«Увидим ли мы сегодня здравый смысл и пылающие сердца?»

– Карен Фердинандович, Вы были главным редактором журнала «Анив», который за несколько лет сумел завоевать сердца читателей, но, к сожалению, уже полтора года не выходит. Расскажите о журнале, что с ним в итоге произошло и есть ли у Вас проект, который может частично заменить это издание?

– Знаете, завидую тем, кто рано определился в жизни и потом не сворачивал с выбранного пути. У меня так не получилось. Конечно, ощущение себя армянином для меня было очень важно. Но это напоминало веру в Бога человека, который не ходит в церковь, никак не подтверждает свою веру делами, а просто верит «в душе». Таких армян достаточно много, вот и я был одним из них.

Потом начались перемены и вокруг, и во мне самом. На каком-то этапе, вроде бы достаточно случайно, возникла идея издавать армянский журнал, которую мне удалось реализовать вместе с Арменом Хечояном. Журнал «Анив», где я был соучредителем и главным редактором, просуществовал с 2005 по 2013 год, вышло всего 48 номеров, и в целом проект оказался удачным – причем формат его был сразу правильно определен и остался практически неизменным. Сейчас уже можно сказать, что идея армянского журнала оказалась для меня хорошо замаскированной закономерностью, как и многие другие случайности в жизни людей.

Время продолжало меняться, я тоже. Происходили очень важные события, которые настоятельно требовали сосредоточиться на главном. Уже в 2013 году возникли мысли по поводу журнала нового формата, который одновременно сохранял бы преемственность с «Анивом». И в конце 2014 года появился на свет новый, уже сугубо электронный журнал

«Hamatext» (hamatext.com), что в переводе с армянского означает «Контекст». В основном он сконцентрирован на общественно-политической проблематике. Это не новости о текущих событиях, а обращение к концептуальным, глубоким проблемам. Большая, чем в «Аниве», роль текстов на армянском языке.

Сейчас уже готовится третий номер. Не скажу, что журнал обязательно привлечет очень широкую аудиторию, он на это и не рассчитан. Но постоянных заинтересованных читателей наверняка найдет. Растет одноименная группа в Facebook…

– Расскажите, пожалуйста, о себе и Вашей семье, а также интересно узнать, что Вам дала как человеку работа главного редактора?

– По складу характера я не очень люблю говорить о себе и близких мне людях. Конечно, многим интересны человеческие истории, в том числе семейные. Но, мне кажется, в армянской прессе этого без меня достаточно. Я бы не очень хотел представляться в качестве какого-то интересного «по жизни» человека. Я главный редактор, публицист, защищаю вполне определенные идеи и могу быть интересен только в этом качестве. В частности, мог бы поделиться теми соображениями, которые считаю важными, обратиться еще раз к хорошо известным темам, которые мы не можем ни обойти, ни объехать.

Прежде всего надо заранее обговорить один существенный момент – право судить, то есть высказывать суждение. Для архаичного сознания внимание сконцентрировано не на самой мысли, а на личности говорящего. Кто он такой, какие у него заслуги, кто его родственники, «чем он занимался до 17-го года» и т.д.? «Во всяком случае, пусть он будет харизматичным и постарается мне понравиться, чтобы я уделил ему немного своего времени», – думают читатель и слушатель.

Но надо привыкнуть к тому, что право голоса есть у каждого из нас по определению. Даже сомнительный с моральной точки зрения человек может иногда высказывать очень важные и полезные мысли, а человек харизматичный или морально безупречный – выдавать глупости. В пространстве мысли важна только степень близости к истине. Другое дело, что читатели и слушатели – тоже свободные люди, в любом случае они сами выбирают, кого слушать, к кому прислушиваться.

