Портрет жены художника
Чем дальше уходит дорога жизни, тем порой с большим трепетом и умилением вспоминаешь начало пути. Каким же был путь Гаяне Мамаджанян – художницы и жены Минаса Аветисяна? Много было и трагического, и трогательного. Но больше всего было любви и преданности, которые она испытала, прожив с ним до обидного короткий срок жизни. О Минасе она вспоминает с доброй улыбкой и с чувством исполненного долга: их сыновья продолжили стезю отца.
Когда стало известно о предстоящей в этом году выставке картин Минаса и Нарека Аветисянов в знаменитом немецком музее современного искусства Морицбурга в Германии, у Гаяне сердце сжалось от нахлынувших воспоминаний и от гордости за сына и супруга. Она вспомнила, как впервые в Ереване познакомилась с Минасом Аветисяном, только окончившим Ленинградский институт живописи, скульптуры и архитектуры.
– Я готовилась поступать в художественное училище имени П.?Терлемезяна и, чтобы поднатореть в рисунке, ходила делать наброски в Национальную картинную галерею. Была весна, конец мая, я, устроившись у одной из картин, делала наброски. Вдруг, смотрю, входит молодой интересный мужчина с длинными волосами. Замедлив шаг, он подошел ко мне, затем, внимательно оглядев меня, прошел дальше. Через какое-то время вернулся и завел разговор обо всем сразу: о рисунке, о живописи, о жизни... Надо отдать ему должное, говорил он увлеченно и интересно – у нас невольно завязался разговор. Он признался, что примчался в галерею чуть ли не с трапа самолета: насладиться картинами и, возможно, встретить кого-нибудь из друзей. Интересно было и то, что он еще не представился, хотя мы с ним проговорили чуть ли не полчаса. Потом он вдруг попросил меня встать. Я невольно подчинилась ему, он же взглянул на меня очень серьезно и проникновенно. Не было во взгляде его ни наглости, ни наигранности. А потом вдруг Минас признался, что очень долго искал меня, что мы самая что ни на есть идеальная пара и очень подходим друг другу. И тут же предложил мне выйти за него замуж. Только после этого признания я услышала его имя – Минас Аветисян.
– У Вас с Минасом разница в возрасте была 15 лет. Не смущал ли этот факт Вас и Ваших родителей?
– Честно говоря, в то время я не очень-то собиралась замуж, но, тем не менее, в тот же день я рассказала родителям о своем столь необычном знакомстве. Новость эту мои родители приняли без энтузиазма. Однако, когда я решилась пригласить Минаса к нам домой, он сразу же очаровал и маму, и папу. Минас был человеком принципиальным, патриархальных взглядов, очень образованным и умел интересно и красочно излагать свои мысли. В ходе разговора мой отец, будучи тоже художником, вспомнил, что уже однажды встречался с Минасом и уже тогда запомнил его как одаренного и интересного человека. Так что согласие со стороны родителей я получила легко и сразу.
Поженились мы лишь год спустя, в 1961-м, прямо на Новый год. Кстати, эта дата – 31 декабря – в жизни Минаса оказалась не просто судьбоносной, но и роковой. Ровно 11 лет спустя мы всей семьей поехали в Джаджур справлять Новый год. В ночь на 1 января Минас, не в силах справиться с нахлынувшим на него тяжелым предчувствием беды, не мог найти себе места, метался из стороны в сторону. А утром зазвонил телефон, и мы узнали, что ночью в мастерской Минаса произошел пожар. Сгорело более ста полотен, собранных для запланированной выставки в Новосибирске. После Минас рассказывал мне, что, увидев сгоревшие полотна, чуть не сошел с ума. Он предчувствовал и свою скорую смерть... Однажды признался мне, что жить ему осталось недолго. Так оно и оказалось – 16 февраля 1975 года его сбила машина, и через несколько дней его не стало...
– Но остались его изумительные картины, большую часть которых он написал за несколько лет до своей кончины. Расскажите о своих первых ощущениях от работ Минаса.
