№ 21 (227) Ноябрь (16-30) 2013 года.

Академик Эдвард Абгарян: Объединиться – другого выхода для мира нет

Просмотров: 9469

Интервью с ректором московского Института бизнеса и права

– Эдвард Арамович, Вы много лет работаете в образовании, вот уже 20 лет возглавляете созданный Вами институт. Как Вы оцениваете ситуацию с высшим образованием, сложившуюся в России?

– То, что сейчас происходит в образовании, это страшно. Во-первых, сама система выстроена так, что катастрофически снижается общий уровень знаний, культуры, сужается кругозор. И это не только у нас, это во всем мире. Во-вторых, коррупция. Покупаются и продаются не знания, а дипломы, места. На мой взгляд, дипломы вообще уже потеряли всякую ценность. Поэтому я и предлагаю их отменить вообще, дабы исключить коррупцию в образовании.

– Да, но как-то даже странно идти учиться в вуз, когда там не дают диплома…

– Правильно, половина всех тех, кто сейчас поступает в вузы, отпадут. Потому что многие идут, чтобы получить какой-то диплом и показать, что у него тоже высшее образование. И само образование должно строиться иначе. Надо давать энциклопедические знания, а затем студент проходит углубленный курс своей дисциплины. И тогда пойдут учиться те, которые любят мозгами работать. Есть люди, которые любят ногами работать, руками, еще чем-то. Они пусть занимают свои места, тоже получают образование, но специалистов столько не нужно. Человечество всегда развивалось на основе идей, которые были у единиц.

– Как же работодатель может взять к себе человека без диплома?

– Поговори с человеком, и поймешь – годится он тебе или не годится. Если у тебя, как у кадрового работника, не хватает знаний, чтобы оценить его, пожалуйста, есть бесчисленное множество всяких психологических тестов, есть компьютерные программы. Пусть решает какие-то задачи – и сразу будет видно, кто и что он. Кстати, в советское время система образования была выстроена более рационально. Человек становился инженером – и плюс к этому он много других вещей знал. И если по его направлению работы не было, ему давали другую – он быстро включался в нее.

– Эдвард Арамович, давайте вернемся к Вам. Откуда Вы родом, из какой семьи?

– Я родился в Степанаване. Мой отец во время Гражданской войны был комиссаром полка, потом стал секретарем Иджеванского райкома партии. Нас было четверо детей, я был самый младший, старше меня были два брата и сестра. Вырос я в Ереване, окончил школу Дзержинского, хорошая была школа.

– Наверное, Вы и учились хорошо?

– Я относился к категории «плохишей», меня не раз выгоняли из школы, и единственные, кто меня защищал – это физик у нас был такой, Певазян, и математик Марта Андреевна. Я души не чаял в них, и у меня по этим предметам были только пятерки. По всем остальным – тройки, двойки… Окончив школу, я поехал в Москву поступать в МАИ. К этому времени там уже работал мой старший брат Карлен, очень талантливый ученый. Он в 24 года был доктором наук, всю жизнь был отличником. В последние годы работал советником Королева, в УКБ-1. А тогда его как раз включили в приемную комиссию по математике. Он снимал дачу в Вешняках, утром давал мне задание: вот это подготовишь, и уходил в институт. А я шел купаться и загорать – и он видел, что я с каждым днем становлюсь все чернее и чернее… И он мне говорил: «Ты не поступишь!». Но я знал, что поступлю, математика – это мое. На экзамене я пошел не к брату, а к другому преподавателю. Тот на меня посмотрел: «Абгарян Эдвард Арамович? Похожи. Иди к брату». И брат мне поставил тройку. Я там буквально в какой-то ерунде споткнулся. И я с этой тройкой по баллам не прошел и уехал, обиженный на него. И когда я заканчивал физфак в Ереване, брат позвонил и сказал, что в МАИ объявлен дополнительный набор на все курсы: «Если хочешь – приезжай». Он хотел как-то снять напряжение. Я с ним все эти годы не разговаривал и вообще не общался. Переводных экзаменов было больше 14. Позориться второй раз – это было для меня смертельно. В сутки я готовился 16-18 часов. Я сидел как проклятый. И старший брат удивлялся, как я могу столько сидеть, звал меня в кино сходить, развеяться как-то, но я – ни в какую.

