Фейс-контроль
Девушка на сайте «Ноева Ковчега» заметила по поводу меня: «Хлопотно жить на два города». Ваша правда, хлопотно. Но не скучно. Я, если честно, предпочел бы жить на три города. Но, увы, жизнь бесстыдно коротка, а здоровье обратно пропорционально желаниям: чем меньше первого, тем больше второго. И это, как мне объяснили, симптом тревожный, потому что психика нормального человека устроена так, что когда не можешь, то уже и не хочешь. Становишься философом. «Зачем мне это? – говоришь себе. – Везде та же суета. Разве что съездить, одним глазком глянуть…»
Глазок – это объектив фотоаппарата. Старики во всем мире, отработав положенное, ходят под конец жизни, крутя головами, по улицам Парижа, Барселоны, Каира или Рима. Наденут шорты, выставят на солнце свой целлюлит, и запечатлевают жизнерадостные улыбки на фоне пирамид, Триумфальной арки, Пизанской башни или венецианских каналов. Не зря прожили, ничего не упустили, мир познали. Молодцы, что и говорить. Мир так мал, почему бы не познать? Нашим старикам до них далеко. Говорю о российских. Об армянских молчу, им бы до Севана доехать – уже молодцы. В Армении туристические путевки недешево стоят. От Еревана до Турции плюнешь-достанешь, а экономнее съездить куда-нибудь в Саратов и там приобрести путевку в Анталью. Нет своего моря. А будь оно, легче было бы отдохнуть на море Лаптевых.
Вообще, как наши дорогие соотечественники наловчились друг с друга три шкуры драть – разговор особый. Я сейчас о другом. О том, что на бегу видишь целое, но не имеешь возможности всматриваться в детали. Ведь сколь романтичны наши представления о Париже, например. Отметился в Лувре, взобрался на Эйфелеву башню, погулял по Монмартру, посмотрел канкан в «Мулен Руж» – и считай, видел Париж, тот самый, по Хемингуэю, праздник, который всегда с тобой. А вот и нет, видел витрину, и в этом смысле нет существенной разницы между просмотром открыток и альбомов и пробежкой по парижским улицам с сумкой через плечо. В Париже надо пожить. Человеку творческому – особенно. Хемингуэй не был туристом, и Генри Миллер не был туристом.
Один мой парижский друг рассказывал, как в тяжелейшей депрессии стоял на станции метро, готовый броситься под приближающийся поезд. И бросился бы, наверное, там более, что такие случаи в парижском метро известны, но тут молодая женщина подошла и что-то спросила – ангел-хранитель, должно быть, – и страшное мгновение, когда ты на самом краю платформы, а поезд в двух шагах, мгновение это пронеслось, обдав могильным холодом. Прошло несколько лет, он жив-здоров, а историю эту рассказал мне только потому, что однажды я, закатив глаза, мечтательно произнес: «Ах, этот Париж!» И Париж бывает разным. Равно как и Рим, Лондон, Берлин… О чем туристу не расскажут. Да и зачем ему это, не для того он раскошеливается. Вообще, всякий большой город вначале предстает мифом, как всякая женщина – загадкой. Пока на ней не женишься.
Ереван–Москва и блаженный Августин
На Москве я женат давно. Наша совместная жизнь порой напоминает мне взаимоотношения пожилой супружеской пары из романа Сименона «Кот». Если роман не читали, то, быть может, фильм видели с Симоной Синьоре и Жаном Габеном. Ну, а Ереван для меня – как тетя Поли для Тома Сойера: то достает так, что «караул» кричи, то хоть и непонятлива, но терпима и ласкова. На то и тетя. Мой старый московский приятель, писатель Эдуард Геворкян, переехавший в Москву еще в семидесятые, часто недоумевал, чем это я в Ереване так долго занимаюсь. Теперь сам застревает там на пару месяцев. Ничего не попишешь, возраст, и как прямое его следствие – усталость. Не физическая – есть еще порох в пороховницах – иная. Не хочется из кожи вон лезть, скакать, прыгать, кому-то что-то доказывать. Знаешь себе цену, знают те, кому надо, – и ладно. А тужиться, соответствуя меняющемуся миру – зачем? Давай, говорит Эдик, купим на старости лет домик на двоих где-нибудь в Испании, на берегу моря, будем мирно жить, писать книги, гулять по пляжу, любоваться нимфами. Другой мой друг, художник и режиссер Геннадий Тищенко, которого я всегда называл многоножкой (одна нога здесь, другая бог знает где), сегодня общается со мной исключительно по скайпу, лежа на диване. Живем мы оба в Северном округе, но доехать – день терять. Зачем? Был бы еще проект.