Свое особое право голоса я никак подтвердить не могу, оно такое же, как у всякого. Могу только сказать, что за десять прошедших лет, пользуясь уважением к своей работе главного редактора, познакомился и сдружился в Армении с самыми разными людьми – по профессии, возрасту, образованию, достатку, убеждениям и пр. Изъездил и исходил пешком много дорог. Читал, писал, переводил, редактировал, короче, для неармянского у меня почти не оставалось ни времени, ни сил. Знакомился и с самыми разными представителями диаспоры – учеными, священнослужителями, бизнесменами, молодыми и старыми людьми в Ливане, Румынии, Польше, Венгрии, на юге России, в Москве и Петербурге. Старался не делать скоропалительных выводов. Старался не цепляться за первое свое мнение и не бояться его менять.

– Каким образом Вы можете охарактеризовать постсоветскую Армению и в чем Вы видите решение многочисленных проблем, вставших перед страной?

– Проблемы Армении, на мой взгляд, сходятся в одном узле – фактическом отсутствии государственности. Армянский народ, как, впрочем, и все остальные, оказался совершенно не готов к распаду СССР. В результате почти везде на постсоветском пространстве была в самом начале 90-х разграблена государственная собственность, которую в советское время декларировали как общенародную. Власть, которую народ должен был якобы получить в условиях демократии, была узурпирована. Причем все это обманом было представлено как независимость, свобода, демократия, рыночные отношения, и народы в большинстве своем поверили, что эти новые вещи именно таковы и пахнут именно так.

Возможно, в самом начале в Армении отдельные личности во власти искренне считали, что надо хоть как-то что-то слепить на пустом в политическом смысле месте и уже потом постепенно улучшать построенное. Но, несмотря на приметы наружного лоска и благополучия, появившиеся со временем в центре Еревана, дело со всей очевидностью пошло в противоположном направлении. Каждый изначальный дефект стал причиной цепной реакции новых дефектов, и в результате от наспех слепленного «государства» осталась только пустая обертка – какие-то формальные институты. Причем, за редким исключением, люди при власти, по сути дела, с самого начала и до нынешнего времени саботировали и саботируют создание нормального государства, способного обеспечить безопасность, права и социальную справедливость для своих граждан. Ведь в таком государстве они с их «талантами» оказались бы далеко на обочине... Да и во внешнем мире никто особо не заинтересован помогать становлению армянской суверенности, скорее наоборот.

Среди прочего государственная власть наряду с развитием международного сотрудничества обязана позаботиться о некотором критически необходимом уровне самодостаточности страны. В условиях Армении изначальная, унаследованная от советского времени несамодостаточность только усугублялась. При отсутствии социальной справедливости это привело к катастрофической эмиграции из страны, которая была и остается выгодной власти, поскольку вымывает человеческий материал, способный привести к взрыву социального недовольства.

Конечно, наряду с саботажем государственного строительства власть кое-как выполняет какие-то минимальные функции в качестве простого технического органа территориального управления. Но отстраненность «государственной» власти в Армении от политики особенно опасна при нынешнем всестороннем кризисе в стране и подвешенной ситуации в Арцахе. Военная победа все больше обесценивается политической беспомощностью. Представители власти на всех уровнях саботировали, например, жизненно важный для безопасности народа процесс заселения и экономического развития освобожденных территорий. Именно такая ситуация привела к изменению тактики руководства Азербайджана – переходу к постоянным провокациям на границе. Единственная возможность предотвратить дальнейшее нагнетание напряженности и гибель армянских военнослужащих – по инстинкту самосохранения схватиться за построение армянского национального государства. Это было бы универсальным ответом на большинство проблем.

– Вам приходилось общаться с армянской диаспорой во многих странах мира. Видите ли Вы разницу между соотечественниками, уехавшими за рубеж после развала СССР, и теми, кто населяет диаспору несколько столетий? Каковы угрозы ассимиляции для армян, проживающих за пределами Армении?

– Говоря о неудаче в построении армянского государства, о массовой эмиграции из страны, неизбежно переходишь к теме диаспоры. Ключевое звено всех социально-политических процессов – человек. Физическое присутствие или отсутствие людей играет первоочередную роль. Мы видим, каким был вектор, к примеру, при создании Израиля. Люди селились в таких природных условиях, по сравнению с которыми освобожденные территории Арцаха просто рай для жизни и ведения хозяйства. Можно долго рассуждать о причинах вектора тогдашней еврейской миграции. Главным было, конечно, представление о безальтернативности и неотложной необходимости создания собственного государства, хотя, конечно, люди оставались людьми со множеством личных целей и мотивов.

