Мир велик, соблазнов много…
Этническая общность не делает людей одинаковыми
Утверждают, что кривая оттока населения из Армении в последнее время вновь взметнулась вверх. Каждый год страну безвозвратно покидает тридцать тысяч человек, не считая выезжающих на сезонные работы. За точность цифры никто не ручается, да и невозможно отследить тех, кто уехал, вернулся, вновь уехал, вновь вернулся, в третий раз уехал и уже не вернулся. Можно сосчитать разве что тех, кто получил иностранное гражданство. Однако получить гражданство в эпоху великого переселения народов – дело непростое. Человек может годами жить в дальних краях, но при этом формально оставаться гражданином Армении, прописанным в таком-то городе по такому-то адресу. И даже предстоящая перепись населения, на которую уповают, вряд ли высветит абсолютно объективную картину происходящего.
Я не верю в статистику, она хороша для отчетов, и толковать ее можно по-разному. Верю собственным глазам. На улицах Еревана стало заметно меньше людей, кафе полупустые (чего раньше не наблюдалось), туристов (а они всегда выделяются) в этом году кот наплакал. Если не считать иранцев, или «персов», как их тут называют, которые с удовольствием отрываются от мусульманских табу. А разговоры о желаемом или планируемом отъезде – куда угодно, на Север или на Запад – слышу из уст людей все чаще. И ладно бы говорили те, кто оказался вне игры по возрасту – об отъезде поговаривает уже молодежь, наиболее энергичная, гибкая, предприимчивая часть населения, и это обстоятельство не может не наводить на размышления.
Не собираюсь грузить вас размышлениями: дело нехитрое, сами справитесь. Не намерен также бить тревогу и пугать предстоящими демографическими катастрофами. Пугающих и без меня хватает. Но вот какой случай вспомнился. Пару месяцев назад – в московском метро было дело – я сел в поезд на станции «Библиотека имени Ленина», занял свободное место рядом с человеком кавказской внешности, которую, как вы понимаете, с другой внешностью не спутаешь. Он о чем-то оживленно говорил по мобильнику. Я прислушался: ба, армянин! Впрочем, без всякого «ба». Армянской речью в Белокаменной никого сегодня не удивишь. Велит кому-то перевезти товар с одного склада в другой, что-то в этом роде. Строго велит, настаивает. Ну и ладно. Скользнул я по нему взглядом и погрузился в свои мысли, настолько глубоко, насколько это можно сделать в метро. И тут с платформы раздались душераздирающие вопли: «У-у-у-у, а-а-а-а!..» Полтора десятка здоровых бугаев, каждый в полторы лошадиные силы, в беретах и тельняшках придержали закрывающиеся двери и ворвались в вагон, скандируя: «Слава ВДВ!
А-а-а-а, у-у-у-у! Слава ВДВ!..» У них флаги в руках были с этими тремя буквами. В России три буквы, сами знаете, иной смысл имеют, а кто такой этот таинственный ВДВ, поди догадайся. Должно быть, уважаемый человек.
Народ съежился, поезд осторожно тронулся, а парни стали вглядываться в пассажиров. На предмет «свой-не свой». И вот один из них подскакивает к моему соседу и говорит ему вежливо, можно сказать, ласково: «Слушай, друг, выйди и пересядь в другой поезд, от греха подальше, как бы чего не вышло, а то в нашей компании не все такие добрые. Понял, нет?» Еще бы не понять. Вы бы видели, что с моим соседом произошло, куда недавний гонор делся: побледнел, спрятал мобильник в карман, сжался в комок, изображая мальчика из детсада, и как только подъехали к станции, пулей выскочил из вагона, проскользнув, как струйка дыма, сквозь не успевшие раскрыться двери. Короче, ветром сдуло.
Веселые десантники проехали еще одну станцию и с криками, которые слышны были, наверное, на улице, высыпали из вагона, пугая дорогих москвичей и гостей столицы. Пассажиры облегченно вздохнули, поезд облегченно захлопнул двери и налегке помчался дальше. Пустяковый случай. Как сказал один мой знакомый, тоже наш соотечественник, в День десантника можно, в конце концов, дома отсидеться. К тому же совсем непонятно, какого лешего этот мужичок ехал в метро, а не в своем автомобиле, которого у него, как у человека, перевозящего товары с одного склада на другой, просто не может не быть. Возможно, автомобиль стоял на техобслуживании. Не в этом дело. И даже не в десантниках.