– А как Вы потом пришли в социологию? По информации в интернете, Вы – автор более двухсот научных трудов по использованию математических методов в социологии и криминологии.

– После МАИ меня направили в «почтовый ящик», здесь, в Москве, и там я работал в теоретическом отделе, связанном с космосом. Я сделал работы, которые потом признали как изобретения, по коррекции околоземных орбит. Можно было делать диссертацию. Но как раз в это время меня пригласили в ЦК комсомола, в создающийся там отдел науки, занимавшийся, в частности, разработкой нового направления социологии. Мне предложили написать руководство по обработке социологических данных при помощи ЭВМ. И когда я эту работу сделал, целый талмуд, ее уже как диссертацию и защитил, начал читать в МГУ курс лекций «Применение математических методов и ЭВМ в социологии». Потом меня забрали в МВД, там тоже создали управление, где надо было с помощью ЭВМ определять преступность в стране, предупреждать эту преступность.

– Интересно там было работать?

– Очень интересно! Для меня как для специалиста это было самое хорошее время. И опыт я там очень важный приобрел. Я там впервые узнал такие вещи, которые и в голову многим не приходили. В Союзе в те времена были такие области, где не было преступлений, а милиция специально писала – есть преступления. Тогда, когда здесь большая война шла, Щелоков тогда был у нас министром, боролись за сокращение преступности, а там – увеличивали преступность. И впервые я это определил, причем математическим методом. Есть несколько параметров, просчитав которые можно найти несоответствие. Послали туда комиссию, проверили – да, так и есть.

– Зачем же советские милиционеры увеличивали преступность?

– Дело в том, что у нас в стране на востоке есть такие области, которые по своим размерам больше Франции. И там создается милицейское отделение в расчете на территорию. А жителей-то – несколько тысяч. И на несколько тысяч составили такое отделение, которое может воевать с миллионом. И чтобы их не расформировали, они писали, что есть преступность. Работая там, я написал докторскую диссертацию «Оптимизация процессов познания социальных явлений». Я применил в ней очень интересный математический метод распознавания образов, также разработал совершенно новую методику соцопросов.

– А со временем Вы все больше стали заниматься преподавательской деятельностью?

– Я работал в МГУ, в лаборатории коммунистического воспитания молодежи, был там завотделом воспитания молодежи. Потом меня пригласили в Институт советской торговли, там я стал завкафедрой философии и социологии. И там я впервые лично столкнулся с коррупцией... Пришел я на экзамен, 8-9 человек студентов, садится ко мне девушка отвечать и дает вдруг общую тетрадь. Я ее открываю – а там пакет, а в нем – крупными купюрами огромное количество денег. Я закрываю, отдаю ей, говорю – уходите, чтоб больше никогда ко мне на экзамен не приходили. Она ушла – смотрю, все эти 8-9 тоже потихоньку встают и уходят. Оказалось, они со всей группы собирают деньги, ты им ставишь тройки, они уходят – и все. А у меня в мыслях никогда не было, чтобы у кого-то что-то брать, я всегда считал, что я – мужик и могу сам заработать. Это был первый и последний мой экзамен в этом заведении.

– И постепенно у Вас вызревало решение создать собственный вуз?

– Через несколько лет меня, это было уже в 91-м году, в составе комиссии послали в США посмотреть, как у них там организован учебный процесс в высшей школе. И вот тогда я пришел к выводу, что советское образование намного лучше. Но там было и что перенять, к примеру что кается демократизации учебного процесса. Когда я приехал из Америки, я решил создать свой институт. Это был уже 93-й год. С тех пор институт живет и здравствует, и за все эти годы, конечно, мы очень много сложностей прошли. И то, что он существует, это вопреки. Потому что я не ворую, я взяток не беру, и у меня нет спонсоров. Мне приходится из того, что есть, концы с концами сводить и сохранять университет. И сейчас я тоже в состоянии войны нахожусь.

– С кем воюете? И из-за чего?