В мегаполисе все упирается в проекты. Есть проект – двигаешься, нет – лежишь на диване. Оно, конечно, некоторые вечно в проектах, из проектов не вылезают, в проектах купаются, честь им и хвала. Куда потом эти проекты деваются, не знаю – в эфир, в космос – и вспомнят ли их авторов в недалеком будущем, не важно. Важно движение. А движение, как известно, жизнь. Но движение также деньги, что гораздо актуальнее. Немного я знаю москвичей, довольствующихся малым. Минималист в мегаполисе – это патология, это как целлюлит, который надо прятать. В Ереване думают, что я богат, потому что живу в Москве, а в Москве убеждены, что упакован, потому что армянин. Ни тех, ни других разубеждать не собираюсь. Двигаюсь себе по собственной траектории. Иным кажется, лечу. Со стороны вообще все видится не так, как есть, на том и строится пиар. Всему этому есть и другое название – востребованность. Она не валится как снег на голову. Востребованность создаешь себе сам. Тут не опоздать, там успеть. Я прежде никуда не опаздывал, а сегодня – скажу по совести – не рвусь.
Вот и теперь приехал в Москву с опозданием. Не успел поучаствовать в грандиозном проекте, в шествии писателей по центру города, от Пушкинской площади до Чистых прудов. С Акуниным, Шендеровичем, Быковым, Улицкой… Кто там еще был из литературной элиты? Прошелся бы рядом, плечом к плечу, глядишь, заметили бы. Их там было с десяток человек и тысячи сочувствующих. Чем я хуже? Пусть и мне посочувствуют. А как еще светиться – лампу на шею вешать? И не в том дело, демократ я или наоборот, левый или правый, за или против, ликую или протестую. Лучше, конечно, протестовать, оно уместнее. Но и это не важно. Важно лицо показать. Пусть даже пришел на данное мероприятие, чтобы заявить, что к нему отношения не имеешь. Истина – штука ускользающая. Как деньги. При том, что идут они совсем не рука об руку, и поймав одно, не поймаешь другого. Но опять же не о том речь. Быть в нужное время в нужном месте – об этом толкую. Вот смотрите. Мне товарищ один, влиятельный человек, сказал: «Приезжай, пока я в Москве, и все в издательстве будет тип-топ». Приехал – а он уже не в Москве, уехал сердешный, а в издательстве том новая дама в духах и туманах, прозой заведует. «У меня, – говорит, – на ваш счет указаний не было. У нас нынче проекты зависают. А роман ваш, – говорит, – интересен, но сложен для массового восприятия». Это мой-то роман сложен? Куда уж проще? Вам что, «Колобок» нужен или «Курочка Ряба»? Я ей говорю. А через минуту выясняется, что дамочка роман и не читала. Я, гражданочка, между прочим, не ком с горы, говорю, я, коли на то пошло, вошел в сотню известных армян Москвы. Не поленился, перечисляю ей эту сотню, а она из всего списка одного только Джигарханяна знает. Остальные литературной фее по барабану. И что тут делать? Попросить разве что великого актера: скажи, дескать, дорогой Армен Борисович, в каком-нибудь крупнокалиберном интервью слово обо мне. По доброте душевной, вскользь, невзначай. Упоминают же другие своих. Там и сям, к месту, не к месту. Еще как упоминают. И вроде как объективно, не поспоришь: известный, талантливый, великий, гениальный. Чем чаще упоминают, тем больше веришь. Почему соотечественники этого не делают? Объективно, не на пустом месте. И не между собой, не на пиру за столом, а, как говорится, городу и миру. Увы, наши о ком угодно скажут, кого угодно процитируют, но не своего, рядом живущего. Может, комплексы какие? Давайте уж начистоту: «ян» – это как бирка на большом пальце ноги. Знаете, вешают такие в больницах, не приведи Господь. Смешно не то, что другие к «яну» скептически относятся, смешно, что сами «яны» зачастую к себе так относятся. Мне девушка одна, из породы «янов», недавно призналась: «Когда мы еще не были с тобой знакомы, заинтересовалась в магазине твоей книгой, но увидела «ян» и не купила». Сейчас бы, конечно, купила. Сейчас она читает все, что я пишу. Но не могу же я со всеми лично знакомиться? А может, думаю, вернуться к псевдониму Сагарус? Или, как мне советовали, Сагов. Или того круче – Сагман, Саглер… Я, дорогой читатель, прикидываюсь, будто не понимаю, что почем. На самом деле понимаю. Но упрям и своенравен. Гордость лелею. Ну и наконец, биологический комфорт предпочитаю социальному. К чему тогда эта исповедь? Оттого что Блаженного Августина читал, его знаменитую «Исповедь». Августин в той исповеди признается, что долгие годы искал правду во внешнем мире, в то время как надо было искать ее в себе. Ведь как просто.