– Картины Минаса какое-то время находились в квартире искусствоведа Генриха Игитяна, поскольку в Ереване у Минаса еще не было ни мастерской, ни вообще какой-либо жилплощади. Так вот, как только я впервые увидела работы Минаса, я потеряла дар речи – они потрясли меня своим необычным и смелым решением цвета и композиции. Никогда я не видела ничего подобного! Я не смогла, да и не захотела скрыть своего восторга. Минас при этом был несколько смущен, мы переходили от одной картины к другой, а он все рассказывал и рассказывал о Джаджуре – маленькой деревеньке, в которой он родился, и о годах учебы в Ленинграде... Уже позже, когда я была в Джаджуре, я поняла, как деревенская эта природа вдохновляла его, давала ему силы, подпитывала его внутреннее чутье. Однако не все однозначно относились к искусству Минаса. Многие вообще не признавали его творчества. Бывали нешуточные споры, возникали и стычки...
– Вы сама художник. Как вам удалось не попасть под влияние работ Минаса?
– У меня свой мир переживаний, свои краски, своя судьба. Когда что-то по жизни переживаешь всерьез, никогда не попадешь ни под чье влияние. Но что удивительно: я видела работы Минаса во сне, причем работы, еще не написанные им. Возможно, это объяснялось моей неимоверной увлеченностью его живописью. Помню, мне привиделось одно полотно, как бы сотканное из всех оттенков красного. Я как-то рассказала ему о своих загадочных снах, и он обещал мне, что непременно напишет именно такую картину.
– Из воспоминаний современников известно, что Минас был честным и великодушным человеком. При этом он мог быть резким и бескомпромиссным в вопросах принципиальных. А еще был конфликт между Минасом и Параджановым. И произошел он не без Вашего участия...
– Я тогда много слышала о Сергее Параджанове, но никогда еще не видела его. Тогда к нам в мастерскую часто приходили люди: творчество Минаса интересовало многих, в доме у нас с утра до вечера были гости. Не успевали одни уехать, как другие уже стучались в дверь. Для меня это было привычным явлением. И вот как-то в мастерскую пришел мужчина невысокого роста, коренастый и, не проронив ни слова, стал изучать работы мужа. Когда Минас представил меня гостю, тот вдруг весь встрепенулся и начал открыто и пристально разглядывать меня. Мне не оставалось ничего другого, как схватить на руки сынишку и выбежать из мастерской. А вечером Минас вдруг мне сообщает, что Параджанов пригласил нас к себе в гости. Я решила было не пойти, но не подводить же мужа, который уже дал согласие. В гостях Параджанов предложил мне сняться в роли Анны в «Цвете граната». Поначалу я очень обрадовалась, но, увидев реакцию мужа, притихла – Минас был категорически против. Но на этом дело не кончилось. Параджанов стал постоянно напоминать о себе, он посылал чуть ли не делегации к нам домой, лишь бы Минас уступил. Он даже был согласен, чтобы Минас снялся в роли самого Саят-Новы. Но супруг мой был непреклонен. У них даже произошла серьезная стычка на этой почве. Благо все образумилось и отношения очень быстро наладились.
– Минас писал стихи. Это неожиданный факт из его биографии.
- Он писал стихи еще с ранней молодости. В Джаджуре он показал мне место, где они хранились – он прятал их в кладке стены, обложив ее камнем. На мое удивление их там оказалось достаточно много. Одно из них, посвященное мне, очень теплое, очень родное, я храню.
– Вам был всего 31 год, когда не стало Минаса. Женщине в таком возрасте без спутника жизни трудно. Как Вам удавалось не просто выстоять, но и поднять на ноги двух сыновей?
– У меня есть свои принципы в жизни, моя любовь к искусству. Я вновь серьезно занялась живописью, стала делать гобелены. Это заполнило мою жизнь. Потом, мне надо было и психологически поддерживать своих сыновей. Признаюсь, у меня была возможность выйти замуж, и неоднократно, но я не могла найти никого, равноценного Минасу. Он оставил во мне слишком сильный след, чтобы я могла променять его на другого.
Беседу вела Кари Амирханян
Оставьте свои комментарии