– У института сейчас два помещения. Одно я арендую у государства, другое – у частного лица. На государственное в свое время Лужков дал нам льготы. И мы платили 1800 рублей в год за кв. метр. Собянин в декабре прошлого года собрал мэрию – и приняли решение отменить эти льготы. Вместо 1800 рублей я должен платить за кв. метр почти 20 тысяч в год! У нас таких денег вообще нет. Я написал письмо о том, что я не в состоянии этого делать. Оказывается, до меня еще написал письмо цирк на Цветном – им тоже отменили льготы, – что они вообще всем коллективом – с уборщицами, с охраной уезжают из России. И тогда в мэрии приняли решение сохранить льготы все малым предприятиям, к ним и мы относимся, но будет не 1800, а 3500. А что касается цирка – условно, 1 рубль за кв. метр. При всех сложностях наш вуз в прошлом году в четвертый раз вошел в число ста лучших вузов страны, лучших вузов Центрального округа Москвы. Преподавательский состав у меня высокопрофессиональный. Что касается поборов, у меня жесткий принцип. Я прямо сказал: если я узнаю, что кто-то из вас взял взятку, не ждите, чтобы я вас выгонял – сами уходите.

– Насколько востребованы ваши специалисты, где они по окончании находят себя?

– Всех моих специалистов берут с потрохами, никто без работы не остается. И я получаю только благодарности. Мои бывшие студенты сейчас и в администрации президента работают. Что самое главное – учебный процесс я строю не так, как в других вузах.

– В чем особенность учебного процесса в Вашем институте?

– Во всех вузах идет параллельная учеба: два часа ты слушаешь одну дисциплину, два часа другую, два часа третью, так 6 часов каждый день. У нас – сначала идет один курс, заканчивается, начинается другой. Вот, к примеру, бухгалтерский учет, 90 часов в течение года. Эта дисциплина читается каждый день, и семинарские занятия идут – и таким образом за 20 дней студенты заканчивают изучение этой дисциплины.

– В чем плюсы такой системы?

– Это дает лучшие знания. Вот он сегодня прослушал – что-то понял, что-то нет. Завтра приходит, преподаватель повторяет, разъясняет. Студент уже втягивается. Студенты – они народ такой, когда они что-то не понимают, они шарахаются от преподавателя. Как только понимает – он начинает тянуться.

– А какова ситуация с образованием в Армении?

– Я чувствую себя в долгу перед Арменией. Когда папа мой умер, мне было 9 лет. И Армения – это та страна, которая нас вырастила. И не просто вырастила – мы все, три брата, по два образования получили. И вот я решил в Ереване создать филиал своего института. Я этот филиал создал. Больше того, я первому директору этого филиала сказал: никаких денег с вас, вы 15 % должны по уставу, за разработку методики, материалы – ничего не будете перечислять, я хочу что-то сделать для наших детей. Он поработал года два-три – там «съели» его. Я назначил другого человека. Условия – те же самые: вы ни копейки не даете, я сколько могу, столько помогаю. Более того, я им здание там купил, правда, небольшое, 600 с лишним метров. Но ведут они себя немножко не так.

– Мягко говоря?

– Очень мягко говоря.

– А в чем проблема?

– У меня такое ощущение, что за эти тяжелые годы, которые были в Ереване, 90-е годы, это ведь страшные годы были, не все выдержали как нужно. Люди немножко изменились. Раньше армянам было присуще братское отношение друг к другу, все старались помочь, поддержать.

– Сейчас этого стало меньше?

– Опять же мягко говоря. Более того. Сейчас у людей появилась какая-то злость, причем необоснованная. И все жалуются, что плохо живут. А в Ереване – пробки, машины у всех почти. В ресторанах – битком набито, нет мест. Кто ж так плохо живет? Просто смотрят на тех, кто лучше, богаче. У нас сейчас напрочь отсутствует идеология. Все-таки в советское время худо-бедно как-то рассказывали, что-то

делали, направляли интересы людей…

– То есть Вы хотите сказать, что сейчас нет ни идеологии, ни воспитания и поэтому молодежь пущена на самотек?

