Грузия после революции: праздник яркий и короткий
Празднование успеха Георгия Маргвелашвили от прошлогоднего торжества в честь краха Михаила Саакашвили отличались так же, как отличаются день победы, в которую верили лишь самые убежденные, от ее годовщины, к которой готовятся заранее и воодушевленно. Праздник получился, и лица победителей светились той искренней радостью, которая обычно смешана с приятным удивлением от того, что все получилось так, как и замышлялось. И Бидзина Иванишвили даже извинился за технологию, которая очень многим сразу показалась странной – обиженно отказаться от участия во втором туре, если избиратель не решит все в первом. Он бы, сказал Иванишвили, помогал своему избраннику хоть в сотом туре, а выдумка потребовалась для того, чтобы избиратель, испугавшись возможной победы сторонника Саакашвили, мобилизовался и пошел на участки.
И праздник получился. Ярким, как и положено. И коротким, что тоже логично.
Последний вожак
Второй тур, который вытекал, казалось бы, из всей логики кампании и политического момента, не состоится, и в этом суть первой сенсации выборов, которым скептики, избалованные прежней грузинской традицией, отказывают во всякой сенсационности вовсе. Фаворит, который ни по одному социологическому опросу не набирал больше 47 процентов (за исключением одного-единственного, заказанного самой «Грузинской мечтой», коалицией фаворита и ее вдохновителя Бидзины Иванишвили, озвученного буквально накануне голосования), получил 62 процента. Что было совершенно оглушительным результатом для кандидата, который сам себя называет пластилином – за готовность принять любую форму, которая потребуется. Причем все знают, кому это должно потребоваться – Бидзине Иванишвили, и никого не удивляет, что именно это качество считается президентской добродетелью. На торжестве в честь победы Георгия Маргвелашвили они напоминали сына, которого отец привел к чемпионству, и именно отец был настоящим победителем.
Победители были счастливы, хотя результат был известен, и только, кажется, Нино Бурджанадзе пыталась всех убедить в обратном. «Я приму любой результат, – говорила она, – если он будет справедлив. А если нет, что ж – посмотрим…» Нино Бурджанадзе – последний из вожаков улицы, не в силу политического амплуа, а потому, что мужчины, которые были рядом с ней четыре года назад, ее оставили одну, она продолжала биться. Грузия помнила, как улыбалась, причем весьма недобро, ее неистовству, тому, как легко оказалось с ней справиться, напомнив про коммунальные долги за роскошную дачу, полученную задешево из рук Саакашвили, но за которую накопились коммунальные долги.
Словом, на миг показалось, что Грузия все забыла. Что Грузия ждет, когда можно будет сказать вслух то, что при Саакашвили считалось неприличным: бог с ними, с Абхазией и Южной Осетией, лишь бы Россия отменила визы и снова стала закупать под видом вина былую кислятину. Казалось, что именно этот подход и в самом деле если не решит дело в пользу Бурджанадзе, то хотя бы даст ей второе место, а то и второй тур. А это значит, что она при поддержке улицы сможет требовать досрочных парламентских выборов. И вообще, улица вернется. Ведь, как объяснял мне один сторонник Бурджанадзе, народ за свободу и демократию ходит на баррикады уже 20 лет. Ну да, возразил я, а теперь он возьмет и пойдет на эти баррикады за Таможенный союз… Собеседник усмехнулся: но ведь он все равно будет уверен, что идет за свободу и демократию…
Ни шагу назад, ни шагу вперед
Словом, там, где результат известен, выборы превращаются в плебисцит, и нет интереснее вопросов, которые формулируются сами по себе, органической повесткой дня, без политтехнологической казуистики. Нино Бурджанадзе спросила не только про Россию. Она спросила про прошлогодний успех Иванишвили и про ненависть к Саакашвили. Ответ получен.
Саакашвили, как считается, ненавидят. Однако при всем неверии в его успех, при всей формальности голосования каждый пятый из тех, кому интересны выборы символического президента, проголосовал за Давида Бакрадзе, соратника Михаила Саакашвили.
Еще экспертное сообщество было уверено, что Бурджанадзе даст бой фавориту за то, что он до сих пор не посадил Саакашвили и вообще не выполнил ничего из того, что обещал. Ответ – оглушительные 62 процента.
Во-первых, Бурджанадзе просто-напросто не поверили. Если не получилось наладить отношения с Россией у Иванишвили, который знает в России все ходы и выходы, то почему вдруг чудо совершит она, чей опыт налаживаний этих отношений сводится к совместным с Путиным посещениям Поклонной горы.
Во-вторых, Бурджанадзе на самом деле никто ничего не забыл. И это, кажется, стало для нее самым неприятным открытием, в том числе и потому, что предложенные ею райские перспективы оказались неубедительны.
Иванишвили действительно разочаровал часть тех, кто восторженно голосовал за него год назад. И тех, кто ждал нового открытия России – конечно, таковых было немало. И тех, кто поверил в бесплатный газ и свет, которых, кстати, Иванишвили не обещал. И тех, кто обнаружил, что Иванишвили совершенно не торопится реставрировать ту Грузию, которая была до Саакашвили. И тех, кто увидел, что он во многом и вовсе не слишком от него отличается, и что если тот же Саакашвили все-таки был осторожен в отношениях с той же церковью, то Иванишвили и вовсе позволяет себе с нею не считаться. Иванишвили оказался, конечно, успешным богоборцем, но, как выяснилось, против самой идеи он ничего против не имеет – а он этого, кстати, никогда и не утверждал.