Пальто Ильича
Вот вы говорите «национальное самосознание». Сейчас все на нем повернуты. Раньше, дескать, себя не сознавали, теперь будем сознавать на всю катушку. Лицо свое трепетно ищут, будто потеряли в одночасье. А мне почему-то кажется, что этого самого лица раньше было даже чуть больше, нежели теперь. Я не о понятии «советский человек», а о каждом из составлявших это понятие народов. Интернационализм при всей своей неустойчивости, так или иначе, совмещался с интересом к традициям и культуре каждого этноса. Вот вам театр, вот вам киностудия, вот издательства, газеты, журналы, радио, телевидение, университет, галерея, консерватория… Берите, развивайтесь. Боже сохрани, ничего не имею против независимости. Человек я политически малограмотный и всякое явление рассматриваю субъективно, с точки зрения отдельно взятой личности. С этой точки зрения кажется мне, что, если человек в душе своей вассал, он им и останется, при любом раскладе. Может разве что хозяина сменить, а хозяином может стать кто угодно – власть, партия, президент, оппозиция, олигарх, чиновник, евро, доллар и даже жена родная… Дело не в хозяине – в тебе.
Был неплохой фильм конца пятидесятых – «Лично известен». О революционере Камо, Симоне Тер-Петросяне. Помню эту ленту с детства. Этот самый Камо был крутой парень, ловкач, крепкий орешек. Кучу подвигов совершил – для Ленина и революции. Не знаю, был ли он столь же обаятелен, как актер Гурген Тонунц, изобразивший его на экране, но не в этом дело. Есть в фильме такой эпизод, когда отсидевший в тюрьме Камо незадолго до Октябрьской революции приходит к Ленину в гости, и Надежда Константиновна угощает кавказского гостя то ли миндалем, то ли фисташками. Она еще осведомляется у него: «Как поживает ваша сестра Джаваир?» Можно допустить, что жена вождя мирового пролетариата помнит имя Камо, ограбившего для нужд большевиков тифлисский банк, но что она могла запомнить экзотическое имя его сестры, – в это трудно поверить. И все же эпизод получился трогательный. Но это еще не все. «Как вы зиму здешнюю переносите? – спрашивает Ленин и, видя смущение гостя, говорит супруге: – Принеси-ка, Надя, мое пальто». И Надежда Константиновна, вручая Камо презент вождя, говорит: «Это пальто подарила Владимиру Ильичу его мать, а материнский подарок лучше всего греет». Тут железный рыцарь революции, вконец растроганный, отворачивается, слезу вытирает, а вождь замечает, что революционер не должен быть столь эмоционален. Или что-то в этом роде. Теперь Камо не страшны ни эсеры, ни меньшевики, ни анархисты, теперь ему по плечу любой банк, любое задание партии, в чем зритель убеждается в последующих сериях трилогии. Я грешным делом продолжил мысленно этот замечательный эпизод с подарком Ильича. После того, как Камо откланялся, Ленин деловито осведомляется у Надежды Константиновны: «Кто там у нас на очереди? Мясникян? Зови. И приготовь следующее пальто…»
Молодцы советские кинематографисты. Умели создавать мифы. Профессионалы, что и говорить. Больше чем полвека прошло, но ленты эти и сегодня смотрятся с интересом. Взять хотя бы «Коммуниста» с Урбанским. Шедевр. Я его на днях смотрел. Там, кстати, тоже есть трепетный эпизод с «человечным» Лениным. Попробовали бы сегодняшние киномаги создать на экране миф о деятелях нового времени. Ничего не выйдет. Тут дело не только в таланте. Произошло повсеместное и повальное разрушение мифов, и процесс этот оказался неудержимым, необратимым. Сейчас спохватились, поняли, что обществу не обойтись без мифов, но переделать циника обратно в романтика непросто. Вот и призвали на помощь «национальное самосознание». Однако вместо него получили самосознание этническое. А это явление совсем другого сорта.