– Нет, если бы на самотек, это было бы даже хорошо. Она пущена под воздействие Запада. А Запад специально строит все таким образом, чтобы у нас ухудшались отношения с Россией. Прямо или косвенно и Евросоюз, и Америка пытаются завладеть Арменией, перетянуть в свою сторону. Но исторически Армения в братстве с Россией, и все те периоды, когда эта связь была сильна, было процветание Армении. Надо исходить из исторических реалий. Духовно армяне с Россией очень связаны, и этого нельзя упускать из виду. Вот эта демократия так называемая, она боком выходит нам. Демократия тогда работает, когда есть общая обстановка положительная, здоровая, и она воздействует на человека. В Армении сейчас – приезжаешь, начинают такие вещи рассказывать: президент то делает, президент это делает… Критиковать президента можно, и достаточно легко, сейчас за это не сажают. Ну а ты-то что делаешь? Сначала посмотри, что ты делаешь, а потом – что другие делают. Но каждому кажется, что он – умнее всех. Сейчас останови любого в Армении, спроси: ты можешь быть президентом? Конечно, могу, скажет. Что такого?

– Но это хорошо или плохо?

– Это не хорошо и не плохо. Это хорошо в том смысле, что он как бы видит, что он что-то значит, но плохо то, что он переоценивает себя. Если бы значил, было бы хорошо.

– То есть сами люди виноваты в том, что так в стране обстоят дела?

– Сами люди. Я очень люблю Армению, армянский народ, а с другой стороны, я не очень там уже с людьми контактирую. Потому что чем больше контактирую, тем больше вижу негатив, который меня угнетает. Люди очень многие оттуда уехали – и в основном толковые люди уезжают, бестолковые же не уедут никуда. Независимо от образования. Даже строитель – если умеет хорошо кирпич класть, он приезжает это здесь делать, не там. А те, которые не могут – те смотрят, как бы выжить. Вот отсюда утащить, отсюда утащить. Мы отказались от советской пропаганды, но какую-то идеологию мы должны выработать. Если мы живем в большой семье, семья должна жить по какому-то закону.

– Но получается, что там остаются одни бестолковые, толковые туда уже не вернутся, что же будет в Армении вообще?

– Я думаю, что толковые туда вернутся. Я на сто процентов убежден, что так больше не будет продолжаться. Очень важно решить экономические проблемы. Большие надежды я возлагаю на строительство железной дороги между Арменией и Россией. Заводам нужно сырье, самолетом его не доставишь в нужном количестве. И люди толковые вернутся. Потому что для больших работ большие люди нужны. Они волей-неволей придут. Земля их потянет, и народ их потянет. Обязательно надо использовать высокий интеллектуальный потенциал Армении, выделять на это средства. Максимум усилий надо направить на вопросы, связанные с наукой, техникой. Малые страны должны смелее внедрять какие-то новые проекты, новые технологии, в них это проще сделать. И тогда они будут впереди.

– Вы говорите о том, что нужна идеология. Какая и кто ее будет разрабатывать?

– Нужно разрабатывать ее с учетом современных реалий. У политиков сейчас нет полета мысли – или нет специального образования. Сложно даже назвать политических деятелей с соответствующим образованием. Инженеры, врачи, артисты… Кто угодно. Но не деятели политические. Таких специальностей нет, никто не готовит. Человек должен быть профессионалом в организации управления обществом. Сейчас такое время пришло. Я в Братиславе пытался это сделать, организовать филиал нашего института. Но меня не поддержали, на уровне нашего руководства. Там теперь высшая политическая школа, и там мои друзья работают и процветают, там сейчас учатся более 5 тыс. студентов. У меня с ними большие связи, контакты. Нечто похожее я хотел в Ереване сделать. Сейчас происходит объединение всего мира. Национализм, локальные конфликты, войны – это все предсмертные судороги индивидуализма. Объединиться – другого выхода для мира нет.

Беседу вела Елена Князева

Поставьте оценку статье:
5  4  3  2  1    
Всего проголосовало 28 человек

Оставьте свои комментарии

  1. Непонятно,если у него большой опыт, много идей, почему не участвовать в создании бизнес школы в Дилиджане. Рубен Варданян в Москве. Договорится не трудно. Или у каждого своя амбиция?
Комментарии можно оставлять только в статьях последнего номера газеты