Словом, он разочаровал многих из тех, кому чудились в его словах год назад обещания более широкого плана, чем просто избавить Грузию от Саакашвили. Но, во-первых, отнюдь не все из разочарованных пошли к Бурджанадзе. Тех, кто ей поверил, и тех, кто кому нужна реальная реставрация, оказалось 10 процентов, и это самая честная социология.
А во-вторых, тем, что так много народу он разочаровал, он перестал многих и пугать. Год назад даже те, кто шел за ним только из желания расстаться с Саакашвили, признавали: с точки зрения реформ, того, чего все-таки добился Саакашвили, Иванишвили – это чрезвычайные риски.
Ничего страшного за год не произошло. Ни шагу вперед, конечно, не сделано. Но и Саакашвили прекратил продвижение вперед, по оценкам многих экспертов, задолго до прошлогоднего краха. Но и ни шагу назад по большому счету тоже, и даже некоторые поправки, скажем в трудовое законодательство, сторонники Саакашвили называют антилиберальными, но без особого вдохновения и запальчивости.
Грузия в Вильнюсе, о без Саакашвили
Словом, новая команда победила, получила всю власть, и при этом вовремя, что политически ничуть не менее важно, чем сама победа. Избежать второго тура – дело было не просто в прихоти. Дело в политическом календаре, и кое в чем второй тур был бы для нее фатален. Две недели после окончательного объявления результатов первого тура, которое от самого голосования отделяет 20 дней – такова формула вычисления даты второго тура, 34 дня, начало декабря. А 28 января в Вильнюсе Грузия торжественно парафирует договор об ассоциации с Евросоюзом, и представлять ее при фактически уже назначенном новом президенте поехал бы президент на тот момент действующий и даже не и.о. – Михаил Саакашвили. Могло ли бы быть самолюбие победителей уязвлено сильнее?
Теперь злая ирония судьбы в том, что Михаил Саакашвили, фактически доведший грузинское дело до Вильнюса, на церемонию не поедет. По крайней мере, в составе грузинской делегации.
И может быть, это и есть самый главный итог его президентства и его аллегория. Грузия – в Вильнюсе. Но – без него.
Мы не прощаемся с ними
И кстати, еще далеко не факт, что его пригласят на инаугурацию нового президента. Саакашвили продолжает оставаться гламурной фигурой грузинской политики, которая по-прежнему вращается вокруг личностей, а не вокруг логики.
Логики, в сущности, в ней нет уже десять лет, с самой революции, которая сама по себе, может быть, и была логична по факту того, что свершилась, но обрела последствия, для обыкновенной постсоветской страны совершенно не обязательные. По крайней мере, не такие обязательные и объективные, как первый постсоветский выброс энергии мести, которую где-то в романтические народнофронтовские времена удалось переплавить в либеральный импульс, а где-то, как в Грузии – нет. И пришло время реставрации, объективной и неброской, как советский партхозактив, в Грузии был Шеварднадзе, и это было в духе тогдашнего времени. А вот потом пришел Саакашвили, который решил изменить страну по-настоящему и для этого не жалел ни граждан, ни страну.
В отличие от многих коллег, для которых власть – механизм получения еще большей власти, для Саакашвили она была средством исторического самоутверждения. Любой ценой, поскольку история запоминает результаты, а не издержки. Словом, в свой последний рабочий день он снова затмил фаворита, которого к вечеру все поздравят с ничего не значащим президентством. Это не его, а Саакашвили журналисты весь битый день прождали на избирательном участке, когда он совершал пробежку в любимом детище – недостроенном городе Анаклиа близ, конечно, Абхазии. А потом он, словно не желая прощаться, позвал журналистов домой, а там все было как у людей, которые только что переехали – и именно это, конечно, а не только коллекцию виски и коньяка он хотел показать.
Он переехал. Но не уходит
Конечно, не на Георгия Маргвелашвили оставил Саакашвили страну. Он уходит, и, как полагают его сторонники, теперь выбор у него небольшой: либо быть Валенсой, либо пытаться быть Орбаном, редким восточноевропейским премьером, которому удалось вернуться во власть. Зная характер Саакашвили, многие вариант Валенсы отвергают. Тем более что место авторитета и отца нации занято.
Как именно и куда собирается уходить Бидзина Иванишвили, пока в Грузии никто не знает. И в его уход никто и не верит.
Вероятно, он пока и не уйдет. У него еще достаточно ресурсов для сохранения влияния – и финансовых, и политических. И кадровых. Те, кого он назначил себе в преемники – и президент, и премьер, – никак не производят впечатления людей, способных принять на себя ту ответственность, которую требует принять на себя эпоха, случившаяся после Саакашвили. И надо полагать, Иванишвили догадывается, чем чревата ситуация, в которой сойдутся без него те, кто проиграл, но сохранил силу, и те, кто победил, но с его помощью, а теперь этой помощи лишенные.
И портить праздник он вряд ли станет. А потом, наверное, он все-таки уйдет. И только тогда можно будет сказать, что революция закончилась, потому что выполнила свои задачи. Если, конечно, прежде не случится какая-нибудь другая.
Вадим Дубнов
Оставьте свои комментарии