Армения. Грузия. Выбирать приходится

Судя по всему, обе стороны отнеслись к случившемуся как к анекдоту. Что, впрочем, не помешало разгореться конфликту, который, к счастью, оперативно погасили полицейские.

Политические эксперты не обязаны любить футбол. Тем более товарищеские матчи. Но слышать то, что происходит на трибунах, зачастую бывает чрезвычайно полезно.

Резолюция как символ

Армения проголосовала против резолюции ООН о праве на возвращение грузинских беженцев в свои дома в Абхазии и Южной Осетии, на что грузины обиделись, и обе стороны в этой истории не скрывают своего лукавства.

С одной стороны, даже те, кто в Грузии обижается, конечно, догадываются, что Армения, голосуя против, исходила из чего угодно, только не из темы беженцев. Расчет прозрачен, голосовать «за» – значит голосовать за симметричное право азербайджанцев вернуться в Шушу и Кубатлы. Что тоже очередная фигура ложного политического умолчания, поскольку невозвращение в Сухуми и невозвращение в Карабах – два разных невозвращения, поскольку все «беженские» трагедии на самом деле имеют между собой общего гораздо меньше, чем принято считать, готовясь к голосованию в ООН.

И для Грузии эта резолюция – лишь подтверждение международной поддержки, причем не беженцев, а требования восстановления территориальной целостности, в которое тоже никто особенно не верит, просто говорить об этом неверии по-прежнему политический моветон. Реальность в таких сюжетах вообще самым постмодернистским образом необязательна и второстепенна. В этой реальности беженцы в массовом порядке, как правило, никогда не возвращаются. По самым разным причинам. Одна из которых заключается в том, что вырастает поколение, которое уже и не понимает, почему они куда-то должны возвращаться.

Такие резолюции – самый выдающийся род той политики, которая, не имея к реальности никакого отношения, является набором необходимых символов. Но поскольку нынешняя политика – это искусство не столько возможного, сколько правильно подобранного жеста и точно сформулированного сигнала, эти символы – способы политического позиционирования.

Армения предпочла себя позиционировать так. Будто бы против Грузии. Будто бы за Россию. Будто бы вместе с Вьетнамом, Сьерра-Леоне и Белоруссией.

Грузины сделали вид, что обиделись на Армению за то, что она против Грузии и за Россию.

Получилось примерно так, как на матче тбилисских динамовцев против гюмрийцев.

Союз или кошелек?

В описанную схему следует внести ряд уточнений – настолько принципиальных, что сама схема покажется плохо написанным учебником далекой истории.

Армения голосует не за Россию, хотя, возможно, подобный эффект в ее непростые политические расчеты сегодня вполне укладывается. Само избрание Сержа Саргсяна на второй срок многими экспертами справедливо рассматривалось как армянский проект по изменению своего позиционирования. И первые месяцы второго президентства это определенным образом подтвердили. Судя по всему, Еревану удалось объяснить Москве, что его фактическое игнорирование Таможенного союза и прочих структур продолжающегося евразийства не является для Москвы катастрофой. И что Ереван медленно и тягуче, но, тем не менее, пытается привести свою политику в соответствие с реальностью, в которой его с Россией связывает гораздо меньше, чем видится апологетам вечного братства и стратегического союзничества.

Москва поняла. Не катастрофа – так не катастрофа.

Должна ли она была поднимать для Армении цены на газ – и так круто, и так демонстративно, чтобы все в Армении поняли, что это – счета за потенциальную нелояльность?

Армяне обиделись на Россию совсем не так, как обиделись на них грузины. Для последних не было никакой неожиданности, они заранее знали список тех, кто будет против грузинских беженцев, и что в этом списке будет Армения. То, что Москва попытается поставить Ереван перед мучительным газовым выбором, для армян, все еще верящих несмотря ни на что, в вечное российское покровительство, стало неприятным сюрпризом.

Но если все оценивать по циничному гамбургскому счету, Москва все рассчитала верно.

Она ничем не рискует. Собственно говоря, единственным риском была та самая обида армян, которых, как предрекали в Армении особо впечатлительные, Москва могла потерять. Но, во-первых, инерция политических пристрастий может сравниться с инерцией вращения Земли вообще, а уж в Армении в особенности. Тех, кого не отвратит в Армении от российских мифов никакая цена на газ, целое поколение, и, возможно, не одно. И этого Москве, которая привыкла строить планы на куда более короткие сроки, более чем достаточно.

Армения – не та страна, в обреченном расположении которой Москва как-то уж очень нуждается. Ни в политическом плане, ни в экономическом, ни даже просто в плане личного политического бизнеса.

С другой стороны, куда бы во внешнеполитическом смысле ни дрейфовала Армения, крупный российский бизнес опять же гарантирован здесь от неприятных неожиданностей. Словом, по деньгам Москва не проигрывает, в НАТО Армения все равно не вступит, и, кроме того, у Москвы всегда есть последнее и безотказное средство давления – ОДКБ.

При тех объемах газа, которые потребляет Армения, заподозрить Газпром в желании нажиться может только очень большой его недоброжелатель. Но цены Армении предъявили в полтора раза выше, чем раньше, Газпром изъявил намерение довести свою долю в Армросгазпроме до 100 процентов, что с корпоративной точки зрения такой же символ, как с точки зрения бизнеса – цена.

Москва обозначила свои правила игры без эмоций. Просто автоматически – или интеграция со льготами, или цена без льгот и ссылок на исторические сантименты.

