НАТО в Закавказье: куда выведет кривая украинского кризиса
Сегодня украинский кризис затмил все остальные острые проблемы международных отношений. Даже проблемы Сирии и Ирана в информационных выпусках ведущих электронных СМИ занимают ничтожно малое место по сравнению с освещением ситуации вокруг Крыма, внутриполитической динамики в Киеве, на юге и востоке Украины.
После завершения серии балканских войн европейская безопасность до сих пор не подвергалась столь суровому испытанию. И в этом контексте неизбежно на первом плане оказывается роль НАТО, само основание которого было продиктовано необходимостью обеспечения именно европейской безопасности. После окончания «холодной войны» Североатлантический альянс пережил три расширения. В 1999 году в НАТО вступили Венгрия, Польша и Чехия. В 2004-м был создан прецедент приема в ряды альянса трех бывших республик СССР (Литва, Латвия и Эстония), а вместе с ними был осуществлен прием Болгарии, Румынии, Словении, Словакии. И наконец, к 60-летнему юбилею НАТО его новыми членами стали Хорватия и Албания. Альянс вплотную приблизился к российским границам, не говоря уже о постсоветском пространстве.
И этот последний факт стал причиной самых серьезнейших расхождений между Россией и Западом. Самые крупные кризисы в отношениях между Москвой, с одной стороны, Вашингтоном и Брюсселем – с другой были напрямую связаны с перспективами приема (пускай и не сиюминутного) в ряды НАТО Грузии и Украины. Именно из-за этих споров эксперты и политики стали обсуждать перспективы возобновления «холодной войны» не как красивую метафору, а как реальный сценарий.
В разгар украинского кризиса тема «Североатлантический альянс и Кавказ» вновь была поставлена в актуальную повестку дня. Известное российское издание «Коммерсант» со ссылкой на источники в натовской штаб-квартире и госдепе США сообщило, что Грузии уже в сентябре 2014 года может быть предоставлен ПДЧ (План действий по членству) в НАТО. Этот статус является предпоследним этапом на пути к полному присоединению к альянсу. Предоставление ПДЧ зависит от действий России в Крыму.
На сегодняшний день ПДЧ есть у трех республик бывшей Югославии (Македонии, Черногории, Боснии и Герцеговины). Грузия же наряду с Украиной являются участниками «Ускоренного диалога», который Тбилиси получил в сентябре 2006 года, а Киев в апреле 2005 года.
Катализатором ускоренной интеграции Грузии в НАТО может стать исход референдума в пользу присоединения полуострова к РФ, а также российская поддержка этого голосования. Не говоря уже о возможном продвижении России по направлению к Донбассу и Харькову. Упомянутый источник подчеркнул, что украинский кризис фактически вернул диалог между Брюсселем и Тбилиси, который был прерван «пятидневной войной» в Закавказье. При этом окончательное решение относительно Грузии будет зависеть от позиций стран «старой Европы» (Германия, Нидерланды, Франция), которые, во-первых, не заинтересованы во вхождении в альянс проблемных стран, а во-вторых, не хотели бы углублять конфликт с Москвой. Как бы то ни было, а возврат к точке 2008 года, ставшей, к слову сказать, причиной эскалации конфликта между РФ и Грузией, рассматривается как возможная опция. И многое теперь зависит от того, куда выведет кривая украинского кризиса.
В этой связи обращение к натовским подходам к Кавказскому региону представляется чрезвычайно актуальной задачей. Насколько готовность НАТО к активизации диалога с Грузией может подтолкнуть соперничество в регионе, который Россия считает зоной своих особых интересов? В регионе, проблемы которого тесно связаны с внутриполитической безопасностью Северного Кавказа. Не пытается ли НАТО снова вернуться к старой игре, суть которой заключалась в минимизации эксклюзивного влияния Москвы на Большом Кавказе в частности и в Евразии в целом? И если да, то есть ли у альянса ресурсы и воля для этого? Или мы можем вести речь о попытке давления на Москву с целью сделать ее более уступчивой на украинском направлении?
Ответы на эти вопросы предельно политизированы и эмоционально окрашены как в России, так и за ее пределами. Между тем для того, чтобы понять новые цели и задачи НАТО (или хорошо забытые старые?), необходимо представлять себе всю динамику политики альянса в регионе в постсоветский период. Следует понимать, что эта политика никогда не была константной. Закавказье далеко не сразу после распада СССР оказалось в фокусе внимания ведущего военно-политического блока современного мира. Впрочем, и само проникновение НАТО в «солнечное сплетение Евразии» определялось не только его желанием/нежеланием, но и устремлениями самих региональных игроков, что критически важно для адекватного представления о меняющихся стратегиях и тактиках альянса.