Проблема в том, что армяне, как и другие советские народы, просто оказались в какой-то момент перед реальностью распада СССР. Ради получения независимости в 1991-м они не прошли того долгого и сложного пути, который прошло в разное время большинство народов мира, освобождаясь от зависимости, в Европе и Америке, Азии и Африке. В ходе такого пути формируется общественное сознание, зреют элиты, способные взять в свои руки управление, иногда происходит репатриация элит, ранее вынужденных эмигрировать из-за политических преследований. Советские армяне как будто ехали неизвестно куда в замедлявшей свой ход и ржавеющей электричке, а потом электричка резко затормозила, остановилась, и им пришлось сойти на полустанке без малейшего представления о том, что делать дальше.

Результат – массовое бегство из страны после независимости, после осуществления «тысячелетней мечты армянского народа». И очевидно, что в мечте этой не было никаких особенных и несбыточных амбиций – жить достойно, как живут другие, заиметь свой отдельный Дом…

Даже на фоне высокого уровня эмиграции из остального постсоветского пространства случай Армении крайне тяжелый по доле выехавших от общего населения страны. И структура миграции очень плохая – если среди мигрантов из Центральной Азии преобладают неквалифицированные одиночки-гастарбайтеры, то из Армении выехало очень много людей с квалификацией. Выехало огромное количество семей, а это почти всегда безвозвратный отъезд. Эти люди тем самым признали, что не связывают с Арменией ни свое будущее, ни будущее своих детей.

Если говорить о диаспоре в целом, ничего оптимистического, к сожалению, сказать нельзя. И дело не только в ассимиляции – быстрее она происходит или медленнее. Некоторые могут и не ассимилироваться – сохранять в семьях или даже в небольших сообществах армянский язык, армянские нравы, слушать армянскую музыку и готовить армянские блюда. Но при этом даже в мыслях не держать переезд в Армению или какое-то участие в общественной жизни страны. Имеет ли «армяносохранение» какое-то значение, выходящее за рамки жизни семьи или местного сообщества? Какую страну эти хранители собственной армянскости подразумевают, когда говорят «моя страна», «наша страна»? Практически всегда страну, гражданами которой они являются. И разве это удивительно? Их ежедневная жизнь, будущее их детей прямо зависят от порядка и процветания именно этой страны. Проблемы именно этой страны быстро становятся их проблемами. На огромном множестве примеров можно видеть, как приезжие стараются быть более образцовыми гражданами, чем большинство населения, показать себя большими патриотами – особенно там, где тема патриотизма получает особую актуальность. Эти люди вполне могут считать себя армянами, и никто не может отнять у них это право. Но они не члены армянской нации, поскольку нация – это в первую очередь «ясно выраженное желание продолжать общую жизнь», по точному определению Эрнеста Ренана. Именно полноценную жизнь, а не малый диаспорный довесок к повседневной жизни. Какие перспективы на будущее у «армяносохранения» в таких рамках? Это напоминает бонсай – карликовые растения, которые не имеют достаточного места для развития корневой системы и в состоянии выживать только в комнатном тепле.

Между диаспорами в разных странах, между потомками беженцев после геноцида и эмигрантами уже из независимой Армении есть большая разница. Диаспора различается по степени ассимилированности, организованности, компактности. Но все эти различия глубоко вторичны по сравнению с тем общим, что я отметил и что отнимает у диаспоры всякие перспективы, если только какие-то катаклизмы полностью не изменят действующие сегодня тенденции.

