Шарль Азнавур: «Я не знаю такого армянина, который бы не пел»
Среди многочисленных записей на радио я неожиданно обнаружила свою 18-минутную запись с Шарлем Азнавуром, когда он два года назад приезжал в Армению… Помнится, Азнавур был достаточно строго одет: темные костюм и сорочка, такого же цвета галстук – словом, облик, который закрывает, а не выражает сущность. Но стоило ему улыбнуться и посмотреть на всех своими большими карими – до боли армянскими – глазами, как весь он моментально преображался.
Мощное и нежное Шарлевское обаяние особо проявлялось, когда он пел: его несильный, немного вибрирующий, надтреснуто-нежный голос превращал любую песню в произведение искусства.
Шарль Азнавур поет так, как сам любит, чувствует и страдает.
Общаться с ним очень интересно, потому как он внимательно слушает собеседника и превращает разговор в доверительную беседу.
– Рассказывают, что, когда Вы даете концерты в США, одна весьма богатая местная армянка скупает все места в первом ряду для своей родни и, дождавшись, когда прозвучит «Богема», во время которой Вы, как это задумано, бросаете белый носовой платок, тут же подбирает его. У нее, надо полагать, немало таких платков уже собралось… Как Вы относитесь к собственной славе?
– Как отношусь к славе? Легко, естественно, привычно. С возрастом слава теряет свой смысл. Все острые ощущения, связанные с нею, притупляются, сменяются чувством благодарности. Меня часто спрашивают, сочиняю ли я новые песни. Да, я постоянно пишу и не только песни, я записываю и свои мысли, разные истории, приключившиеся со мной. Мне не было и пяти, когда я читал армянские стихи парижским армянам, играл перед зрителями на скрипке. Вот тут мне нужна была слава, признание! В десять лет я пел в капелле церкви Сен-Северена и дебютировал на сцене, исполняя русские танцы. Ах, как я нуждался в аплодисментах, в почитании! Затем подростком я получил свою первую настоящую роль в театре «Одеон» в пьесе «Марго», где сыграл маленького Генриха IV…
Мне говорят: «Ты не моден!» А я отвечаю: «Я никогда не был модным. Ведь по жизни ничто так быстро не устаревает, как новизна. А песня – она навеки. Ведь как бывает? В молодости, выходя на сцену к публике, певец хочет себя показать, ближе к сорока годам он стремится себя выразить. Когда же певец говорит со сцены после сорока, он надеется обрести не славу, нет. Он надеется обрести вдохновение.
– А какое из изречений или афоризмов ближе всего Вам сегодня по настроению?
– …У Артюра Рембо есть такое изречение: «Из-за нежности я погубил свою жизнь»…
– Вы экстраполировали эту фразу на свою жизнь?
– В пространстве, которое занимала та или иная женщина, которую я любил, ощущалась удивительная насыщенность, которая и мне как бы придавала больше роста, – это ощущение схоже с тем, когда ранним зимним утром ты выглянешь в окно и вдруг увидишь чистый снег. Любя женщин, мне пришлось по жизни пережить немало счастливых и драматических минут. Можно любить одну женщину и параллельно целовать многих, что означает любить ее еще больше. У меня было много женщин, но в памяти моей осели два образа – Эдит Пиаф и Лайза Минелли. С Эдит мы были друзьями. Больше всех я любил Лайзу Минелли, но у нас была чересчур большая разница в возрасте, и у меня не оставалось никакого шанса… «Ренессансом» наших отношений с Лайзой стала наша совместная песня «Вечная любовь». Песня эта была переведена на многие языки и, как известно, стала саундтреком к ряду фильмов. А с Пиаф было совсем иначе: мы нашли друг в друге много общего, возможно, потому, что и у нее, и у меня прошлое было с оттенком боли… Но до сих пор больше всего меня волнует голос Пиаф. Все мои романы закончились тогда, когда я встретил мою Уллу. Она – удивительная женщина. Это тот сорт женщин, связав свою жизнь с которыми ты веришь, что это навсегда.
– Каков для Вас истинный армянин?