Я через два часа возвращался по той же ветке метро и увидел на платформе десятка два милиционеров с дубинками. Один из блюстителей держал под мышкой скомканный флаг «ВДВ». Стало быть, парней все же усмирили. Неизвестно, правда, что они за эти два часа успели натворить. Однако, как я уже сказал, не в этом дело. Справедливое негодование оставляю другим авторам. А рассказываю об этом случае вот почему. Спустя две недели я был в Ереване, и сосед по лестничной площадке, человек простой, скромный, попросил у меня стол по случаю пожаловавших в гости и не умещавшихся за его столом родственников. Москвичу такого рода просьба покажется странной, но в Ереване добрососедские отношения пока еще имеют место. Я помог дотащить стол и, чтобы не обидеть соседа, посидел с его родней несколько минут. «Вот, – с гордостью представил он мне одного из гостей. – Тоже в Москве живет, хорошо устроился, серьезными делами ворочает. Может, вы знакомы». «Москва большой город», – откликнулся вершитель серьезных дел и пожал мне руку. Он меня не узнал, а я его вспомнил, но промолчал, конечно. Вы, без сомнения, догадались: это был тот самый мужичок, которого хмельные парни в тельняшках шуганули в метро. А мужичок продолжил свой, прерванный моим появлением, рассказ о нелегкой, но полнокровной и благополучной столичной жизни. Рядом с ним сидела его жена, перекрашенная, как это и водится у российских армянок, в блондинку.
Молниеносная компьютеризация Армении произошла прежде всего благодаря гениальному изобретению под названием «скайп». Скайпом пользуются все, даже те, кто в компьютере ни бум-бум. Переговариваются с родней от Киева до Лос-Анджелеса, от Москвы до Норильска. Чудо-техника помогает не только услышать, но и увидеть разбежавшихся по свету сородичей, полюбоваться их сытыми лицами и только что народившимися в Омске или Томске внуками, племянниками, внучатыми племянниками. Детишек подносят к видеоглазу: «Помаши дедушке ручкой, скажи «барев, папик». У одного моего приятеля сын живет в Москве. Женился на девушке из Еревана, и молодая жена, как и полагается, мгновенно забеременела. Это было в прошлом году. Тем летом жара стояла нестерпимая и бесконечная, больше сорока в тени, подмосковные леса горели, дым окутал столицу, люди на улицах теряли сознание, старики умирали без предупреждения; положение было настолько критическим, что даже власти советовали пожилым, больным и беременным покинуть город. А невестка приятеля пребывала как раз на седьмом или восьмом месяце. Я говорю приятелю: «Почему бы ей не поехать рожать в Ереван?» А он мне отвечает: «Ни в коем случае. Мой внук должен родиться в Москве. Во-первых, это гарантированное гражданство, во-вторых, Путин обещал за первого ребенка пять тысяч (долларов, разумеется), а за второго – десять». Так и осталась, бедняжка. Помучилась, но родила, дай бог малышу здоровья. Уж не знаю, как дальше дело было. Пришел ли к ним премьер, вручил ли обещанные пять тысяч – нате, мол, и ни в чем себе не отказывайте – или ждет, когда второго настрогают, чтобы сразу все пятнадцать отстегнуть.
Летом я заехал в Подмосковье в гости к другому соотечественнику. Он строил двухэтажный дом. Рядом строил такой же дом его брат, приехавший сюда с семьей, а чуть дальше, на другой стороне улицы, возвышался дом их дяди, благополучного, трудолюбивого человека, начальника и старейшины клана. Вокруг стоял визг детворы. Дети понимают армянский, но говорят по-русски, и говорят с чистейшим московским говором. Родители с гордостью доложили, что дети в школе на хорошем счету, а девочка десяти лет поведала мне, что будет учиться на врача. О возвращении на родину не было и речи. При всем том свои ереванские квартиры они продавать не стали. В одной живет родственник, переехавший из Гюмри, другую сдают внаем. Родственник также подумывает о переезде в Москву, но пока не может решить проблему с гражданством, а квартиросъемщик, совершенно посторонний человек, задолбал членов семьи просьбой посодействовать в устройстве на работу у того же корыта, из которого семья подпитывается. Всесильный дядя не знает, куда деться от ходоков-просителей, в черном списке его телефона десятки номеров.