Еще одна общая черта – мы уже нигде не можем говорить об армянских общинах. Использование этого слова правомерно там, где армяне проживают вместе, имея под боком свои школы, клубы, церкви, кладбища, кафе и магазины. Такие чисто армянские поселения и районы были в свое время и в Речи Посполитой, и в Трансильвании, и в Смирне, и во Львове, после геноцида появились во Франции, Ливане, Сирии, США. Но где-то они полностью исчезли, где-то население стало смешанным, где-то, как в ливанском Анджаре, все меньше остается молодежи. Это тоже играет существенную роль – в современном мире большие районы с этнической доминантой возможны в случаях крупных диаспорных меньшинств – китайские кварталы, мусульмане в Европе, мексиканцы в США.

Конечно, судьбы у людей бывают самые необыкновенные, и отдельные люди составляют исключение из общего правила. Им удается жить одной ногой в диаспоре и одной в Армении, быть сопричастным к жизни страны, но это лишь отдельные исключения. Есть организации, помогающие репатриантам – их деятельность можно только приветствовать, но она немного напоминает попытки наполнить из чайной чашки большую бочку с дырявым дном.

– А что Вы можете сказать об общественных организациях Спюрка – диаспоры?

– О сегодняшних организациях Спюрка мало что можно сказать позитивного. Долгое время армяне группировались вокруг Церкви и партийных организаций трех традиционных армянских партий. В некоторых странах это продолжается по инерции и сейчас, но содержания в этом становится все меньше и меньше.

«Старый» Спюрк в общем и целом имел на повестке дня два вопроса, которые с грехом пополам пытается унаследовать новый Спюрк, на порядок менее сплоченный и организованный. Кроме упомянутого противостояния ассимиляции, еще и выдвижение требований по признанию геноцида и армянскому вопросу. Эта тема тоже выхолащивается, о ней мы поговорим отдельно.

Внести перелом в положение диаспоры могли независимость Армении и военная победа в Арцахе. Но армянские власти сделали все, чтобы этого не случилось, а Спюрк, как и население Армении, оказался политически беспомощным. Мало того, контакты Спюрка с Арменией приносили все это время больше вреда, чем пользы. Спюрк проводил свои благотворительные программы и проекты через власти Армении, прекрасно зная о степени их коррумпированности, прекрасно зная, что через присвоенные финансовые средства «правящий класс» в Армении получает новые возможности для своих разрушительных действий. Прекрасно зная, что разного рода полезные и красивые вещи, которые появляются в результате благотворительности, в лучшем случае играют роль болеутоляющих для тяжело больного организма, которые фактически оттягивают срочно необходимое самолечение.

Уберем весь негатив благотворительности в сторону и оставим только положительные моменты. Предположим, что выделяется на порядок больше средств, чем теперь. Может ли это что-то принципиально изменить в стране? Диаспоряне могут часто ездить в Армению, помогать своим оставшимся в стране близким, спонсировать какие-то проекты – культурные, образовательные, туристические. Могут создавать коммерческие компании. Но это помощь иностранцев, пусть даже они имеют армянское происхождение. Такая помощь по определению не может быть системной, иметь системное значение. Если же она приобретает сравнительно большое значение (пресловутая роль трансферов – по сути, игла, на которую подсаживают общество), это только подтверждает развал внутренних механизмов на «исторической родине». Способствовать восстановлению этих механизмов участие иностранцев не может. Неработоспособная система может быть запущена только изнутри…

Только позитивно можно оценивать контакты между диаспорами, особенно между армянской молодежью из разных стран. Но при всей доброжелательности, при всей искренней увлеченности Арменией и даже армянской культурой, все это больше напоминает хобби в свободное от работы и учебы время, которое только в редких случаях перерастает в нечто большее.

– Очень много мыслей и разговоров о национальной идее. Насколько это реально?

– Можно искать «национальную» или какую-то иную идею, способную объединить всех армян. Но на свете есть только одна национальная идея, так же как у осетрины, по известному выражению Булгакова, есть только одна, «первая свежесть», а «второй» не бывает. Национальная идея для любого народа – построение суверенного и эффективного национального государства, способного обеспечить защиту, благосостояние и развитие. Ничего другого никто не выдумает.

