кустами есть. А монастыря нет. Что же такое я видел? Тогда я не знал еще, что проведу в Институте нейрохирургии конец года. Что мне вскроют мозг и под руководством академика Коновалова, директора института, вырежут опухоль. А до этого будет Петербург, Институт мозга человека, где определят характер опухоли – одна из очень распространенных, раковая. Так что никакой мистики, все что угодно могло показаться, когда что-то очень хочешь увидеть. Это как сон о Рослине.

– Но самое-то главное, самое интересное вот где, – сказал Алексан. Мы немного прошли по тропинке назад, свернули вглубь лесного массива и оказались… на кладбище.

На первый взгляд, ничего особенного. Надгробные камни – хачкары, стоящие на своих пьедесталах, сброшенные, разбитые, с надписями и без… Все, что обычно видишь на старинном армянском заброшенном кладбище, где уже успели побывать и выразить свою ненависть азеры. – Род Ошинов корни свои ведет из Карабаха. И это кладбище, где мы с вами сидим, – родовое, здесь могилы их предков. И вывод этот нам позволили сделать хачкары, надписи на них. Вы помните, что Самуэл Анеци назвал имение Ошина, место исхода – Майреац джурк? Напротив Гандзака. Так вот анализ надписей на хачкарах доказал, что этот самый Майреац джурк находится здесь, в Арцахе, а не в Утике («напротив Гандзака»). Остальное время Алексан посвятил чтению надписей на хачкарах, очень древних – 1068, 1069, 1073 годы. На одном из них была указана причина исхода Ошинов – нашествие турок-сельджуков.

Путь Ошинов до Киликии, конечно, был долгим. Проходили через земли, подвластные Византии. А когда добрались до Киликии, то решительно стали на сторону императоров Комнинов. Еще важно то, что Ошин I вскоре женился на дочери византийского наместника, того самого Абелхариба, и получил в качестве приданого две крепости – Паперон и неприступный Ламброн. Подлинное орлиное гнездо. Эти два опорных пункта стали прочной опорой Ошинов в их многолетнем противостоянии и борьбе за власть с Рубенидами. Случилось так, что трехлетняя девочка – дочка царя Левона II Забел (Изабелла) была выдана за сына антиохийского князя, пятнадцатилетнего мальчика, с условием, что он, взойдя на престол, будет править по армянским обычаям, не вмешиваться в дела государства. Но он не только не выполнил этого условия, но и через несколько лет был уличен в вывозе ценностей из Киликии. А потому лишен престола и казнен. Встал вопрос, кому быть во главе Киликии, было решено отдать Забел в жены одному из Ошинов – Гетуму. Так ушедшие из Карабаха князья, у могил которых мы сидим, стали царями в Киликии.

«Чашоц царя Гетума II» – это, пожалуй, первый манускрипт, который я увидел и которым восхитился, приехав сорок лет назад в Армению. Это было время, когда мало знали о Торосе Рослине (много знали, но мало видели в нашем замкнутом царстве), и каждую выдающуюся рукопись приписывали ему. С тех пор много воды утекло, и в Матенадаране хранятся две целые рукописи Рослина. И, например, мне выпало счастье в Соединенных Штатах увидеть рукописи Рослина в Вашингтоне и Балтиморе. А в Нью-Йорке в тихом переулке побывать в музее-библиотеке Пирпонта Моргана, буквально переполненном мировыми драгоценностями культуры, на которые сам миллиардер не жалел денег и в результате все подарил городу, народу.

Там, у Пирпонта Моргана, армянских манускриптов собрано немного, но все – отборной ценности. И один из них – Евангелие маршала Ошина. Это ведь тоже Гетумид, предки его также вышли из Арцаха.

Как все со всем связано – вот еще пример. Недавно был в Израиле. Там, особенно в Иерусалиме, очень много связано с благородной ролью Гетумида – царя Гетума II. Армянам принадлежит исключительное право заботиться и ухаживать за могилой Богородицы, Матери Божьей. В построении храма Успения и армянской колокольни, над которой гордо развевается армянский триколор, ключевая роль принадлежит киликийскому царю Гетуму II. Вот его надпись на западной стене могилы св. Богородицы: «Я, по милости Божией царь армян Гетум II, после победы над египетским султаном пришел в Иерусалим и построил этот алтарь, прилегающий к Пещере Святой Гробницы Богородицы, в честь народа армянского, в году 1300 от Рождества Христова, 13 июля».

А Торос Рослин, любимый художник Гетума II?.. Он не раз в своих рукописях рисовал портреты Гетумидов. Так мы вернулись в Арцах, чтобы отпраздновать тесную связь (все со всем связано) Гетумов, Рослина и Арцаха. Да нет, не нужны какие-то дополнительные доказательства, что мы сидим на этом кладбище на исконно армянской земле.

Верю, что, когда стихнут безумные притязания на чужой дом, будущие поколения не только армян, но и азербайджанцев станут гордиться такой связью между Киликией и Арцахом.

Ким Бакши