Путь в Иран

Вариантов ответа у Еревана немного. Платить придется, и, видимо, придется искать стратегические компромиссы. И готовиться к другим неприятностям, поскольку электричество тоже включит в себя газовую цену.

Но именно эта скверная новость, облеченная в ранг грандиозного символа, является предложением, от которого поистине невозможно отказаться – предложением сделать то, что Армения и собиралась делать – определяться. Но теперь – значительно быстрее.

«Быстрее» в этом сюжете – слово ключевое.

Батумский нефтяной терминал позволяет переваливать сжиженный газ, и здесь можно было бы найти хотя бы частичную альтернативу российскому газу. Но, судя по всему, альтернативы не будет. По крайней мере, в ближайшее время.

Именно потому, что любой газ должен быть синхронизирован с общим политическим позиционированием. А оно, получив изрядный импульс от Москвы, скорее, будет израсходовано на подспудную мощь, но никак не на видимое ускорение.

Можно, конечно, верить в крайности, как пытается себя в этой возможности убедить вестернизированная часть армянского общества. Но реальность такова, что в оперативном будущем никакие проекты, скажем, предлагаемые Ираном, не начнутся, как бы привлекательно они ни выглядели. Новая газовая труба в Армению взамен газпромовской, построенной на всякий случай с уменьшенным диаметром, – это, скорее, совместная ирано-армянская разведка боем. И можно быть уверенным, что новый иранский лидер еще не раз обозначит эту тему, благо теперь, возможно, и Запад будет улыбчивее относиться к иранской интеграции, в которой Армения имеет шансы быть участником.

Но это – теория и стратегия. Тем более продолжение трубы в Грузию, о чем говорили и будут наверняка говорить иранцы, поскольку один лишь замкнутый армянский рынок им неинтересен. Проекты железной дороги – из той же области, тем более что железнодорожная сеть в концессии у той же России, а ее интересует не столько Иран, сколько Турция, сближение с которой затормозилось надолго. И, возможно, Саргсян в рамках обновляемой внешнеполитической доктрины попытается этот процесс оживить. Но политическая конъюнктура в Турции, в которой через год президентские выборы, не в пользу сближения.

Кавказ без контрастов

Но, пусть по другим технологиям и мотивам, меняется и Грузия. Конечно, инерция традиции сильна и здесь, символы неизбывны. У Грузии проблема с сепаратизмом, у Азербайджана проблема с сепаратизмом, и по политической транзитивности это позволяет рисовать политические схемы, в которых Грузия и Азербайджан вместе.

Конечно, они и без этих ритуалов традиционно более скоординированы друг с другом, чем с кем-либо еще в регионе. Несмотря на реальные проблемы. С теми же ценами на газ. Или, скажем, с марнеульскими азербайджанцами у Тбилиси отношения складываются ненамного лучше, чем с армянами в Джавахетии. Но то самое стратегическое позиционирование оказывается принципиальным: антикремлевский контекст, несомненный в политической линии и Баку, и Тбилиси, и генеральная ставка на Запад, причем вне зависимости от того, кто у власти, определяли и силовые линии Южного Кавказа, и географию региональных проектов.

И вот тут, возможно, и лежит поле дальнейшей эволюции. Во всех без исключения программах карабахского урегулирования отдельной строкой значилось предложение разблокирования линии фронта и налаживания экономических и гуманитарных связей. Все это было прописано через запятую, как это бывает с формальными тезисами, в которые авторы совершенно не верят. Однако выглядящее трагикомическим предложение Баку продавать Армении газ в ответ на, как туманно, но совершенно понятно сказано, определенные политические шаги, может оказаться основой будущих планов.

Прежде все они разбивались о непреклонность Азербайджана, настроенного на максимальную изоляцию Армении от региональной активности, и это ему удалось. Вялые надежды на возрождение железной дороги Карс – Гюмри быстро улетучились, официальной железной дорогой была объявлена Карс – Ахалкалаки – Баку, которая, правда, с приходом к власти Иванишвили тоже перестала быть первостепенной, а теперь и вовсе официально отложенной для официального изучения. Грузия, отчасти по неискушенности ее новой власти, отчасти из желания следовать логике реальности, а не былых символов, не то чтобы ревизует былую доктрину приоритетности азербайджанского направления – она как бы декларирует ее не столь однозначной. Есть варианты – будто говорит Тбилиси и будто приглашает к разговору как можно больше сторон, чтобы эта вариативность ни в коем случае не обернулась диалогом один на один с Россией.

И позиционный разворот Армении в этом плане выглядит чрезвычайно кстати.

Это не означает скорого изменения южнокавказских стратегических традиций и уж тем более каких-то интересных новостей в карабахском урегулировании. Это означает только общее согласие с тем фактом, что будущие изменения, которые не в силах повлиять на сегодняшние проблемы, имеет смысл приспосабливать к решению этих проблем в том виде, которые они обретут завтра. Вчера тот, кто в Баку и в Ереване полагал, что урегулирование возможно только по мере приобщения противников к некой другой, интересной для обоих общности, скажем, той же Европе, выглядел экстравагантным чудаком. Сегодня, когда, возможно, стратегические пристрастия на Кавказе утрачивают былую чернобелость, именно это направление может быть сочтено всеми заинтересованными сторонами как приоритетное.

Но цену за дорогой газ придется платить уже сейчас. Асинхронность с наблюдаемым сегодня – беда всех тектонических политических сдвигов. Может быть, поэтому в этом самом сегодня Армения проголосовала так, как привыкла и как долгие годы считала единственно правильным – против беженцев.

Вадим Дубнов