Одно время появились идеи о том, что армяне мира должны создать так называемое «сетевое сообщество» и развиваться как сетевая структура. При переводе на нормальный язык это означало бы создание этнокорпорации «шустрых ребят», которые бы расселились по разным странам мира, заключая совместные бизнес-проекты, оказывая друг другу разного рода большие и малые услуги, и так бы способствовали «общеармянскому» процветанию. Ну и конечно, уделяли бы время и деньги внедрению каких-то мировых достижений на земле предков. Творцы этой идеи глубоко заблуждались, считая, что успех нации равен арифметической сумме успешности ее отдельных членов. Кроме того, они забыли такую «мелочь», как политика. Кто будет обеспечивать при такой модели безопасность границ Армении? Те, кому ума не хватило пролезть в этнокорпорацию? Или чужая армия? Кто будет прикрывать само «сетевое сообщество», чья спецслужба? И чем она потребует рассчитываться за эту услугу? Когда слышишь и читаешь об идеях вроде «сетевого армянства», вспоминаешь точное выражение Ленина из его письма Степану Шаумяну: «армянский курятник». Наивность и ограниченность на грани глупости.

Есть, конечно, и другие идеи – например создать общеармянскую диаспорную организацию, которая станет политическим субъектом, представляющим права всего Спюрка. И попытки уже были – Всемирный конгресс, парламент и правительство Западной Армении. Попытки настолько жалкие, что о них вряд ли стоило бы говорить, если бы не один полезный вывод. Мировое армянство настолько не созрело для каких-то форм политического объединения, что в любом месте света и с участием любых деятелей это ничего, кроме вреда, не принесет. По той простой причине, что всякий «общеармянский орган» мгновенно окажется дешевой игрушкой в руках неармянских закулисных сил.

– С какими задачами и проблемами армянский народ подошел к 100-летию геноцида и какое значение Вы придаете признанию геноцида иностранным государством?

– Для начала надо ответить себе на вопрос, какую «борьбу» армяне ведут по вопросу геноцида. Это политическая борьба или гуманитарная? Политическая борьба – это борьба надындивидуального «политического субъекта» за власть и разного рода ресурсы. На знамени такой борьбы всегда вывешаны какие-то ценности. Ни одна сила в истории никогда не провозглашала своей целью Зло, все они уверяли, что Зло воплощает собой противник. Но суть политической борьбы отнюдь не в знаменах, а в реальных интересах.

Гуманитарная борьба – от начала до конца – за общечеловеческие ценности, за то, чтобы все жили дружно и любили друг друга. Это борьба за сохранение и почитание памяти о прошлом, против войны и жестокости, за охрану природы, против жестокого отношения к животным и проч. В рамках такой борьбы часто требуют осуждения и наказания виновных, которое должно послужить уроком для человечества, предотвратить новые попытки повторения зла и жестокости где-то кем-то на земном шаре.

Армяне не способны пока создать субъект борьбы по вопросу геноцида – в такой роли может выступать государство, партия, Всемирный конгресс или курултай армян, правительство или парламент Западной Армении «в изгнании». Но пока ни один из вариантов не прошел.

Мы не в состоянии даже к столетию определить цели этой борьбы. От кого мы требуем – от Турции, от сильных мира сего, от мирового сообщества? Чего требуем – почитания памяти, финансовых компенсаций, территориальных уступок или все сразу?

И само собой, мы не в состоянии определить характер этой борьбы.

Какая она? Прежде всего политическая, гуманитарная или, может быть, сугубо юридическая?

И это не случайно. В этом есть, с одной стороны, дефицит коллективного ума, с другой – практичная маленькая хитрость. Мы ведь нередко и в частной жизни можем наблюдать, как определенность бывает невыгодна человеку. Самый простой пример – иногда начальнику невыгодно иметь точный перечень служебных обязанностей подчиненных. Иногда это невыгодно самим подчиненным. Бывает, мужчина не хочет вступать брак, но одновременно не хочет разрывать отношений с женщиной. И так далее – примеров можно привести множество. Нам невыгодно точное определение субъекта, целей и характера борьбы, потому что это обнажит ее чисто ритуальный характер. Она нужна именно как ритуал – ведь формально бесполезные ритуалы на самом деле играют в жизни людей немалую роль. И вовсе не только религиозные. Например, ритуал сбора большой семьи на праздник, когда раз в год съезжаются все ее члены.