Мне смутно вспомнилось что-то из классики, нечто забавное и близкое к тому, что увидел в подмосковном поселке. Я приехал домой, покопался в книгах, нашел. Повесть Чехова «Степь». Конец девятнадцатого века. Едет по русской степи обоз. Вдали виднеются длинные амбары и домики с черепичными крышами. «Дед, какая это деревня? – спросил Егорушка. – Это, молодчик, армянские хутора, – отвечал Пантелей. – Тут армяшки живут. Народ ничего, армяшки-то...»
Есть у меня в Москве соседка, женщина умная, чистокровная русская, к тому же дворянского происхождения, чем особенно гордится, историк по образованию. Мы с ней часто беседуем за чашкой кофе о том, о сем, о древних культурах, этнических особенностях, об ассимиляции, глобальном и неравном смешении народов, а более всего о том, что в Москве происходит. Она утверждает, что из «понаехавших» более всего уважает армян, потому что они потомки древней цивилизации, в них есть сдержанность и умение корректно соответствовать территории, на которой живут. Уж не знаю, жест ли это в мою сторону или искреннее мнение, но слышать приятно. Мы как-то вышли вместе из дома и увидели группу рабочих в желтых спецовках, укладывающих асфальт. От горячего асфальта шел тяжелый, удушливый пар, и смрад этот делал небритые, покрытые потом лица рабочих еще чернее, чем они были от природы. Они громко переговаривались между собой на своем языке. «Интересно, по-каковски они изъясняются», – праздно поинтересовалась соседка, обходя стороной зону дорожных работ. Я пожал плечами: не знаю. Казалось бы, ничего постыдного, но сообщать ей о том, что рабочие говорят на армянском, не хотелось.
В основе массовых миграций – факторы экономические. Это аксиома, с этим не поспоришь. Европа кишмя кишит эмигрантами из таких стран, куда не то что по путевке, а бесплатно не поедешь. Ситуация в Армении ничем не лучше, местами и похуже. Обвинять уезжающих, упрекать их в отсутствии патриотизма в этих условиях, по меньшей мере, нелепо. Нет рабочих мест, люди держатся за свои мизерные зарплаты, как утопающий за ножку от стула. Врач в Дилижане (я там недавно побывал) получает меньше 300 долларов. У него двое детей, концы с концами не свести, не знает, на чем сосредоточиться: на лечении больных или на том, как семью прокормить. Да и больных не видать: некогда оживленный курортный городок, утопающий в зелени, сегодня, в разгар сезона, кажется полупустым. И это, доложу вам, не самый тяжелый случай. Однако проблема и в том, что уезжают не только по бедности. Бедствующим как раз труднее всего решиться на столь смелый шаг. Уезжают и те, кто вполне нормально живет. Просто представление о норме разное, а новые времена породили небывалый аппетит. Оттого и появляется азарт, что одни живут очень хорошо, а другие на их фоне – безнадежно плохо. Азарт в данном случае – обратная сторона зависти. Уезжают потому, что уехал сосед, друг, родственник. Уехал в рай, оставив их то ли в аду, то ли в чистилище. Чем они хуже? Каждый армянин (да, пожалуй, и каждый человек вообще) свои достоинства рассматривает с одной стороны бинокля, а чужие – с другой. Я, к примеру, не встречал такого писателя, музыканта или художника, который признался бы, что кто-то из его коллег более талантлив, чем он. Более удачлив – да, но более талантлив – ни в коем случае.
Уезжают, потому что не хотят оставаться вне игры. Потому что мир велик, соблазнов много, и те, кому они доступны, совсем недавно жили с тобой бок о бок. Уезжают, потому что не верят в завтрашний день. Потому что утеряно чувство собственного достоинства. А если его, этого чувства, не осталось на родине, то на чужбине и терять нечего. Уезжают, потому что скучно. Потому что лишены элементарных удобств. Потому что пятачок земли, на котором они живут, оказался микроскопически мал, почти невидим на фоне внезапно открывшегося большого мира. Уезжают, потому что устали от одних и тех же лиц. Уезжают, потому что... Стоп. Обещал не грузить – не буду. Причин много, перечень длинный, попробуйте сами продолжить.
Этническая общность не делает людей одинаковыми – вот что надо осознать. Выше я привел отрывок из Чехова, но чтобы вы, не дай бог, не разлюбили Антона Павловича, приведу еще один: «Есть большие собаки, и есть маленькие собачки. Но маленькие собачки не должны смущаться существованием больших собак. Все обязаны лаять, и лаять тем голосом, какой Господь им дал». А там как знаете.
Руслан Сагабалян, Ереван
Поставьте оценку статье:
Всего проголосовало 34 человека
Оставьте свои комментарии