Психогенератор и космический мусор
Из всех фильмов о Белокаменной по-прежнему предпочитаю классическую ленту Данелия «Я шагаю по Москве». Нет в ней умозрительного авторского куража, а есть простой и добрый на все времена рассказ о хороших людях. На втором месте – «Покровские ворота». То же самое: узнаваемые человеческие характеры и естественная атмосфера доброты. Миф? В известной степени. Но в той же степени действительность. Как и дружба народов. Была она? В известной степени. Интерес и снисходительность, уважение и ирония, гостеприимство и высокомерие здесь соседствовали друг с другом, друг другу, однако, не мешая. Жили мирно, бочку на соседа не катили. Наведывались, не «понаезжали», и если бы в каком-нибудь издании появилось выражение «лицо кавказской национальности», то главного редактора, скорее всего, уволили бы. Впрочем, сегодня обсуждают новые «лица», сегодня больше говорят о таджиках. О ком-то надо говорить. Разумеется, в Москву приезжают не сплошь ангелы, и даже большей частью не ангелы. Но если приезжают китайцы и африканцы, которые не были частью империи, то бывшим советским гражданам сам бог велел. Одна пожилая москвичка в седьмом поколении заметила на днях: не то плохо, что понаехали, а то, что понавезли. Понавезли боль, обиду, неустроенность, и все это зависло отрицательной аурой над городом. Что делать, если на местах худо, а рекламные слоганы настаивают «поймай удачу», «не упусти шанс»? Вот и не упускают. Вспомните, продолжает пожилая дама, была ведь другая Москва. Как не помнить? Нет такой улицы, такого переулка, где я не ходил бы, нет такого кинозала, где я, неизлечимый киноман, не сидел бы, нет такого парка или сквера, где не гулял бы, нет такого района, где не снимал бы квартиру, нет такой редакции, где меня не знали бы. Вот общежитие, в котором жил, вот дом, куда поселился с женой, вот здание, в котором работал, вот больница, где оперировался, вот гастроном, где отоваривался, вот здесь, напротив Пушкина, была столовая, которой уже нет, вот Дом литераторов, где чего только не было, вот Дом кино, где было не меньше, вот Черняховского, вот Усиевича, вот Беляево, Чертаново, Бескудниково, Текстильщики, Измайлово, Медведково, вот Тимирязевская, вот шоссе Энтузиастов, вот улица Правды и Бумажный проезд, Огарева и Герцена, Ленинградка и Смольная, Водный стадион, Речной вокзал… Это не просто названия, это череда моих историй. Москва большая, я маленький; у нее много жизней, у меня одна; она легко забывает, я обречен помнить…
А дама между тем рассказывает мне городские новости. Приезжие сперли банкомат с деньгами – оторвали с мясом, погрузили в машину и увезли. Племянник купил с рук иномарку, почти новую, а через месяц выяснилось, что она из двух автомобилей собрана, практически сварена: зад от одной, перед от другой. Символично, говорю, что еще? Ходят слухи, продолжает она, будто установили в разных точках города психогенератор и будто от него у людей страшно голова болит. Нужно – включают, не нужно – выключают. Чтобы, значит, народ не слишком резвился. А зачем – голова и без того болит? То, говорит, процесс не стихийный, а тут по команде, когда надо. Фантастики, что ли, начиталась тетенька... «Так ведь не я же придумала, – угадывает она мою мысль, – слухи упорные ходят». Не знаю, как насчет психогенератора, но чудных проектов в Москве и без него хватает. Кстати, о проектах. Друг мой – астрофизик, директор Бюраканской обсерватории Айк Арутюнян незадолго до моего отъезда из Еревана рассказал мне о совместном российско-армянском научном проекте (в рамках международного). На орбите Земли много мусора скопилось – запущенные когда-то спутники, станции, обломки космических аппаратов. Нынче они представляют серьезную опасность. Мало того что падают на Землю, с ними могут столкнуться действующие корабли и орбитальные станции. Назрела необходимость срочно очистить космическое пространство. Для этого надо вычислить траекторию каждого из множества обломков, летящих, между прочим, со скоростью пули. Хороший проект, обнадеживающий. Очистят космическое пространство и возьмутся за земное. Может ведь такое случиться?
Руслан Сагабалян
Поставьте оценку статье:
Всего проголосовало 23 человека
Оставьте свои комментарии