Начнем с того, что после распада Советского Союза и образования за Большим Кавказским хребтом новых независимых государств этот регион, долгое время считавшийся периферией мировой политики, оказался в фокусе внимания не только соседних стран, но и влиятельных участников международных процессов. Бывшие республики советского Закавказья в одночасье стали субъектами международного права. Они обозначили собственные национальные интересы и внешнеполитические приоритеты.
По справедливому замечанию бельгийского эксперта по Кавказу и Центральной Азии Фредерика Кунэ, Кавказский регион «расположен на границе общеевропейского пространства безопасности, он центр экономических интересов и важный транспортный коридор (например, для нефти и газа), а для Советского Союза был необыкновенно весом в военном отношении. Для НАТО и ее членов роль Южного Кавказа также чрезвычайно велика с точки зрения евразийской безопасности». Фактически мы можем говорить о его возвращении в «высшую лигу мировой политики». В 1990-х годах НАТО не проявлял значительного интереса к Кавказу. До середины 1990-х гг. в фокусе внимания блока были Балканы. Затем к широкому спектру проблем «пороховой бочки Европы» добавилось обсуждение перспектив расширения альянса (четвертое пополнение альянса с момента его образования состоялось 12 марта 1999 года). Но после того, как в 2007 году Болгария и Румыния вступили в Европейский союз, Кавказ стал рассматриваться в качестве новой границы НАТО и всей структуры европейской безопасности.
Отсюда и то внимание, которое альянс стал уделять этому непростому региону. Помимо этого, в «интернационализации» региона оказались крайне заинтересованы сами бывшие республики советского Закавказья. У каждой из них, впрочем, была своя мотивация. Грузия и Азербайджан проиграли конфликты с сепаратистскими провинциями, их состоятельность была поставлена под вопрос. В случае с Грузией мы можем говорить и об определенном крахе иллюзий на то, что Россия сможет преподнести Абхазию и Южную Осетию «на блюдечке» Тбилиси. Ради этого грузинское государство вступало в СНГ, в 1994-1999 гг. участвовало в ДКБ, соглашалось на присутствие российских миротворцев и вместе с Москвой принимало участие в санкциях против Абхазии. Что же касается Армении, то, оказавшись в ходе карабахского конфликта в сухопутной блокаде со стороны Турции и Азербайджана, Ереван стал рассматривать западный вектор своей политики как компенсаторный фактор. Впрочем, у Армении были и иные резоны. Ереван не желал отдавать тему НАТО на откуп Баку, его участие в альянсе должно было заставить Брюссель не делать «окончательного выбора» между двумя враждующими кавказскими республиками. В итоге две республики, конфликтующие друг с другом, имеют с НАТО «Индивидуальный партнерский план». Говоря об «интернационализации» Кавказа, нельзя забывать и о национальных интересах отдельных стран – членов альянса в этом регионе (США, Турция, Германия, Франция, Греция). В этом плане не так уж далек от истины Фредерик Кунэ, сказавший, что «не сама эта структура проявляет интерес к рассматриваемому региону, а скорее ее государства-члены, совместно вырабатывающие политику в военной сфере и в сфере безопасности относительно восточных стран».
Однако в 2007-2008 гг. НАТО, реагируя на запрос на «интернационализацию», сформировал у элит кавказских республик (особенно Грузии и в меньшей степени Азербайджана) завышенные ожидания. Эти ожидания включали в себя и общую недооценку заинтересованности Брюсселя в сохранении конструктивных отношений с Москвой. В итоге и НАТО не достиг поставленных целей (не получилось выйти в регионе на первые роли, потеснив Россию), и Грузия потерпела серьезнейшее поражение, начиная с момента распада СССР. Блок также показал всем кавказским странам, что защищать Грузию на полях сражений он не будет. Этот сигнал был мгновенно прочитан более аккуратным и корректным Азербайджаном, усилившим многовекторность своей внешней политики. В мае 2011 года прикаспийская республика стала членом Движения неприсоединения.