Связанные с геноцидом ритуалы поддерживают в диаспорянах убежденность, что они в своих организациях наряду с тусовками и околотусовочными делами занимаются чем-то важным и серьезным. Тема Армении для этого не так хорошо подходит, поскольку Армения требует реальных и далеко не всегда эффективных затрат энергии, финансов, времени, нервов. Кроме того, на заднем плане всегда витает вопрос: не правильнее ли будет так сильно любить и болеть за Армению изнутри, а не извне?

С темой геноцида всех этих сложностей нет. Наоборот, тема геноцида непосредственно связана с интересами диаспорного сообщества в данной стране. Признание иностранным государством геноцида имеет нулевое политическое значение. Все признавшие государства сохраняют хорошие (некоторые исключительно хорошие) отношения с Турцией, которая не только отказывается признавать свою ответственность, но и ведет крайне антиармянскую политику. Но для армянского сообщества в данной стране признание геноцида позволяет достичь более или менее почетного статуса, когда многие вопросы с центральными и местными властями легче решать – от строительства церкви до проведения выставки, проще работать с разного рода фондами и программами, для которых слово «геноцид» имеет большой вес.

В любом случае тенденция все большей деполитизации вопроса и превращения его в гуманитарный совершенно очевидна. Редко какое государство будет терпеть систематическое и шумное предъявление политических требований к дружественному государству со своей территории – тем более какую-то практическую деятельность или подготовку к ней. Но пока еще армянским диаспорным организациям удается сохранять неопределенность и двусмысленность по теме геноцида.

И все-таки столетие геноцида дает повод задуматься о том, к чему пришла борьба за признание. В тот год, когда она должна, по идее, достичь своего пика и преодолеть какой-то важный рубеж, именно Турция выступает с серьезной и политически грамотной антиармянской инициативой – объявить 24 апреля днем турецкой военной славы в память битвы при Галлиполи, когда союзные войска так и не смогли приблизиться к столице империи, пригласить на это празднование деятелей из других стран. Вот пример политики, где существует ясный субъект (турецкое государство), ясные цели и задачи (похоронить тему геноцида) и ясное представление о методах (методы политической борьбы)…

– И все-таки у Вас есть свой подход, Ваша версия решения столь важного для всех армян вопроса?

– Мои ответы напоминают то, что в советское время называли «очернением действительности». Но это отнюдь не пессимизм. Оптимизм в том, что ничего фатального нет – серьезные перемены могут начаться в любой момент.

Критикующего человека часто хотят «срезать» вопросом на засыпку: «А что конкретно вы предлагаете?» Ничего я не предлагаю сверх давно, уже больше двухсот лет известного рецепта – построение национального государства. Государства, где конституционный тезис о народе как верховном суверене – не пустые слова. Для этого должен произойти «алхимический» процесс превращения среднего обывателя в члена нации. Никакими популярными лекциями или рекламными роликами этого не добиться. Достоевский писал, что человек – это поле битвы между Богом и дьяволом. Вот и здесь примерно то же самое. Много факторов действует на стороне Бога, много – на стороне дьявола. Проблема в том, что на второй чаше весов – так близкий сердцу людей путь наименьшего сопротивления.

Напомню еще раз известные слова Ренана, сказанные в сорбоннской лекции 1883 года: «Великое собрание людей со здравым смыслом и пылающим сердцем создает моральное сознание, называемое нацией. Поскольку это моральное сознание доказывает свою силу жертвами, которые требуют отречения индивидуума на пользу общества, оно законно, имеет право на существование… Нация предполагает прошедшее, но в настоящем она резюмируется вполне осязаемым фактом: это ясно выраженное желание продолжать общую жизнь».

Видим мы сегодня здравый смысл и пылающие сердца? Видим солидарность, готовность к жертвам, ясно выраженное желание продолжать общую жизнь?

Даже если нет, вполне можем увидеть завтра.

Беседу вел Григорий Анисонян