– Армянин – это, прежде всего, семьянин, соблюдающий традиции своей семьи, в меру патриотичный и великодушный. Когда мы с Уллой решили пожениться, мы устроили пышную свадьбу, обвенчавшись в армянской церкви Жан Кушон в Париже. Я очень семейный человек и чувствую себя в своей тарелке, когда рядом со мной моя Улла, дети и мои внуки. Как правило, много времени я провожу вне дома, вне семьи, но мне всегда ее не хватает. А еще я страшно не люблю, когда в доме происходят какие-либо перемены. Так что мой уют в доме связан не только с присутствием домочадцев, но и с обстановкой в доме, к которой я привык.
– Считается, что мы, армяне, больше преуспеваем на коммерческой стезе, хотя талантов у нас в любой другой сфере – хоть отбавляй…
– Кто вам это сказал? Каждый второй армянин – артист! Я не знаю такого армянина, который бы не пел. Непоющий армянин – это оксюморон. В связи с этим я хочу вспомнить один случай. Мои родители были артистами и певцами. Может, поэтому отец с самого начала прочил мне будущее актера. С этой целью он обратился к своему другу – одному очень знаменитому в те времена человеку с просьбой профинансировать мою учебу на актера. Тот не на шутку взъелся: «Ты что, с ума сошел! Какой актер! Какое кино! Армяне – это народ, созданный для коммерции! Я берусь помочь только в том случае, если Шарль захочет работать в торговле!» – заключил он.
Но мой отец был упрямым человеком и к тому же оптимистом (возможно, от отца я и унаследовал оптимизм, так что можете считать, что я оптимист во втором поколении…). Вообще же, армяне, несмотря на свой внешний прагматизм, душой остаются чистыми идеалистами.
– А какие еще черты характера присущи Азнавуру-семьянину, дожившему до библейского возраста?
– Про оптимизм я уже сказал… Решимость, вера в себя и умение не упускать счастливый случай. И еще, чуть не забыл, авантюрность. Причем, авантюрность эта не имеет ничего общего с аферизмом. Это две отчаянно противоположные вещи.
– Во Франции Вы сыграли почти в 70 фильмах у самых известных режиссеров – от Рене Клера и Франсуа Трюффо до Клода Лелуша. Не так давно перевоплощались в образ бальзаковского отца Горио. И все же Вы больше воспринимаетесь как певец. Отчего это?
– Каждая песня для меня, как маленькое представление, сценка, которые разыгрываются для публики. И если мне приходится, скажем, пять раз кряду исполнять одну и ту же песню, каждый раз я пою ее по-новому. Ввожу иные оттенки переживаний, иные мизансцены. Я даже думаю, если бы я в самом начале не выступал на сцене, вряд ли я когда-нибудь стал бы певцом.
– Как-то раз папарацци застали Вас в белом переднике и белой шапочке в кругу поваров при приготовлении какого-то армянского блюда…
– Все верно. Это было во время открытия парижского ресторана мадам Регины. Здесь собирался весь парижский бомонд. Помнится, я тогда спел три песни и решил таким образом позабавить гостей: приготовил баклажаны по-армянски с зеленью и чесноком. Сам я ем очень мало – в основном деликатесы. И знаете что: я абсолютно не согласен с тем, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Путь к сердцу мужчины только через его сердце.
– «Азнавур для Армении» – так называется благотворительная ассоциация, которую Вы создали после трагического спитакского землетрясения. А затем – несколько акций в помощь пострадавшим…
– И вот для одной из этих акций я пригласил Анри Верно и 90 других французских певцов и актеров создать клип на песню «Для тебя, Армения». Признаться честно, я не ожидал такого участия, такого тотального сопереживания. Став затем послом Армении в Швейцарии и одновременно во всех международных организациях, которые представлены в этой стране, я понял, что дипломатическая миссия мне отнюдь не мешает. Наоборот, я стал острее воспринимать все окружающее, анализировать… При этом я не забываю о своей гражданской позиции и на предмет признания геноцида армян 1915 года, и помощи своим соотечественникам. Сегодня я занят строительством новых школ и всего того, что поможет армянской молодежи проявиться сполна. Ведь будущее Армении – это ее молодежь.
– Каков Ваш девиз по жизни?
– Да здравствует жизнь – во всех ее проявлениях!
Кари Амирханян
Оставьте свои комментарии