После 2008 года натовская политика в Закавказье стала намного более аккуратной и сдержанной, ориентированной на тактические цели. И даже не столько на сам Кавказский регион, сколько на привлечение Азербайджана, Армении и Грузии к другим стратегически важным проектам НАТО, прежде всего к Афганистану. Так, находясь в Баку в декабре 2011 года, спецпредставитель генсека альянса Джеймс Аппатурай подчеркнул, что через Азербайджан проходит почти треть всех грузов НАТО для афганской операции. Иную роль в планах альянса стала играть Грузия. Из всех партнеров НАТО, которые не входят в его ряды, Грузия обеспечивает самую многочисленную военную поддержку афганской операции. Ее контингент составляет порядка 1600 военнослужащих. И не исключено, что эта цифра могла бы увеличиться, если бы осенью 2012 года на парламентских выборах не победила коалиция «Грузинская мечта» во главе с Бидзиной Иванишвили. В течение всего 2012 года президент Михаил Саакашвили обещал увеличить военное присутствие своих солдат до 2000 человек. Однако и без этого увеличения значение Грузии в поддержании военной операции альянса в Афганистане велико. Только в мае и июне 2013 года грузинский контингент потерял 10 человек убитыми. Это третья часть всех невосполнимых потерь, понесенных им начиная с 2009 года. При этом общее количество раненых составляет более 150 человек.
На этом фоне вклад Армении выглядит скромнее. 9 января 2010 года в Ереване торжественно проводили в Афганистан первую группу армянских военных в составе 40 человек. Тем не менее представители Пентагона и НАТО весьма позитивно высказываются и про службу армянских военных в афганском Кундузе. Эта кавказская республика является единственным членом ОДКБ, принимающим участие в натовской операции в Афганистане.
История не знает сослагательного наклонения. Но не исключено, что, если бы не разворачивание масштабного украинского кризиса, натовский интерес к Закавказью был бы ограничен по большей части риторикой. Несмотря на многочисленные обещания, Грузия в течение 2008-2014 гг. не получила ПДЧ. Вместо этого ее наделили статусом «аспиранта», не имеющим какого-то практического значения для ускорения интеграционных процессов. Можно вспомнить, сколько раз Тбилиси предлагалась сдача экзаменов в виде либо парламентских, либо президентских выборов. Обе кампании завершены. Более того, в 2013 году создан прецедент мирной передачи власти от одного президента другому. Однако все эти успешные тесты не продвинули долгожданный План действий по членству. Возобновление диалога по данному вопросу было вызвано не региональной кавказской динамикой, а внешними факторами, имеющими отношения не к успехам демократии, а к международной политике.
Сегодня кавказские республики уже не имеют прежних иллюзий относительно натовской помощи и участия альянса в обеспечении их безопасности. В этом плане весьма показательным является парламентская дискуссия в Грузии, где обсуждался вопрос о присоединении этой страны к возможным санкциям Запада против России. Показательно, что новое большинство в высшем представительном органе власти отказалось голосовать за политику санкций. Данную инициативу поддержали лишь депутаты от «Единого национального движения» (партия бывшего президента Грузии). Однако новые иллюзии могут появиться в случае развития украинского кризиса по негативному варианту. Здесь даже неважно, кто в этом случае победит – Запад или Россия. Важно то, что эскалация международной напряженности может сформировать иллюзию легкости использования натовского фактора с целью разрушения статус-кво, сложившегося после 2008 года. Между тем эта легкость кажущаяся, не гарантирующая никакого конечного успеха.
Впрочем, Кавказ или Украина являются лишь частными случаями общего кризиса в отношениях между Западом и Россией. Та модель, которая выстраивалась в период после окончания «холодной войны», пришла в негодность. О чем идет речь? Прежде всего о последовательном расширении альянса и продвижении его в сторону Евразии и России без учета интересов и мотиваций последней. Эта модель уже дала серьезнейший сбой в августе 2008 года. В марте 2014 года уже всем очевидно, что в прежнем своем виде такие отношения не будут работать. Точнее сказать, они будут провоцировать уже не региональную, а международную нестабильность. Значит, без прагматического диалога между Россией и Западом с выработкой общих контуров европейской и евразийской безопасности в новом формате не обойтись. Вопрос лишь, когда он начнется и какую цену придется платить за его откладывание.
Сергей Маркедонов, обозреватель газеты «Ноев Ковчег»
Оставьте свои комментарии